История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
Шишков В.Я. Собр. соч.: В 8 т. М., 1983.
Бахметьев В.В. Шишков. М., 1947.
Еселев Н.В. В. Шишков. М., 1976.
Воспоминания о В. Шишкове. М., 1979.
Часть десятая. Литература послевоенного периода. 1946–1953 годы
Итоги войны
Война подходила к концу, войска вступили на землю Германии, патриотизм русского и всех советских народов победил, подтвердив единство цели в этой войне. Партия коммунистов во главе с Верховным главнокомандующим И.В. Сталиным в этой борьбе проявила себя грамотно, порой безукоризненно, хотя были ошибки, неудачи, поражения, что-то не учли, где-то просчитались, но в конце войны, обретя необходимый опыт, действовала победоносно. Чаще всего говорят о потерях в этой войне, действительно цифры ужасающие, но в этих потерях нужно учитывать потери мирного населения при вторжении немецкой армии, более 18 миллионов погибло мирных жителей, убитых при сопротивлении, при подозрении о содействии партизанам, просто убитых фашистским отродьем, как гласила их военная доктрина, провозглашённая Гитлером и его однопартийцами. Можно было воевать с немцами
Русская литература во всех своих жанрах делала, что могла и что было в её силах. Были пленумы, совещания, выступали писатели с отчётами и докладами о проделанной работе, о публикациях хороших и не очень, всё это было известно и оценивалось по-разному. Особенно внимательными были ко всем публикациям сотрудники Отдела агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) и секретари ЦК Жданов, Щербаков и Маленков. Писатели писали им письма, жаловались на цензуру, на то, что остались без квартиры, друг на друга, но всё это секретное, тайное оставалось в архивах, а сейчас многие из этих тайн опубликованы, особенно интересны публикации сотрудников Архива президента. Сотрудники Агитпропа и секретари ЦК ВКП(б), при всей скромности их возможностей, почувствовали себя законодателями коммунистической идеологии, людьми высокой нравственности и государственной ответственности, способными диктовать советской литературе свои требования. И – диктовали. Сейчас очевидна ограниченность их интеллектуальных и нравственных возможностей.
Острой критике и преследованию подверглись повесть Александра Довженко (1894–1956) «Победа», которую сняли с публикации в журнале «Знамя», и сценарий киноэпопеи «Украина в огне», подготовленный к публикации журналом «Знамя». Эта киноэпопея должна была рассказать «о страданиях Украины под пятой немецких оккупантов, о борьбе украинского народа за честь и свободу советской родины» (А. Довженко). По заведённому порядку ответственный секретарь журнала Е. Михайлова отправила вёрстку сценария А.С. Щербакову с сопроводительной запиской, что А. Довженко запретил журналу вмешиваться в текст его работы, весь текст после правки редакции по настоянию автора был восстановлен. А.С. Щербаков хорошо знал, что Александр Петрович Довженко – человек знаменитый, был дипломатом, учился живописи, как сценарист и режиссёр снял фильмы «Звенигород», «Арсенал», «Земля», «Иван», за фильм «Щорс» получил Сталинскую премию первой степени, но то, что он прочитал, не укладывалось в рамки принятой коммунистической идеологии. В киноэпопее проявился украинский национализм, неуважение к партии, автор называл партийных деятелей шкурниками, карьеристами, тупыми людьми, критиковал колхозное строительство.
По решению ЦК ВКП(б) А.П. Довженко запретили печатать повесть «Победа» и сценарий киноэпопеи «Украина в огне». В феврале 1944 года был направлен документ по этому поводу: «ЦК ВКП(б) обращает Ваше внимание на то, что в произведениях украинского писателя и кинорежиссёра Довженко А.П., написанных за последнее время («Победа», «Украина в огне»), имеют место грубые политические ошибки антиленинского характера. Ввиду этого ЦК обязывает Вас не публиковать произведений Довженко без особого на то разрешения Агитпропа ЦК ВКП(б). Секретарь ЦК ВКП(б) А. Щербаков» (Источник. 1993).
26 февраля 1944 года на пленуме МГК Щербаков резко критиковал сценарий киноэпопеи «Украина в огне». В критической литературе об этом периоде говорилось, что Сталин на заседании Политбюро 31 января 1944 года (Латышев А. «Выступление И. Сталина на Политбюро 31 января 1944 г. // Искусство кино. 1990. № 4. С. 84–96) дал резкую оценку этому произведению А.П. Довженко. Напротив, Д.Л. Бабиченко не нашёл никаких подтверждающих документов речи Сталина, есть высказывание самого Довженко, что в Кремле его «разрубили на куски», и есть воспоминания Н. Хрущёва, что Сталин разнёс Довженко «в пух и прах». Но в документах заседания Политбюро о речи Сталина о Довженко даже не упоминается.
Работники ЦК остро критиковали А.П. Довженко за то, что он неправильно объясняет причины отступления Красной армии в начале войны, мол, победы достигаются ценой гибели большинства участников боя, неумения воевать, нерешительности командиров и бюрократизма военных специалистов. Но аргументы критики были слабыми, натянутыми.
