Испытание. По зову сердца

— Так же, как и вы.

— Раненый?

— Контуженый, — соврал Стропилкин.

— Контуженый? Плохо. Проклятая контузия... Эх, если бы я не был контужен... — Филипп хотел еще что-то сказать, но удержался. — Покурить не найдется?

— Есть! — Стропилкин обрадовался, что разговор сразу завязался так непринужденно, торопливо достал портсигар и зажег спичку, пряча огонь в кулаке. — А вы откуда?.. Какой части, товарищ?

Трошин, чуть слышно, заикаясь, ответил:

— Вас, товарищ, я не знаю... Вот настанет утро, поглядим друг на друга и поговорим... А сейчас — спать!.. У меня все тело ломит и голова трещит.

Стропилкин поежился, покряхтел, для видимости немного постонал, потом снова зажег спичку и, сочтя полок более удобным для себя местом, расстелил там солому и улегся.

«Устраивается как дома», — с неприязнью подумал Филипп.

Трошин не мог спать, он все время строил планы побега. Первый план был совсем наивен: постучаться в дверь и, когда часовой ее откроет, ударить его и броситься в ночную тьму. Но от этого пришлось сразу же отказаться: часовой один открывать не будет, вызовет разводящего. Потом в голову пришла другая мысль: выкрасть у Стропилкина спички, поджечь баню и, воспользовавшись суматохой, бежать. Но и это не годилось: во время пожара неминуемо выставят оцепление...

Теперь у него созрел новый план. Вокруг него деревянный пол, но, может быть, там, под полком, где спит этот прибывший, земля?..

Пересиливая боль в теле и головокружение, Филипп перевернулся на живот и, как мог далеко, вытянул руку... Земля!.. Так и есть. Что, если подкопать?.. Но чем?.. Он приподнялся и пополз на четвереньках, ощупывая все вокруг руками и надеясь найти хоть что-нибудь подходящее... Так он обшарил почти всю баню, но ничего не нашел. «Копать руками? — подумал Трошин. — Нет, невозможно...» Он сел, прислонясь спиной к каменке, и задумался.

Опираясь на каменку, Филипп стал подниматься, но камень над топкой вдруг зашатался. Филипп вздрогнул, ему показалось, что часовой услышал шорох. Но за дверью было тихо, только где-то далеко похрустывали по снегу шаги, они то удалялись от двери и замирали вдали, то начинали приближаться. Филипп опустился около топки на колени и стал засовывать злополучный камень на прежнее место, он нащупал там железную перекладину. «Железо?..» — обрадовался он и, словно опасаясь потерять, схватился за железину обеими руками. Потом, найдя способ, как бесшумно высвободить ее, стал потихоньку снимать лежавшие поверх нее камни и осторожно клал их в топку. Сердце стучало. Кровь шумно билась в висках.

Но вот громко заскрипели, приближаясь, чьи-то шаги, и вдалеке раздался звонкий окрик часового «Хальт!». Филипп торопливо пополз обратно к тому месту, где лежал. Громыхнул засов, распахнулась дверь, электрический луч пробежал по Филиппу, потом по Стропилкину. После этого дверь снова закрылась, засов лязгнул по скобе.

— Что такое?.. — забеспокоился Стропилкин. — Товарищ Иванов, ты спишь?

— А? Кто там? — отозвался Трошин и для виду застонал.

— Зачем приходили?

— Разве приходили?.. Должно, смена.

— Ах смена! — Стропилкин успокоился и повернулся на другой бок. — Черт возьми, как холодно! — И, натянув на себя шинель, пробурчал: — Наверно, уже полночь...

Когда наконец все стихло, Филипп опять подполз к каменке, осторожно вытащил освободившуюся от груза камней железку и пополз под полок. Он нащупал там канавку, служившую для стока воды. «Надо копать тут!» — решил он и стал осторожно рыть землю, выбирая ее руками и откладывая подальше от себя. Страшным усилием воли он боролся с налетавшими на него приступами головокружения. Полежит немного на земле, передохнет и копает дальше...

Чем глубже Филипп рыл, тем сильнее сопротивлялась уже успевшая подмерзнуть земля. Страх охватывал его, когда железо звякало о случайный камешек... Он замирал на месте и ждал... Наверху монотонно храпел Стропилкин. Снаружи стучал каблуками прыгавший, чтобы согреться на морозе, часовой.

Прошло, наверное, уже много времени... Вдруг железка, слегка цокнув, провалилась вниз. Филипп опустил руку и осторожно вынул ее из дыры. Оттуда потянуло свежим, морозным воздухом.

Боясь упустить время, Филипп заработал быстрее. Он уже не думал ни об опасности, ни о том, что может проснуться Стропилкин. Казалось, даже боль стала слабее от одной мысли о том, что ему, может быть, удастся вырваться на волю.

Вновь заскрипели шаги, послышался окрик часового, лязгнула открывшаяся и снова захлопнувшаяся дверь. Филиппу пришлось в одно мгновение завалить дыру землей, броситься на солому и закрыться лохмотьями...

Прошла и эта смена... А там наверху все так же беззаботно сопел Стропилкин. И Филипп снова пополз под полок и вновь стал упорно ковырять смерзшуюся землю. Пальцы коченели от холодного железа, сидевшие в спине осколки мучительно резали, но Филипп копал и копал, пока дыра не стала в ширину его груди.

Филипп на мгновение задумался: как ему быть со Стропилкиным? То, что Стропилкин так безмятежно спит, не боится, не беспокоится за свою судьбу, внушало Филиппу подозрение. «А может быть, он просто напугался войны и думает, что в плену ему удастся спасти свою шкуру?.. — рассуждал Филипп. — Не порешить ли его этой железякой, и дело с концом?.. Нет, вдруг поднимется крик, возня, и тогда все пропало... Что же делать? Что же делать?.. Все-таки предложу ему бежать! Не может же он от этого отказаться!..» И Филипп выбрался из-под полка и затормошил Стропилкина.

— Бежим, товарищ?.. — зашептал он ему на ухо.

— Что такое?.. Как — бежим? — прохрипел спросонья Стропилкин.

— Тише ты!.. — Филипп рукою зажал ему рот. — К своим, конечно.

— А где наши?

— Недалеко... Побежим прямиком в сторону Москвы.

— Чудак ты человек!.. — зевнул Стропилкин. — Сейчас фашисты, наверно, уже в Москве.

— В Москве?.. — Филиппа затрясло от этих слов, и он крепко сжал в руке железку. — Нет, не может этого быть!.. Не верю!.. Бежим скорее.

— Не сходи с ума!.. Это верная смерть!

— А ты смерти боишься? Шкура!.. — прохрипел Филипп.

— Ты что?! — испугался Стропилкин. — Смотри, я крикну часового!..

Но Филипп уже понял, что сделал ложный шаг, и сдержал себя.

— А пожалуй, ты прав... — сказал он миролюбивым тоном. — Зачем нам бежать?

— Вот именно! — проговорил Стропилкин и спустился с полка. — Ты пойми, ведь Москву все равно отдадут... Так ведь и в Отечественную войну тысяча восемьсот двенадцатого года было. Даже такой полководец, как Кутузов, не смог ее удержать!