История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

«Индейцы умирают до срока»

Средства массовой информации, не только радио и телевидение, но и католическая и протестантская пресса, вновь столкнули христианское сознание с двумя образами церкви; инквизицией и либерализацией. Убийство монсеньора Ромеро во время мессы—событие, коснувшееся не только сальвадорцев*. Французский католик—наедине со своей верой—тоже должен выбирать между иерархией (церковной или светской) и маргиналами: бедными («новыми» или нет), иммигрантами, безработными и пр., или, точнее говоря, он осознает противостояние между двумя тенденциями: консервативной и другой, открытой миру и поиску справедливости. Синод 1971 года, хотя он и состоял исключительно из епископов, признал, что «битва за справедливость» является составной частью Евангелия. Беспокоясь о спасении своей души, которому он придает расширенный смысл, французский католик читает — или перечитывает — эти страшные слова из послания святого апостола Иакова: «А вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни. Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания. Вы осудили, убили праведника; он не противился вам» (Иак. 5: i-б). Сегодняшние богачи неправедно разбогатели, возможно, по собственной вине, но главным образом потому, что являются составной частью системы, которая ставит их в наиболее выгодное положение и которую как раз нужно обвинять. Когда прогрессивные теологи заявляют, что «без единения с бедными нет истинно христианской жизни», они лишь напоминают о послании святого Иакова. В 1542 году в «Кратком сообщении об уничтожении индейцев» доминиканец Бартоломе де Лас Касас просто и с тревогой написал: «Индейцы умирают до срока». Разоблачив

* Архиепископ Сан-Сальвадора Оскар Ромеро был убит в 1980 году, предположительно по приказу ультраправого политика Роберто д’Обюс-сона.—Примеч. ред.

зверства испанцев в отношении коренного населения Америки, он, как известно, был отозван обратно в Испанию. Мы видим, что в истории церкви есть некое постоянство.

Теология освобождения

Прогрессивная теология выходит за рамки латиноамериканского мира, хотя происходит именно оттуда. Это «размышления о Боге, поиск языка, на котором можно говорить о Божьей любви с обездоленными христианами этого континента. Понятие „освобождение“—комплексное, оно касается социального порядка, политического уклада, человеческих отношений; речь идет о полном освобождении личности, а не только о смене структур. Освобождении от греха, если угодно употреблять библейские термины, потому что грех есть не что иное, как разрыв любви с Богом, с будущим»,—декларирует перуанский священник Густаво Гутьеррес¹*. Вспоминая о том, что самые обездоленные, «неличности», подчиняются идее теодицеи, он добавляет: «Мы должны задать себе вопрос: как дать понять тому, кто чувствует себя ничтожеством, кто страдает, что Бог есть любовь? Как воспевать Мессию, когда эта песнь застревает в горле, ее душит боль народа?»

7 сентября 1984 года на Конгрегации в защиту доктрины веры в Риме выступил францисканец Леонардо Бофф, профессор теологии из университета Персеполиса (Бразилия), автор книги «Церковь, харизма и власть», в которой он писал: «Теолог-католик ездит в Рим, как чехи и словаки — в Москву, на консультации с советским Политбюро». Он утверждал, что «священная власть была предметом процесса экспроприации средств религиозного производства со стороны духовенства в ущерб простым христианам» и что «догма действительна лишь в определенный период и при определенных обстоятельствах». С большими оговорками Конгрегация провозгласила возможность «аутентичной теологии освобождения», в случае если речь идет «об освобождении от греха, а не о социально-политическом освобождении». Подчеркива. лось, что в работах отца Леонардо Боффа содержится «большо_е количество опасностей для веры, возможностей ее извращ_е. ния», и приводились следующие его слова: «Церковь говорит, что надо бороться за права бедняков, но не говорит, что она на их стороне. Это позиция соучастия, а не освобождения»¹⁴. По его мнению, церковь защищает не столько божественную власть, сколько историческую форму, в которой она существу, ет. В июне 1985 года Конгрегация запретила отцу Боффу высту. пать с проповедями, за чем моментально последовало письмо, подписанное десятью бразильскими священниками, где говорилось: «Мы должны публично выразить свое несогласие с наказанием, наложенным на отца Леонардо Боффа. Сами по себе мера и способ наказания представляются нам немилосердными, мы видим в них наступление на права человека и на свободу исследований теологов, что противоречит христианскому человеколюбию, препятствует развитию нашей церкви и вредит общей ответственности нашей епископской конференции».

