История Мариан

– Я чувствовала это, Ломион, правда, - оправдывалась я, приложив примочку обратно к руке Дитера, и сожалея, что разочаровала его.

– Похоже, это был всего лишь гипноз, Мариан, - мягко сказал Джоэль.

– Не расстраивайся, это была плохая идея, - добавил Ломион. Убрав примочку и приложив ладони к его руке, Ломион сам исцелил Дитера. При этом его аура ярко вспыхнула. Дитер изумлённо поблагодарил Ломиона.

– Кажется, есть вещи, которым мы не сможем научиться. Их эльфы не смогут передать нам, - разочарованно произнёс Джоэль, осмотрев руку Дитера и поблагодарив Ломиона.

– Но остаётся многое, чему вы можете научиться, а вы хорошие ученики, - сказал Ломион. – Возвращайся в полдень, и мы продолжим. Ты, страж, тоже можешь идти.

И он проводил нас из своего талана.

– Увидимся, страж, - сказала я Дитеру, пройдя ближайший мост. Он свернул на тропинку, ведущую к библиотеке и Арианне.

– Может, это и к лучшему, что я не могу исцелять людей, как эльфы, - сказала я Джоэлю.

– Ты стала бы сенсацией, - ответил он.

– Я стала бы ненормальной. И нас бы никогда не восприняли всерьёз. Наше Братство посчитали бы полным жульничеством.

Джоэль остановился и широко раскинул руки:

– Приходи каждый и всякий сегодня в исцеляющую палатку и узри Таинственную Мариан!

========== Глава 32. Познание и поиски. ==========

28 февраля.

Я обратила внимание, как и все в нашем Братстве, что когда мы начинали обсуждать, как следует вести дела в Метентауронде после ухода эльфов, точка зрения Джоэля и Мэйсона была диаметрально противоположной нашей. Но я их выслушивала, потому что уважала их мнения.

Джоэль с Мэйсоном считали, что нам следует рассказать всему миру об этом месте сразу же, как только эльфы покинут его. Нас всего восемь, и мы не справимся с садами, кухней и всем остальным. Нам нужна целая армия помощников. И это не считая инфраструктуры, которую необходимо создать, компьютеров и другой электроники, которую придётся внедрить, чтобы создать настоящий исследовательский центр, которым будет гордиться мир, и, что немаловажно, благодаря которому мы станем знамениты.

Почему они оказались единственными, кто совершенно забыл о том, что это место ни в коем случае нельзя разрушать, иначе все его уроки будут утеряны? Метентауронд и Тар-Каранон должны остаться заповедником, напомнила я. Мэйсон сам говорил, что мы живём в редкой целостной экосистеме, функциональной частью которой являлись. В Метентауронде вода и воздух очищались сами, сформировался свой климат, плодородная почва, не было вредителей; он обеспечивал жилище и не создавал отходов: почти идеальное и хрупкое равновесие. А наши исследования проходили просто отлично. Медленно, но просто отлично. Здесь не будет ни компьютеров, ни электроники. Я приложу для этого все усилия. Здесь ничего не изменится. Ничего. Снаружи и как можно дальше, если придётся, мы установим отдельное исследовательское учреждение, с необходимым оборудованием. Но не здесь. Никогда.

– А как насчёт безопасности? – резко поинтересовался Дитер. – Если мы расскажем всему миру прежде, чем это место получит защитный статус на официальном уровне, нас заполонят туристы. Ведь ничто не остановит любопытных и искателей сокровищ, жадных и простаков; они вытопчут Метентауронд прежде, чем смогут понять, что он такое.

Я напомнила всем о Мэтте – он «снаружи» работал над этой самой защитой. Пока мы не сможем связаться с ним и убедиться, что защищены, мы не посмеем никому рассказать. Пока мы не разработаем план, что можно и чего не позволено посетителям и исследователям, и не найдём золотую середину, будет неосмотрительно сообщать об этом миру.

К счастью, все остальные со мной согласились. Сэнди вспомнила, как были разграблены гробницы в Египте охотниками за сокровищами, туристами, учёными и историками, слишком жадными и слишком небрежными, чтобы думать о последствиях. Они вынесли и уничтожили искусство прежде, чем его смогли изучить.