Все эти военные годы Н. Асеев много работал, его письменный стол был завален стихами, он подготовил сборник стихотворений «Годы грома» (1941–1943), Гослитиздат подписал книгу в печать и одновременно направил в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Г.Ф. Александров 26 ноября 1943 года сообщает А.С. Щербакову, что в этом сборнике имеется «ряд политически ошибочных стихотворений». А. Щербаков тут же издал распоряжение книгу запретить, известил о запрете Г. Маленкова, хотя книгу в печать подписали авторитетные лица – редактор В. Перцов и главный редактор издательства А. Мясников.
2 декабря 1943 года Н.Н. Асеев обратился с письмом к В.М. Молотову с просьбой «протолкнуть этот остановившийся в горле комок», издать сборник стихотворений. Он писал: «Неопубликованные стихи, как нескошенное поле, не дают место новым», «Создаётся впечатление у читателя, что я упорно отмалчиваюсь в самые трудные годы и по самым трудным вопросам. Кому и зачем нужно создавать это впечатление – я не знаю». В. Молотов отправил письмо 21 декабря 1943 года А. Щербакову и Александрову. Так замкнулся бюрократический круг серьёзных раздумий. Н. Асеева вызывали в ЦК, беседовали, поучали, критиковали, что в своей книге стихов он не воспитывал ненависти к врагу.
В годы войны немало замечаний было высказано работниками Агитпропа ЦК о публикациях Ильи (настоящее имя – Карл) Львовича Сельвинского (1899–1968) – стихотворения «России», «Кого баюкала Россия», «Эпизод». Когда офицера Сельвинского вызвали в ЦК, он, награждённый двумя боевыми орденами, надеялся, что речь пойдёт об очередном награждении, но ошибся. Маленков резко заговорил о стихотворении «Кого баюкала Россия». В своём дневнике Сельвинский записал: «Возвратился домой совершенно разбитым: на Оргбюро я шёл молодым человеком, а вышел оттуда – дряхлым стариком. Боже мой! И эти люди руководят нашей литературой!» (Озеров Л. Илья Сельвинский. Его труды и дни. М., 1992. С. 8–9).
Исследователи партийных документов приводят многочисленные факты «политических ошибок» со стороны редакционных работников издательств, журналов, газет, со стороны известных прозаиков, поэтов и драматургов. Но главное не в этом, а в том, какую позицию занимали Щербаков, Маленков, Александров, Пузин, Еголин, Федосеев. Нарком государственной безопасности СССР В.Н. Меркулов в своей информации от 31 октября 1944 года, поданной на имя Жданова (см.: Родина. 1992. № 1. С. 92–96), сообщает, что почти
все ведущие писатели резко критикуют позицию Агитпропа и готовы вслед за И. Сельвинским сказать: «И эти люди руководят нашей литературой!»Торжественным парадом Победы закончилась война. Люди вздохнули с надеждой и облегчением, основная тяжесть прошла, писатели надеялись, что идеологический контроль уйдёт вместе с военными днями. Но факты политической жизни развеяли эти надежды.
3 августа 1945 года заместитель начальника Управления пропаганды и агитации ВКП(б) А.М. Еголин подал докладную записку секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову о положении в литературе после отчёта издательства «Советский писатель» несколько месяцев тому назад. А.М. Еголин отмечает, что многие писатели работают над крупными произведениями: Фадеев – над романом «Молодая гвардия», В. Гроссман – над романом «Сталинград», Л. Соболев – над романом «Зелёный луч», А. Калинин – над романом «На юге», входят в литературу В. Овечкин, поэты Захарченко, Гудзенко, Николаева. Есть надежды ожидать нового расцвета советской литературы. Но это на первых порах, а на самом деле многие писатели не соглашались с политикой партии и правительства, установившей строгую цензуру. Так, писатель-коммунист Илья Сельвинский на совещании 6 апреля 1945 года «заявил, что существует противоречие между методом социалистического реализма и теми задачами, которые сейчас стоят перед искусством, что современному искусству тесно в рамках социалистического реализма, поэтому социалистический реализм надо заменить социалистическим символизмом. Обосновывая свою точку зрения, этот писатель объявил всех русских классиков символистами, причём Пушкин, по утверждению новоявленного «теоретика», – «вершина символизма»… Несомненно, что такая попытка пересмотреть самые основы нашей эстетики глубоко ошибочна и порочна». А. Еголин напоминает Г. Маленкову, что К. Федин, Вс. Иванов, В. Луговской не написали в это время ни одного художественного произведения, «отсиживались», а такие писатели, как Н. Асеев, М. Зощенко, И. Сельвинский, К. Чуковский, «создали безыдейные, вредные произведения». А. Еголин приводит список писателей, допустивших ошибки в своём творчестве, таких как Н. Шпанов, В. Вишневский, Е. Рысс, В. Лившиц, М. Дудин, В. Рождественский, О. Берггольц, А. Межиров, М. Алигер, называет новую поэму Н. Асеева «Пламя победы», приводит большие цитаты из названных произведений. Ни тогда, ни сейчас ничего удивительного и клеветнического