Испытание. По зову сердца

Но Филиппа историческая аналогия не убедила. Он размахнулся и ударил Стропилкина железкой. Тот взревел. Филипп бросился под полок, просунулся в дыру, головой пробил лежавший снаружи снег, и перед ним открылось звездное небо.

Из бани глухо доносились крики Стропилкина. Захрустел снег под торопливыми шагами спешившего к бане часового. Громыхнула дверь. Прозвучал выстрел, часовой крикнул: «Шнеллер хербай!..»

Филипп осмотрелся и бросился к черной полосе кустов в противоположную от бегущих к бане солдат сторону. Добежал и скатился в заросшую кустарником балку. При этом силы едва не покинули его... Потом он поднялся и пошел. Несколько раз падал лицом в свежий, морозный снег. Но опять поднимался и, шатаясь, шел в том направлении, где небо полыхало заревом. А позади, в селении, от которого он удалялся, гулко стрекотали автоматы, стучал пулемет, взлетали ракеты, освещая покрытую кустарником шершавую глубь оврага и темную лесную даль.

Слезы радости потекли по лицу Филиппа, когда он наконец добрался до леса. Опершись о забеленное морозом дерево, он перевел дух, обтер потное лицо и тут же подумал: «А что же дальше? Куда податься?.. Впереди непроглядная тьма!..» И Филиппу показалось, что пришел его конец. Но он все-таки пошел вперед, в эту непроглядную тьму леса, за которым слышались глухие раскаты боя. Впереди что-то хрустнуло. Филипп тревожно вслушался и остановился, вцепившись в молодое деревцо, чтобы не упасть, но кругом было тихо. «Показалось!» — подумал он и двинулся дальше, не выпуская из рук железку.

Но вот опять в той стороне, куда он шел, захрустели ветки. «Кто же это?.. Зверь или человек?.. — Филипп снова замер на месте. — А вдруг фашисты? Тогда смерти не миновать... Эх, была не была!..» — решил он и резко подался влево.

— Стой! — громко сказал кто-то.

Филипп остановился. В его больной голове стучало и гудело. Тело как будто обдало огнем.

— Кто там? — хрипло спросил он, подняв железку и держа ее наготове.

— Свои! — отозвались из темноты.

— Подходи один! — стараясь сдержать дрожь в голосе, потребовал Филипп и на всякий случай встал за дерево...

— А ты оружие брось!

— У меня оружия нет.

— Кто ты такой? — спросил подошедший почти к самому дереву неизвестный человек.

— Красноармеец я, бегу из плена... А вы кто будете?

— Местные. Советские люди...

Филипп вышел из-за дерева, бросил железку и, зарыдав от радости, прижался к этому человеку, ощущая на своем лице его заиндевевшую бороду.

— Ну полно, браток, полно... Идем, отведу тебя к нашим. — Обхватив его за плечи, старик похлопал Филиппа по спине. — Да ты, браток, никак без одежонки, в одной гимнастерке?.. — Он быстро снял с себя полушубок и накинул его на плечи Филиппу. — Ну идем скорей!

У Филиппа перед глазами появились зеленые круги, он прошептал:

— Не могу... — и потерял сознание.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

В удобном особняке вдали от боев командующий группировкой гитлеровских войск, наступавших на Апрелевку, после утреннего кофе принимал своего начальника штаба. Он читал подготовленное тем донесение высшему командованию.

— А вы уверены, что завтра мы будем в Москве? — спросил командующий у начальника штаба.

— Уверен! — начальник штаба вздернул голову вверх. — Сегодня мы возьмем Апрелевку. Еще одно небольшое усилие — и мы в Москве!

Однако командующего тревожило то, что, встретив перед Апрелевкой сильный огонь противотанковой артиллерии, танки застопорились.