– Эти вещи были хрупкими, - вставил Роджер, - но не такими хрупкими, как тонкая экосистема, которую создали эльфы и пронесли сквозь века.

Эсмин рассказала душещипательные истории о маленьких изолированных деревнях. Их «первооткрыватели» изменили жителей до неузнаваемости, пока усердно изучали их в естественной среде. Потеряны целые культуры.

Несмотря на всеобщие протесты, что мы ещё не готовы, что должны найти способ защитить это место, прежде чем во всеуслышание говорить о нём, они были уверены: способ был.

Мы боялись, это очевидно. Мы запланировали многое, и это известно всем. Но теперь, когда развязка близка, дело оказалось объёмнее, чем мы себе представляли.

– Мы справимся, - сказала я всем. – Мы придумаем план, который устроит всех. Мы будем продвигаться вперёд небольшими шажками и добьёмся успеха.

– Мы добьёмся успеха, если последуем твоим ценным указаниям. Ты это имеешь в виду? – вспылил Мэйсон.

– Которым вы согласились следовать с самого начала, - твёрдо ответила я ему и Джоэлю.

Как я устала! Эту войну я должна выиграть. Будет сложно, даже с поддержкой большинства. И когда я превратила это в войну вместо общего дела? Я так одинока. Я чувствую, будто всё вокруг меня разваливается, а я не знаю, как собрать это воедино. Неужели к возвращению Халдира и Румила мы на самом деле развалимся?

1 марта.

Вот уже две недели, как Халдир и Румил ушли в мир Людей – в мой мир. В сотый раз я молилась за их безопасность. Я ходила по пещерным тропам к водопадам, в сад Халдира, к реке, в которой мы когда-то плавали вместе. Халдир мерещится мне повсюду, в каждом предмете, который я вижу или к которому прикасаюсь. Я представляю его взбирающимся к водопадам и любующимся ими сквозь туман. Он каждый день так делал. Я подходила к оранжереям и закрывала глаза, вспоминая, как он садил меня в бочку с виноградом и обнимал за талию, подшучивая и смеясь надо мной. Две недели. Две недели, и я до боли по нему скучаю. Что со мной будет, когда он уйдёт?

Они могут вернуться в любой день, в любую минуту, повторяла я себе. Сегодня я снова смотрела на его портрет. Его образ в моих мыслях начал потихоньку тускнеть. Его черты где-то были отчётливыми, а где-то поблёкли, но мне нужно, чтобы они оставались ясными всегда. Я рисовала его сначала тайно, потом, поняв, что это ни для кого не секрет, открыто. Я запоминала каждый изгиб, каждый угол, каждую неровность, каждое едва заметное изменение выражения его лица. И вот память стала меня подводить. Даже этот рисунок никуда не годится. Да, писать портреты невообразимо трудно: один неверный штрих – и перед вами другой человек. Но в этом-то всё дело. Сущность Халдира невозможно в полной мере передать в рисунке или фотографии. Хотя я получила разрешение Сэнди сфотографировать эльфов, особенно Халдира. Надеюсь, смогу уговорить его позировать для меня.

Поздно вечером я с удивлением обнаружила, что ноги сами несут меня к первому мосту между моим таланом и жильём Халдира. С этого места открывался хороший обзор на разбросанные по пещерам таланы, подёрнутые вечерней дымкой. Я остановилась на мосту и проследила взглядом тропу и освещённые мосты, ведущие к его веранде, подвешенной в кроне деревьев и неясно видневшейся в сгустившихся сумерках. Остановив взгляд на веранде, я на несколько мгновений прикрыла глаза, вызывая в памяти его образ, а потом медленно открыла.

Он был там. Неподвижный, словно статуя, он стоял. Его силуэт подчёркивал свет изнутри его талана. Должно быть, свечи зажгли, пока я стояла с закрытыми глазами. Он прислонился к перилам и слегка отвернулся, так что я могла видеть лишь его профиль. Стоял он так неподвижно, что я специально несколько раз моргнула, чтобы убедиться, что он действительно там. Теперь, будто почувствовав мой взгляд, он выпрямился и повернулся. Через мост, через разделявшее нас расстояние его глаза встретились с моими.