История любовницы короля

— Вы будете изменять своей королеве всю жизнь? — восстанавливая дыхание, спросила я, закрывая глаза от послеэкстазной волны ласк — поцелуев моих плеч, шеи и упругой груди. Генрих оторвался от неё и пробормотал:

— Мы заключили соглашение, как она и обещала. Договор благодаря господину Уриэну заверен письменно, я тебе его покажу.

— Значит, мы не совершаем преступление против Люмерии? — мне всё-таки хотелось уточнить.

— Любовь не может совершать преступления против Люмерии, — Генрих заглянул в мои глаза, провёл рукой по лицу, задевая пальцем мой рот, и я с готовностью поймала его. Наблюдая за тем, как его Илариана нежничает с пальцем, мужчина сглотнул, взгляд его приобрёл жалобность, и мне признались. — Я не знаю, как буду без тебя там, в Люмосе… Не позволю сбежать!

Отстранившись и отпуская его палец, напомнила:

— А как же Райан?

Генрих вздохнул. Отодвинулся:

— Не знаю… Как-то же мы тебя делили здесь… Или ты против наших отношений, Ана?

Я честно ответила: не знаю, не могу сейчас дать ответ на этот вопрос, но знаю одно — моё сердце неравнодушно к Генриху и однозначно любит его не как Его высочество, а привлекательного мужчину.

— Ничего, у нас есть ещё четыре месяца, чтобы прийти к выводам, — больше успокаивая себя, произнёс он, натягивая штаны. — Хет уедет, скорее всего, завтра. Мне придётся на выходных появляться в Люмосе. Не хочу бросать отца. Кстати, твой массаж с магической отдачей был по-настоящему живительным. Это не комплимент — констатация факта, чтобы ты знала. Возможно, он будет появляться здесь инкогнито не раз, если того потребует его здоровье.

Улыбнулась невольно:

— Я не против, если Его величество будет приезжать без сира Арлайса а и семейства Маддредов.

— О, в этом можешь не сомневаться! Я ручаюсь, — Генрих полностью оделся и теперь помогал мне затягивать шнуровку.

Хетуин в эту субботу не уплыла: вернуться домой с пустым чревом она не могла. Утром она получила от матери письмо (которое, кажется, её укрепило в решении остаться) и пару корзин с необходимыми личным вещами. В полдень, собравшись с духом, она пригласила к себе.

В свойственной ей холодной манере она попросила меня о содействии. Я должна помочь ей зачать дитя, взамен Маддреды щедро меня вознаградят.

— Я сделаю это ради славы Люмерии и рода Роландов, — сказала я, кусая губы, невольно растягивающиеся в улыбке. И отказалась от вознаграждения.

Вечером хохотал сир Брис и ругался Райан. Наше субботнее трио собралось в пустующей купальне Эдрихамов, как обычно, разве что я не успела сделать нам ужин и на то были свои причины. Мои новости, рассказанные уже после того, когда мужчины расслабились, не могли не поразить. Однако более неожиданной новостью для Райана стала другая.

На портовом судне утром приехала погостить соскучившаяся Тибо. Не одна, а со своей малышкой. И сразу отправилась к нам, минуя рудник.

Глава 18, в которой магия побеждает предубеждения

Тибо приехала не с пустыми руками в прямом смысле этого слова. За корзину с приправами, свежими соусами, закваской и прочими кулинарными мелочами, госпожа Нерис расцеловала гостью в обе щёки, а потом сделала то же самое с её малышкой Эфой. Я не помнила, чтобы при мне кто-нибудь приезжал на Аднод с детьми, потом выяснилось, что их отсутствие было негласным правилом: влияние всплесков рубеиновой магии не было изучено до конца, точнее, вообще никем не изучалось. Если не считать Райана, периодически записывающего некоторые наблюдения, вроде тех, что были на счёт долголетия Дормана и других постоянных жителей острова.

Поэтому малышка быстро оказалась в эпицентре внимания и любви — её тискали, забирали у Тибо, чтобы погулять по дворцу и рядом с ним. Без конца чем-то угощали. И вначале робко прижимавшийся к матери ребёнок быстро привык к улыбкам, охотно соглашался на совместное времяпровождение с новыми знакомыми.