— В донесениях, генерал, нужно быть осторожным, — сказал он. — Яхрома и Тула нас многому научили! Подождем и лучше порадуем фюрера завтра. — И он решительно вычеркнул фразу: «Завтра будем в Москве». А перед словами: «Сегодня ввожу в прорыв еще танковую и пехотную дивизии, наношу удар на Москву вдоль Брянского шоссе и окружаю 5-ю и 33-ю армии большевиков» — на всякий случай дописал: «Перед Апрелевкой мы встретили сопротивление танков и пехоты...» Потом вопросительно посмотрел на начальника штаба. — Я думаю, лучше добавить: «отходящих войск красных». Как вы думаете?

Начальник штаба одобрительно кивнул головой, и командующий сам вписал эти слова.

— Ничего! — сказал он, подписывая донесение. — Я уверен, за Москву мы ведем последний бой. — Прищурившись, он посмотрел вдаль. — Надо внимательно следить за выдвижением дивизий!

Когда дверь за начальником штаба закрылась и в кабинете наступила полная тишина, командующий сел в кресло-качалку и прикрыл усталыми веками глаза. Ему представилось, что он уже в Кремле и с дворцового балкона смотрит на Москву. «В Москву нужно въехать торжественно... — мечтал он. — Предварительно остановиться на окраине, а уже оттуда — прямо в Кремль... Недурно было бы найти русских звонарей, чтобы они при входе наших войск в столицу ударили во все колокола». Его фантазия на этом не остановилась, и командующий вслед за этим представил себе бал в Кремле, разговор по прямому проводу с Гитлером, заключение мира. А там — триумфальное возвращение в Берлин.

Слушая веселое потрескивание дров в печке, ощущая приятное тепло огня, командующий в своих мыслях опередил действительные события, разнежился в своем глубоком кресле и забылся...

Однако мечты разлетелись как дым, когда память напомнила последнюю директиву Гитлера. Опасаясь повторения событий 1812 года, Гитлер требовал, чтобы войска только подошли к кольцу окружной дороги. Эту линию не должен был без приказа свыше перешагнуть ни один немецкий солдат. «Ни один немецкий солдат...» — горестно повторил командующий, и это вернуло его к действительности. С торжественным въездом в Москву нельзя было торопиться. Это огорчало командующего, но он подумал о том, что передовые части должны вот-вот подойти к окраине Москвы, а их не удержишь!.. И это снова вернуло ему хорошее расположение духа.

— Ну, чем порадуете, генерал? — спросил он, когда начальник штаба снова вошел к нему в кабинет.

— Плохие вести, — сказал начальник штаба и подал ему донесение. — Русские ударом на Головеньки с севера и с юга на Наро-Фоминск закрыли фронт.

— Что?.. — Командующий вскочил с кресла. — А наши войска?

— Остались там...

Командующий скрипнул зубами. На его побледневшем лице заметно синели губы.

— Этого не может быть!.. — крикнул он.

— Отрезали встречными ударами... Прежде чем доложить вам, генерал, я проверил дважды!..

— Откуда же у них, проклятых, такие силы? — Командующий скомкал карту и ударил ладонью по столу. — Нет у них сил!.. Нет!.. Нет!.. И быть не может!.. — Немного успокоившись, он сказал: — Прав фюрер, что требует снести Москву с лица земли, а ее проклятое большевистское отродье отправить по этому адскому морозу за Урал, в Сибирь!..

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сменив дивизию генерала Бегичева, дивизия полковника Железнова заняла фронт перед стыком двух гитлеровских пехотных дивизий. Армия генерала Говорова, в которую она входила, готовилась к контрнаступлению. Взаимодействуя с конным корпусом Л.М.Доватора, ей надо было нанести своим правым флангом удар на Терехово и Рузу. А затем повернуть на юго-запад и вместе с войсками армии генерала Ефремова, находившимися под Наро-Фоминском, окружить войска можайского плацдарма 4-й гитлеровской армии, уничтожить их и овладеть городом Гжатском.