История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
Шрифт:
Уютные и загроможденные помещения
Чем дальше в историю мы углубляемся, тем заметнее, что главным принципом организации внутреннего пространства буржуазных квартир было накопление. Они напоминали лавки древностей, в них смешивались все эпохи: ренессансная столовая соседствовала со спальней в стиле Людовика XVI, а бильярдная в марокканском стиле выходила на веранду, оформленную по–японски. Повсюду переизбыток тканей, ковров, шелка. Драпируется все, вплоть до ножек рояля. Это золотой век отделки всего галуном, позументом и тесьмой с шишечкой на конце. Французскому декору предстоит долгий процесс освобождения от подобного пристрастия.
Аделина Домар дала этому явлению следующее объяснение [222] . На протяжении всего XIX века буржуазия, в особенности парижская — а именно она задавала тон, — приходила в ужас при мысли о народных восстаниях, поэтому буржуазное жилище — sweet home, убежище: «Все пространство символически можно подразделить так: внутренний мир — семья — безопасность— с одной стороны,
222
La Bourgeoisie parisienne de 1815 a 1848.
Буквально теми же самыми словами в 1885 году Мопассан в «Милом друге» описывает квартиру журналиста Форестье: «Стены были обтянуты старинной бледно–лиловой материей, усеянной желтыми шелковыми цветочками величиною с муху. На дверях висели портьеры из серо–голубого солдатского сукна, на котором красным шелком были вышиты гвоздики. Расставленная как попало мебель разной формы и величины — шезлонги, огромные и совсем крошечные кресла, табуреты, пуфы — частью была обита шелковой материей в стиле Людовика XVI, частью — прекрасным утрехтским бархатом с гранатовыми разводами по желтоватому полю» [223] .
223
Перевод Н. Любимова.
Дурно пахнущие места
Буржуазная квартира, являясь вместилищем светской и семейной жизни, должна также обеспечивать функции переработки и выделения. Здесь готовят еду, поэтому надо куда–то выливать грязную воду, а также продукты жизнедеятельности человеческого организма. Казалось бы, здесь как ни в какой другой области нужна рационализация, однако этого не наблюдается. Мы видим здесь прямую связь с телом: известно, что порог чувствительности нового правящего класса по отношению ко всему «грязному» весьма низок [224] . Поэтому нет ничего удивительного в том, что в XIX веке архитекторы, одновременно представляя свой класс и в то же время находясь в зависимости от него, изгнали кухню из своего поля деятельности [225] . Кухни задвинуты в дальние углы квартир: здесь полно дыма, чада, тяжелых запахов; плита занимает почти все пространство, от нее исходит жар — сюда посетители заходят не часто. Лишь в конце XIX века врачи–гигиенисты, последователи Пастера, объявят кухню источником мух, заразы и палочки Коха.
224
Случай одного известного гигиениста, который гораздо лучше чувствовал себя в притоне, нежели в гостиной, и откровенно об этом говорил, — исключение, подтверждающее правило. Об этом сообщил Ален Корбен, представляя работу доктора Александра Паран–Дюшатле (Parent-Duchatelet А. La Prostitution a Paris au XIXe siecle. Paris: Ed. du Seuil, 1981). — Примеч. авт.
225
Книга Кардона посвящена исключительно парадным комнатам, он ничего не говорит о кухне. — Примеч. авт.
Столь же безразличное отношение наблюдалось и к уборным, заставленным кувшинами и тазами. В Париже вода начнет поступать на верхние этажи домов на правом берегу лишь в 1865 году, на левом — на десять лет позже. О местонахождении в квартире ванны — если она вообще была — думали мало, потому что ванной комнатой не пользовались ежедневно. Вода начнет высоко цениться лишь после научных открытий Пастера: мытье рук станет новой социальной обязанностью.
Больше всего презрение буржуазии к телесным потребностям наблюдалось в отношении к туалетам. Кое–какие модели гигиеничного туалета—с использованием воды — появились в XVIII веке, о чем свидетельствует знаменитый сборник гравюр Мариетта [226] . Такие туалеты вошли в употребление только в первой половине следующего века. Вера в то, что человеческие выделения представляют собой ценные удобрения, очень живуча, и парижские ассенизаторы продолжают по ночам выносить их на Монфокон [227] . Распространявшиеся оттуда зловонные испарения заражали воздух столицы. В отличие от Англии, где создание канализации было юридически закреплено в 1855 году, во Франции она представляла собой отвратительное месиво. На нее затрачивалось огромное количество воды, и сельское хозяйство несло значительные убытки.
226
L’Architecture francaise, recueil de plans, elevations, des maisons particulieres, chateaux, maisons de campagnes, batis nouvellement par les plus habiles architectes. Paris: Chez Jean Mariette, 1727.
227
Имеется в виду холм на северо–востоке Парижа, где в XIII веке была сооружена огромная виселица.