в этих сочинениях нет, а есть попытка передачи сложного и противоречивого положения человека, когда на него падают бомбы или другие военные неожиданности. А. Еголин отмечает, что многие писатели жалуются на строгости цензуры, а писатель В. Вишневский, член партии, главный редактор журнала, «чрезвычайно бестактно выступил на пленуме, требуя по сути дела буржуазной свободы слова». А между тем В. Вишневский на пленуме сказал: «Я выступал в Москве этой зимой и весной несколько раз на различных собраниях Москвы и в своих речах касался насущной для всех нас свободы слова. Тысячи и тысячи людей верно поняли то, что я говорил, что отстаиваю, что думаю и чем живу. А я говорил о положении Сталинской Конституции». Свобода слова – «это высшее требование к самому себе. Выступай, борись сам с собой, если тебе трудно. Спорь сам с собой, но выкладывай всё, что у тебя на душе и на сердце, – это наше требование. И уважай, глубоко уважай слова товарища, мысли и чувства товарища своего писателя, творца, художника. Думай, что ему стоило создать его произведение, его труд. Старайся понять его всегда по-доброму, по-хорошему. Пойми это, и тебе будет хорошо». А перед этим на заседании Президиума Союза писателей В. Вишневский не раз повторял: «Мы воевали, мы боролись, дайте нам свободу слова». В. Вишневского критиковали, но его выступления оставили «определённый след в литературной среде» (Власть и художественная интеллигенция: Документы. М., 2002. С. 535–545).
В это время в одном из замков Нижней Силезии бойцы и офицеры советской армии обнаружили десятки вагонов архивов, которые гитлеровцы собрали со всей Западной Европы и поместили эти документы особой важности под охраной. При исследовании этих сверхсекретных документов было обнаружено, что это тайные архивы масонских организаций Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Польши, Чехословакии за сотни лет. Последовал приказ перевести архив в Москву, построить новое здание сверхсекретной важности, а архив получил название Особый архив СССР. Сразу состоялось ознакомление с Особым архивом, который раскрыл масонские тайные действия прошлых веков, тут были все документы, переписка, личные досье, списки, протоколы заседаний и пр. и пр., которые раскрывали тайный механизм произошедших и происходящих событий. Многие знали о связях масонства с сионистами, которые занимали ведущее положение среди «вольных каменщиков», но в этих архивах говорилось и о том, что и среди советских большевиков были члены масонских лож. «Факты о финансировании масонства еврейскими кругами и сионистскими организациями усилили беспокойство Сталина в период образования «еврейского государства» в Палестине и при попытке создать такое «государство» в Крыму, – писал Олег Платонов в статье «Одиннадцатый сталинский удар». – По-видимому, именно это подтолкнуло его на политику борьбы против космополитизма, главное содержание которой как раз и заключалось в противостоянии масонству и сионизму… Перестройка масонской работы на новый лад началась сразу же после того, как победа Советской Армии над Гитлером стала неминуемой. Ещё не была подписана капитуляция Германии, а группа российских масонов под видом «русских патриотов» уже посетила советское посольство в Париже, чтобы наладить контакты с советской властью. Возглавлял группу «патриотов» масон 33-й степени посвящения, известный политикан и участник убийства Г. Распутина В. Маклаков. В группу, в частности, входили: адмиралы Д.Н. Вердеревский и М.А. Кедров, литератор С.К. Маковский (сын известного художника), историк Д.М. Одинец, Г. Адамович, А.С. Альперин, А.Ф. Ступницкий и В.Е. Татаринов. Масоны подняли бокалы за здоровье Сталина, а Маклаков произнёс речь о сближении эмиграции (имея в виду её масонскую часть) с СССР… Часть из них в конце сороковых годов переселяется в СССР, по-видимому, не без особых заданий масонских организаций по налаживанию «братских» связей и лож. Именно с такой миссией выехал в 1948 году вместе с семьёй в СССР высокопоставленный масон (член теневого масонского правительства) И.А. Кривошеин. Однако чекисты, опираясь на хранившиеся у них масонские архивы, разгадали характер его миссии. Он был арестован, отбыл срок в лагере, а затем сослан. Лишь позднее его сумели выручить французские «братья», и он снова вернулся во Францию в 1974 году… Положение резко меняется лишь в период так называемой оттепели, когда под разными вывесками начинают действовать кружки, по своему характеру близкие к масонским, а также усиливается натиск на Русскую Церковь. Это было время возрождения космополитизма, яркими выразителями которого стали Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Окуджава, воспевавшие антирусскую романтику двадцатых годов…» (Советская Россия. 1996. 18 мая). Вполне можно предположить, что некоторые события последующих лет тоже были продиктованы материалами Особого архива СССР.