Когда писались эти строки (декабрь 1985 года), кардинал Рат-цингер* за четыре дня до обсуждения и вынесения решения по поводу Леонардо Боффа выразил официальную позицию церкви. Работа называлась «О некоторых аспектах теологии освобождения», в ней говорилось: «Некоторые испытывают искушение в первую очередь заботиться о хлебе насущном, а сообщение пастве слова Божия взять в скобки и отложить на потом. Разделять и даже противопоставлять одно другому—смертельная ошибка <...>. В основе новой интерпретации—не рассмотренные критически заимствования из марксистской идеологии и обращение к тезисам рационалистической библейской герменевтики. Это искажает все аутентичное, что было в первоначальном стремлении действовать в пользу бедных. Евангелие не должно сводиться только к земным делам». Он же отмечает, что «весь * В 2005 году стал папой римским Бенедиктом XVI.

народ Божий должен участвовать в пророческом деле Христа, но уважая при этом иерархию церкви», которой надлежит решать, насколько это участие искренно. Отсюда—вопрос, возникший у доминиканца Жана Кардоннеля: «Когда дети умирали от истощения и усталости на мануфактурах, в Риме ничего не видели и не слышали. Зато церковь осудила газету L’Avenir, движение Le БШоп, затем священников-рабочих. Когда евреи горели в огне Холокоста, в Риме мало что видели и слышали. Пий XI объявил возмутительным то обстоятельство, что церковь будто бы потеряла рабочий класс. Теперь она теряет женщин, вставших на путь эмансипации. Потеряет ли она и третий мир?»

Интегризм

Уолтер Бэджет* утверждал в XIX веке, что «никакая боль не сравнится с той, что вызвана новой идеей». Понятно, что решения Второго Ватиканского собора (если не полный разрыв с богачами, то по крайней мере оказание предпочтения беднякам), а затем и теология освобождения вызвали сопротивление традиционалистов, опиравшихся в основном на французских католиков, которые привыкли предаваться воспоминаниям детства, слушая не очень понятную литургию на забытой латыни. Интегристские проявления—по крайней мере вначале—устраивали часть церковной иерархии, неохотно уступавшей инновациям, которые небольшое количество духовенства при поддержке мирян и христиан других конфессий в конечном счете навязало большинству, не желавшему менять привычный уклад. Символом сопротивления нововведениям в 1975-1980 годах был монсеньор Лефевр. Пронырливые СМИ сделали из него звезду. Но вскоре он оказался в парадоксальной ситуации, которую Мишель де Серто резюмирует следующим образом: «Неправильно посвящая в сан священников, чтобы защитить традицию, он восставал против папы; чтобы поддержать плюрализм, папа

* Уолтер Бэджет (1826-1877)—британский философ и экономист.

пользовался архаичными авторитарными методами». Павел VI, личность сложная, раздираемая противоречиями между наследием Иоанна XXIII и требованиями Конгрегации в защиту доктрины веры, мягко осудил ностальгирующих. С приходом Иоанна Павла II, фаворита «звездной системы», чей автомобиль из бронированного стекла может быть символом иерархии, выставляющей себя напоказ и в то же время защищенной, возмущение консерваторов частично сходит на нет.

На пути к экуменизму?

Сокращение числа священников, возрастающая роль мирян в культурной практике, свобода в отношении сексуального поведения, поддерживаемого папством, брак священников, не разрешенный, но рассматриваемый, как и посвящение в сан женщин, убеждение в собственной ответственности за всякого рода несправедливости и беззакония, где бы они ни происходили— в странах третьего мира или в ближайших пригородах французских городов, чтение Библии на «народном» языке, — таковы тенденции, очевидно необратимые, которые можно наблюдать в сегодняшнем католицизме. Ведут ли они к экуменизму, точнее говоря, к сближению с протестантизмом?

