История россии 1917–2009

«Директорский корпус» рассчитывал также на активное участие в приватизации, неизбежность которой становилась очевидной. В то же время эта группа была далеко не однородной. Более заинтересованными в либерализации экономических отношений были управленцы сырьевых отраслей, продукция которых пользовалась гарантированным спросом. Особенно привлекательным для них был самостоятельный выход на внешние рынки, где газ, нефть и другие ресурсы продавалась по ценам, намного превышавшим внутренние, что существенно облегчало адаптацию к новым хозяйственным условиям и снимало зависимость от государственного бюджета. Иной была позиция руководителей отраслей перерабатывающей промышленности, многие предприятия которых могли существовать лишь при финансовой поддержке государства. Они выступали за постепенное вхождение страны в рынок и за активное регулирование этого процесса правительством, рассчитывая на его помощь через бюджетные источники.

Следует отметить, что хотя первая и третья из названых групп в целом были ориентированы на рыночные преобразования, их позиции и интересы потенциально конфликтны. Массовое протестное движение выступало за отстранение от власти партийно-государственной и хозяйственной номенклатуры, противопоставляя этому радикально-демократический вариант реформ. Директорский же корпус сам во многом являлся частью существовавшей системы, в которой переплетены политические и экономические связи. Поэтому советские хозяйственные управленцы ратовали за более плавную социальную трансформацию, которая позволила бы им сохранить или использовать уже «завоеванные» преимущества. На этапе начала реформ эти различия были приглушены. Но позднее Правительству и Президенту все равно пришлось бы выбирать между двумя этими ориентациями.

Проблема широкой общественной поддержки начатых преобразований была существенно осложнена тем, что перед их началом в 1992 г. власти практически не проводили никакой работы по морально-психологической подготовке населения к неизбежно болезненным реформам. Никто не разъяснял, в чем они будут состоять, какова в них роль основных социальных групп и как может измениться положение каждой. В 1990–1991 гг., в противовес союзным лидерам, российское руководство настойчиво убеждало население республики в том, что необходимые меры можно осуществить без снижения уровня жизни, а президент даже заверял, что «ляжет на рельсы», если это произойдет. Отсюда — завышенные ожидания, надежды лишь на позитивные перемены, готовность в лучшем случае к умеренно-жертвенному курсу, но никак не к радикальному их варианту.

Практически впервые публично о трудностях, которые предстоит испытать населению, президент сообщил лишь в конце октября 1991 г. на V съезде народных депутатов РСФСР, одновременно с объявлением о начале преобразований. Характеризуя разовый переход к рыночным ценам как «тяжелую, вынужденную, но необходимую меру», он вновь сообщил, что «хуже будет всем примерно полгода, затем — снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами. А к осени 1992 г., как я обещал перед выборами, — стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей». Далее граждан информировали, что «либерализация цен будет сопровождаться мерами по социальной защите населения». И лишь на этом фоне следовали достаточно осторожные предупреждения о том, что «защитить уровень жизни всех на первом этапе реформ мы не сможем» и «нам придется нелегко». Именно «поддержку и веру» (а не осознанное участие) Б. Н. Ельцин считал необходимыми условиями успеха реформ. В новогоднем обращении он вновь говорил о трудном периоде в 6–8 месяцев и подтверждал, что к концу 1992 г. начнется улучшение жизни.

Не более многословным было и «правительство реформ». О «непопулярности» предлагаемых мер говорилось уже на первой встрече Е. Т. Гайдара и Б. Н. Ельцина в конце октября 1991 г., накануне V съезда. Будущий вице-премьер прямо сказал Президенту, что тот сам через несколько месяцев отправит первое реформаторское правительство в отставку. О понимании неизбежности нарастания конфликтного потенциала свидетельствовало подписание 15 ноября 1991 г. президентского указа «О социальном партнерстве», которым создавалась трехсторонняя комиссия по регулированию социально-трудовых отношений. В нее должны были входить представители государства, предпринимателей и профсоюзов.

Разъяснения того, что реально ожидает страну в ближайшие месяцы, носили весьма общий и ограниченный характер. Силы коммунистической и социалистической, а также патриотической ориентации в расчет не принимались. Представители традиционной хозяйственно-управленческой элиты не привлекались как «носители прежних стереотипов экономического мышления». Сам Е. Т. Гайдар нелюбовь к публичным выступлениям объяснял отсутствием привлекательных аргументов в пользу проводимой правительством политики и признавался, что «невозможность сказать правду людям приходит вместе с властью. Именно здесь хорошо понимаешь точность кантовского принципа: «Все, что ты говоришь, должно быть правдой, но отсюда не следует, что надо говорить всю правду».