В Париже более или менее соблюдался императорский закон от 1809 года об обязательном наличии выгребной
ямы, но в провинции по–прежнему оставались в ходу средневековые традиции. В Лионе никого не удивляет спуск сточных вод в Рону; в Марселе из 32 653 домов, стоявших на учете в 1886 году, в 14 000 не было никакой системы эвакуации фекальных масс: на каждом этаже экскременты собирались в керамические емкости, откуда потом поступали в водостоки; в Бордо 12 000 плохо сконструированных выгребных ям отравляли грунтовые воды.В это время в Великобритании наблюдалось стремительное развитие канализации. Начинается золотой век водопроводного дела, и вскоре вся Европа пойдет по пути Англии. Парижский предприниматель Пупар переведет капитальный труд Сэмюела Стивенса Хеллера и отправит своего сына на стажировку к мастеру. Теоретики архитектуры отныне будут уделять этому вопросу большое внимание. Эмиль Трела, основатель Специальной архитектурной школы, заявит на заседании Общественного медицинского общества в 1882 году: «Экскременты следует удалять из домов немедленно, они должны выводиться по герметичной системе под мощным потоком воды».
Столь резкий поворот в отношении к экскрементам вызван прогрессом в агрономии: появившиеся в 1850–1880-х годах гуано из Перу, чилийские нитраты и, наконец, полный спектр минеральных удобрений, которые стали применяться в это время, завоевали симпатии крестьян. Кроме того, открытия Пастера сеют в общественном мнении страх перед микробами: «Его опыты привели к тому, что выгребные ямы стали рассматриваться как резервуары страшных вирусов, пугающих род человеческий». Автор этих строк, инженер Вазон [228] , безапелляционно обвиняет стационарные выгребные ямы и поет дифирамбы канализации, что позволяет — по крайней мере, в Париже–создать огромную канализационную сеть: во времена Второй империи Белграном было проложено 140 километров в 1852 году, к 1869-му сеть составляла 560 километров.
228
Principes techniques d’assainissement des villes et habitations suivis en Angleterre, France, Allemagne, Etats–Unis et presentes sous forme d’etudes sur l’assainissement de Paris: 1884.
Надо сказать, что процесс шел не без принуждения: закон от 1894 года по оздоровлению Парижа и Сены встречен собственниками домов враждебно [229] . Архитекторы долго еще будут размещать туалеты где попало, вплоть до выгородки в кухне, потому что не пристало думать о «таких вещах».
Кто живет на последнем этаже?
Остается поговорить о последнем этаже домов, где теперь живут слуги. При Старом порядке прислуга была частью семьи и жила при хозяевах. С начала XIX века слугам больше не разрешается спать там же, где и хозяева, во избежание «случайных связей». Слуги, находящиеся в самом низу социальной пирамиды, имеют право только на то, чтобы хотя бы немного восстанавливать силы перед очередным днем Сизифова труда.
229
Gerran R.–H. La batailee du tout–a–l’egout // L’Histoire. 1983. Fev. No. 53. P. 66–74.
Им приходится довольствоваться маленькими комнатушками на последних этажах богатых домов. На бульваре Сен–Дени с 1828 года сохранился один такой дом, в котором «комнаты прислуги» выходят в длинный коридор. Свет в эти четырехметровые комнатушки без отопления проникает через слуховые окна, водопроводный кран и «турецкий» туалет [230] — на лестничной площадке. Так в целом выглядели все помещения для прислуги.
По этому поводу высказывались многие авторитетные персоны. Одним из первых был Жюль Симон, на страницах книги «Работница» он раскритиковал новую систему канализации, назвав ее такой же ужасной, как в Венеции. Профессор Буардель из Медицинской академии вспоминал о туберкулезе, спускавшемся с последнего этажа. Жюйера–изобретатель санузлов в парижских домах–опубликовал брошюру, в которой указал, при каких условиях комната прислуги может считаться пригодной для жилья. В 1906 году на выставке, посвященной проблеме туберкулеза, демонстрировались фотографии комнаты прислуги в VII округе Парижа, в квартале Елисейских Полей, самом шикарном начиная со времен Луи–Филиппа, и рядом с ней — фотография камеры тюрьмы Френе, которая, в отличие от комнаты прислуги, была вполне пригодна для жилья [231] . В этом вопросе ничего не изменится вплоть до окончания II Мировой войны: хозяева домов привыкли спускаться и подниматься на лифте, но им в голову не приходит обеспечить такими же удобствами жильцов последних этажей своих домов.
230
То есть туалет без стульчака: в нем сидят на корточках.
231
Martin–Fugier A. La Place des bonnes: la domesticite feminine a Paris en 1900. Paris: Grasset, 1979.
Буржуазные дома, окна которых выходят на оживленные улицы, — Париж и другие большие города продолжают застраиваться на протяжении всего XIX века, — несмотря на трехсотметровые квартиры, всего лишь фальшивый фасад, скрывающий темные дурно пахнущие дворы. В период между двумя мировыми войнами перед международной архитектурной общественностью — не забудем, впрочем, о смелых попытках Франсиса Журдена [232] в 1910-х годах–встанет задача изменить положение и создать более успешные конструктивные проекты.
232
Франсис Журден (1876–1958) — французский художник, архитектор, дизайнер.