Уже упоминавшаяся анкета Р. Меля обнаруживает сильное экуменическое течение внутри протестантизма. На вопрос «Хотели бы вы, чтобы различные протестантские церкви объединились?» 74% ответили положительно. Более того, та же анкета показала затухание антикатолицизма: 69% опрошенных желали бы «более тесных отношений» с католиками, а 23% даже полагали, что при Иоанне Павле II наблюдается сближение с ними, при этом 12% говорили об отдалении и 44%—об отсутствии изменений. Весьма распространены смешанные браки: лишь у 20% опрошенных супруги являются протестантами, тогда как у 50% супруги католики. Что касается браков детей, то 23% относятся благосклонно к смешанным бракам, 45% «ни за, ни против» и лишь 2% «скорее против». Впрочем, Меля это безразличие беспокоит, потому что «для небольшой протестантской общины учащение смешанных браков означает неминуемую гибель». Означает ли это, что мы на пороге объединения церквей? Мы так не думаем. В протестантских кругах в ходу поговорка: «Для католиков церковь — мать; для православных—супруга; для протестантов—старый холостяк, говорящий „нет“». В этом вся проблема. Конечно, протестанты рады тому, что Иоанн Павел II несет человечеству Благую Весть, но напоминают, что «силу папскому слову придает Евангелие, а не наоборот», — по выражению пастора Андре Дюма, который полагает, что «церковь никогда не должна быть владением или ширмой, но вестником и служением». Экуменическое движение вряд ли может скрыть доктринальное препятствие, о котором не говорят: для протестанта в основе церкви лежит Евангелие (служение, таинства и т. д.), а не наоборот. «Реформация рассматривает церковь как вестницу милости,—пишет пастор Андре Дюма,—и поэтому ей отказано в непогрешимости, она сама грешна, она сама кается и получает прощение: Ecclesia semper reformata et refor manda*». Протестантскую практику можно было бы определить как союз серьезности и свободы. Это объясняет, почему 18% считающих себя протестантами отказываются давать своим детям религиозное образование. «Что больше всего привлекает в протестантизме, — комментирует Р. Мель, — это свобода духа и ума, которую он дает». Однако добавляет, что, возможно, существует «категория верующих, которые слишком заботятся о недирективности, уважении к свободе ребенка, что вызвано боязнью „манипулировать“ им, пока он еще не может сделать осознанного выбора». Подобная щепетильность абсолютно чужда католической иерархии, и в то же время многие родители-католики втайне думают об этом. Поскольку «в основе церкви — Евангелие», фундаментом протестантской практики по-прежнему

* Ecclesia semper reformata et reformanda (лат.) —«Церковь вечно реформируется и реформирует», один из основополагающих принципов протестантизма.

остается чтение священных текстов. По данным той же анкеты, во всех рассмотренных категориях регулярное чтение Библии превалирует над соблюдением культа. Приведем лишь пример рабочих: среди них регулярно посещают храм 8,7%, но 28% регулярно читают Библию. Среди тех, кто никогда не ходит в храм, таких 41%. В результате понятие «дехристианизация» в религиозной социологии заменяется понятием «эксхристианизация», предполагающим, что некоторые верующие, сохраняя свою веру, прекращают христианскую практику (католическую или протестантскую) в связи с отдельными поступками духовенства или несогласием с христианским движением.

Что значит быть христианином сегодня Измельчала ли французская церковь? Конечно, по сравнению с тем, чем она была раньше, в количественном отношении она сократилась, но те из ее «сыновей», кто остался в ней, остались не случайно или не из соображений выгоды. Любовь к Христу— это любовь к ближнему, к «другому», а консюмеристское общество предлагает нам гедонистическое самопотребление. Нам предписывается все время хорошеть, сохранять молодость, вкладывать средства в поддержание как можно дольше своей внешности на уровне прекрасного тела Нарцисса. Придают ли накопление вещей и сексуальная свобода смысл жизни? Нет, отвечает христианин, дехристианизация не есть освобождение. Свобода связана с идеей справедливости и всеобщего братства. После воскресения Христа смерть больше не приводит в небытие, она таинственным образом входит в жизнь. Так может говорить тот, кто верит в Бога. Что же касается того, кто не верит... ему случается бороться за освобождение человека с тем же пылом и рвением, что и верующему.