Все это привело к тому, что к весне 1992 г. политическая поддержка «правительства реформаторов» кардинально сократилась. Вместе с президентом оно опиралось лишь на те силы, которые уже получили выигрыш от реформ и были кровно заинтересованы в их продолжении. Им противостояли Съезд народных депутатов и Верховный Совет России, которые как представительные органы власти, отражавшие широкий спектр интересов избирателей, во все большей степени испытывали на себе давление тех, кто был недоволен реформами. Помимо традиционных противников из лево-патриотического лагеря, в число оппонентов попали и те, кто ранее горячо выступал за рыночные преобразования или был объективно заинтересован в их успешном продвижении. В этом суть того «парадокса», на который указывают некоторые авторы: «демократический» Съезд народных депутатов, в целом одобривший правительственный курс в октябре 1991, столкнувшись с его первыми результатами, к апрелю 1992 г. уже стал «консервативным».

Рубежным в плане изменения экономического курса и складывания новой конфигурации прореформистских сил стал VI съезд народных депутатов России в апреле 1992 г. На нем деятельность правительства подверглась резкой критике. Депутаты приняли постановление, в котором содержалась малоприятная оценка работы команды «профессионалов»: «Признать ход экономической реформы неудовлетворительным в области социальной защиты граждан, инвестиционной, промышленной и аграрной политики, комплексности проводимых мероприятий». Президенту было предложено в месячный срок подготовить и представить Верховному Совету проект закона о правительстве и, что особенно важно, новую кандидатуру его руководителя. Разразился кризис, когда «гайдаровцы» коллективно подали в отставку. Конфликт разрешился при активном участии главы правительства — президента. Ему удалось убедить съезд предоставить Кабинету министров возможность спокойно работать до декабря 1992 г., когда, как он надеялся, смогут проявиться какие-то позитивные итоги проводимого курса. За согласие депутатов пришлось заплатить серией важных уступок, которые вносили существенные коррективы в экономическую политику и на многие годы определили лицо российских реформ.

Некоторые исследователи и практики считают, что первый этап реформ в России продолжался с ноября 1991 по апрель 1992 г. Его называют по-разному: «рыночный штурм», «реформаторское наступление» и т.п. Главная отличительная черта этапа — переход к регулированию экономики исключительно финансовыми, денежно-кредитными рычагами. На наш взгляд, не лишено оснований сравнение либерального «рыночного штурма» 1992 г. и большевистской «красногвардейской атаки на капитал» зимы — весны 1918. В обоих случаях основой проводимого курса были катастрофическое состояние народного хозяйства и форсированное осуществление преобразований на базе определенного политико-идеологического курса, а после исчерпания избранных ресурсов следовало обращение к компромиссу со старыми хозяйственно-управленческими слоями. Однако, временный «откат» осуществлялся для перегруппировки сил и обеспечения дальнейшего движения к изначально поставленной цели. Поэтому некоторые исследователи считают возможным называть проводившийся в 1990-е годы в России курс «рыночным большевизмом».

В Российской Федерации компромисс между либералами-рыночниками и «старой» хозяйственной элитой начинает оформляться весной — летом 1992. Он нашел выражение в смягчении денежно-кредитной политики и восстановлении льготного кредитования предприятий, а также в привлечении в правительство представителей директорского корпуса. Уже в мае 1992 г. под влиянием лоббистских групп вновь началось, пока, правда, нешироко, выделение государственных средств некоторым группам предприятий. Тогда же вице-премьерами были назначены В. С. Черномырдин, В. Г. Шумейко, Г. С. Хижа, которые должны были представлять в правительстве интересы разных секторов отечественной индустрии. Однако не менее знаковым было назначение в июне 1992 г. вице-премьером и А. Б. Чубайса, к тому времени уже приобретшего репутацию одного из самых жестких либералов-рыночников. В итоге президент как глава правительства намного расширял границы для столь необходимого в тех условиях политического и экономического маневрирования.

В программной работе «Государство и эволюция» (1995) Е. Т. Гайдар признавался, что весной 1992 г. реформаторы исходили из того, что «экономически оправданных решений достичь практически едва ли удастся. В долгосрочной перспективе экономически оптимальным может стать то, что сегодня является максимально социально приемлемым». На том этапе основные революционные изменения должны были произойти в сфере отношений собственности. Поэтому упор делался на «создание приватизационных коалиций», позволяющих инициировать массовый приватизационный процесс снизу, «интегрировать интересы тех социальных групп, которые способны его парализовать, если не увидят в нем своего места (трудовые коллективы, руководители предприятий, региональные органы власти)». Под влиянием «промышленников» в правительственную программу был введен новый, не самый оптимальный, по мнению «реформаторов», вариант приватизации, позволяющий «трудовым коллективам» выкупать по остаточной стоимости 51% акций своих предприятий. На деле это означало закрепление преимуществ для администраций переходящих в собственность объектов, и не случайно впоследствии около 70% предприятий были приватизированы именно по данной схеме.