Испытание славой

— Дадите мне Бернарда? — попросила девушка, — с ним и его десятью преданными парнями я чувствую себя в безопасности.

— Конечно, — тут же согласился я, — только мы выделим тебе лучше две сотни, на всякий случай. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось в дороге.

— Мой заботливый рыцарь, — она поцеловала меня в нос, — я так счастлива быть рядом с вами.

— К тому же, со мной остаётся Камилла, — решил пошутить я и тут же пожалел об этом, поскольку целовать меня перестали, а начали щипать.

— Предатель! Изменщик! — возмущались с другой стороны кровати.

— И Амара, которая всё ещё девственница, — хихикал я, раззадоривая её ещё сильнее.

— Но я всё равно вас люблю, — меня перестали щипать и обняли, — почти так же, как себя.

Я рассмеялся было, но затем понял, что она сказала это искренне и это был повод задуматься, что это за психологические травмы были там такие в детстве, которые превратили Паулу в то, что я сейчас видел перед собой. Разбираться в этом совершенно не хотелось, так что я лишь обнял её в ответ и пожелал спокойной ночи.

Глава 28

Шагая между сотен трудящихся людей, Джованни Медичи тихо переговаривался с мастером, который был тут с самого начала.

— Говоришь Аристотель он глубоко понимает в горном деле? — задумчиво переспросил банкир.

— Да синьор, — кивнул сорокалетний инженер, — сначала мы все относились весьма скептически к графу, но когда он с лёгкостью говорит то, что мы знаем и даже то, что нам стало впервые известно от него, мы стали понимать, что вообще могли бы и не приезжать. Его сиятельство сам не осознают, насколько много он знает, зато тем, кто посвятил этому всю свою жизнь, и узнаёт от простого аристократа вещи, которые до этого не знал, остаётся только развести руки и признаться в собственной некомпетентности.

— Но правда тут есть во всём этом один странный момент, который нас всех смущает. Его знания, побольшей части почерпнуты не из практики, а так, словно ему самому об этом рассказали или обучили. Поскольку порой он в одном предложении может изумить нас глубиной своих знаний и тут же расписаться в том, что он полный профан. Как это в нём совмещается, мы не понимаем.

— Как раз здесь, Аристотель нет ничего странного, — Джованни Медичи спокойно кивнул, — Иньиго самый начитанный человек из всех, кого я знаю. С трудом представляю сколько книг он прочитал сейчас и сколько ещё прочитает в будущем.

— Да, нам тоже об этом известно, синьор Джованни, — кивнул мастер, — но всё равно его слушать бывает для нас очень удивительно. За эти месяцы, что мы с ним, мы даже договорились с другими мастерами задавать ему иногда вопросы, ответов на которые ни у кого из нас не было. Сказать вам результат?

— Думаю я догадаюсь сам, Аристотель, — улыбнулся Джованни Медичи, — он вам дал ответы на все из них.

— Совершенно верно, синьор Джованни, — инженер тяжело вздохнул, — и это перевернуло у многих всё, чем мы занимались всю жизнь. Трудно это признавать, но граф самый необыкновенный человек, с которым я встречался за всё время, что живу на этом свете.

— Для нас главное, что он может улучшить выход продукта, — заметил Джованни Медичи, — ты уверен? Он сможет это сделать?

— Без малейших сомнений, синьор Джованни, — без колебаний кивнул мастер, — он в первый месяц много времени проводил вокруг шахт, у ванн, много у нас что спрашивал и интересовался, но потом, словно потерял весь интерес. Последнее время он даже не появляется на производстве.

— Потерял интерес, или понял всё, что хотел? — вздохнул Медичи.

— Думаю, ближе второе, синьор Джованни, — признался мастер, — поскольку несколько облегчений процесса он всё же сделал, видя, как сильно устают люди. Вы сами видели, что теперь мы вместо ручного труда по разбиванию камней, используем «мельницу».

— Да, я видел огромные жернова, которыми перетирают камни, — кивнул Джованни, который сам удивился, как четвёрку недешёвых лошадей используют только на то, чтобы они ходили по бесконечному кругу и приводили в действие привод. Который раскручивал два огромных круглых жернова, похожие на те. что используют мельники для помола муки, но крутящихся в разные стороны и перетирающих камни, которые сыпали в отверстие посередине.

— Он сам нарисовал чертёж, сам нашёл камнетёсов и сам проследил за тем, как и что будет сделано, синьор Джованни, — подтвердил инженер слова Медичи, — он явно хорошо знал, что делал и для чего.

— Поедешь с нами в Остию, проследишь и зарисуешь всё, что он там улучшит, — приказал Джованни Медичи, — нам пригодятся эти знания, если наши отношения с ним вдруг ухудшатся. В нашем непостоянном мире ни в чём нельзя быть уверенным.

— Слушаюсь, синьор Джованни, — склонил голову мастер, — мне и самому интересно, что можно улучшить в столетиях, проверенном процессе.

— Остальным ничего не говори, нам не нужны лишние уши, — приказал Медичи и инженер понимающе склонил голову.

* * *

20 декабря 1458 A . D ., Рим, Папская область

На идущую красивую девушку, которую сопровождали хмурые вооружённые швейцарцы, обращали внимание все до единого. Молодые парни изумлённо раскрывали глаза, поскольку такую красавицу они видели в магистрате впервые, более взрослые удивлялись, почему рядом с юной девушкой вооружённая охрана, а не служанки, как это положено для незамужней девушки. То, что она не замужем, было видно по её весьма свободной одежде и головному убору, явно пошитом по флорентийской моде с добавлением жемчужных нитей. Да и само платье, было пошито явно не в Риме, поскольку обилие золотых нитей и драгоценных камней выдавало в девушке весьма обеспеченную особу, так что некоторые посматривая на неё, думали, сколько же приданного могут дать родители жениху, за такую завидную невесту. Явно не одну тысячу флоринов.

— Граф весьма неплохо устроился, — Паула, не обращая внимания на сотни взглядов, тихо переговаривалась с Бернардом, который шёл рядом, — с учётом того, что официально сеньор Иньиго давно не префект.

— Как вы сами видели сеньорита Паула, в Риме порядок, — заметил справедливо швейцарец, — да, много людей со сломанными руками, но видимо именно поэтому на улицах больше не лязгают оружием, как это было обычно.

— Сейчас у него и узнаем, — девушка очень серьёзно отнеслась к первому серьёзному поручению, которое ей доверил сеньор Иньиго, а Бернард и охрана только придавали ей внутренней уверенности в том, что она обязательно справится с таким доверием, какое он высказал ей.

Оставив остальную охрану снаружи кабинета, куда её привели, внутрь Паула вошла только с Бернардом, увидев, что граф и правда работает, пишет письмо, а ещё несколько таких же, неотправленных лежат у него на столе рядом с ним.

Услышав, что к нему зашли, граф Латаса перестал писать, и поднял взгляд.

— Сеньорита Паула? — удивился он, увидев девушку, одну, без её покровителя.

— Ваше сиятельство, — Паула благовоспитанно сделала книксен, — доброе утро.

— Доброе, а где Иньиго? — сразу поинтересовался граф.