Тибо тем временем отвела душу на кухне в разговорах, помогая чистить овощи и взбивая крем. Пока не вспомнила, что малышке нужно спать: её, хнычущую и потирающую кулачками глаза, принесли назад с прогулки.

Я настояла на комнате Йары, которую освободила Хетуин после замужества. Там всегда была вода, широкая кровать и много места для ползания. Эфа только училась ходить, но уже показала себя очень активным ребёнком, постоянно пробующим самостоятельно передвигаться. Кстати, о Хетуин. Она была хорошо знакома с Тибо через Райана и, слава Основателям, не испытывала враждебности, даже нашла в себе силы улыбнуться и подставить щёку для поцелуя Тибо.

— Кто бы мог поверить, что однажды я займу покои Йары! — араулюмка осматривалась в комнате. — А здесь почти ничего не изменилось. У Йары, то есть. В остальном вижу, что объединение наместников пошло тебе на пользу. С нетерпением буду ждать, когда они вернутся: последнее письмо, которое мне отправлял Райан, было необычным, каким-то мальчишеским… Ну что, рассказывай, подруга, что у вас происходит? Откуда взялась Хетуин?

Малышка Эфа быстро уснула, раскинув руки и ноги на огромной для неё кровати, и мы перешли на более тихий тон. Все новости Тибо я уже знала, за исключением одной. Араулюмка показала мне браслет на правой руке:

— Заметила? Думаешь, муж меня так просто отпустил бы? Ревнует…

Лумер не поскупился, добыл браслет супружеской верности и с этим условием отпустил жёнушку к её сводному брату.

— Что он делает? — я присмотрелась к протянутой руке. Похожий браслет пробовал носить Его высочество, чтобы контролировать свои бессознательные перемещения. Кажется, я их видела и на Иларии, но этот выглядел шире и толще, как будто был сделан из металла. Тибо повернула руку, чтобы я заметила крошечное отверстие для замка:

— Не позволит мне даже обняться с Райаном, а от остального я рискую получить ожог или лишиться руки.

— Доверяет тебе муж… — посочувствовала я, но Тибо быстро оборвала эту нить разговора.

— Я и не собиралась, так что не будем. Это было нужно Эвану, я сама предложила. Ты лучше о себе расскажи, четыре месяца мне не писала.

Мне стало стыдно. В последнем письме, которое я заставила себя написать, ни слова не рассказала о «маскараде» в местном доме утех. Его высочество посоветовал вообще никому не рассказывать о даре метаморфа, тем более в письмах, которые мог прочесть кто угодно. Метаморфы всегда были подотчётны инквизиции, поэтому мои мужчинв не желали мне печальной участи шпиона. Ну, а после сопровождение троих заметно стало отвлекать от того, на что раньше хватало времени. Дважды уснув над письмами, я призналась себе: не хочу и не могу этого делать. Даже госпоже я теперь отправляла письма раз в три недели, и они, к моему стыду, становились всё короче. Я просто не могла делиться многими вещами, которые касались меня и Роландов, например, всё остальное было стабильным.

Но сейчас-то Тибо сидела рядом, моё обожание араулюмки сделало своё дело, и я начала с того дня, когда она уехала, с тех подробностей, которые не могла доверить бумаге. Тибо слушала не просто внимательно — все переживания естественно и молниеносно отражались на её красивом лице (которое я почти забыла!). Она подавляла в себе вздохи, то касалась меня рукой, то порывалась обнять. Рассказано было всё, кроме одного — моей новой магии. Я колебалась, и Тибо угадала:

— Говори уже, обещаю, никому не скажу!

И я осторожно призналась. Тибо недоверчиво потёрла подбородок:

— Будь на твоём месте кто-то другой, я бы не поверила. Никогда не видела метаморфов… Ты лучше покажи.

— Об этом знают только сир Брис, Райан и Его высочество. Ты понимаешь, что будет, если кто-то ещё?..

Тибо вытащила ладанку с молитвой Дыв-Кариату и торжественно поклялась на ней, поцеловав:

— Клянусь своей малышкой, буду нема, как рыба. И пусть покарает Дыв-Кариат меня за мою болтливость!

Я показала Нерис и Эву — и Тибо прикрывала рот рукой, чтобы сдержать потрясённый возглас. Она меня ощупывала и просила поговорить чужим голосом, а затем от этого чуда впала в полуобморочное состояние.