История с продолжением

Он положил трубку на аппарат, отступил на шаг – и тут силы оставили его. Лин едва успел подхватить друга, Валентина бросилась к ним. На шум из комнаты выскочил Гаяровский.

– Что происходит? – спросил он, помогая Лину посадить Пятого на пол.

– Он отмазал Валентину Николаевну, – пояснил Лин. – Позвонил Павел, а тут…

– А что он тут делал? – резонно спросил Вадим Алексеевич. – Ему лежать положено, а не расхаживать по квартире.

– Он пришел сказать, что не будет есть. А потом позвонил…

– Давайте-ка его отнесем обратно, а потом выясним все, что требуется, – подытожил Гаяровский. – Я так чувствую, есть ему сегодня – не судьба.

После того, как Пятого снова уложили, все собрались на кухне. Валентина нервно курила, Гаяровский раздраженно крошил хлеб, а Лин, сидя на подоконнике, потихонечку обдирал зеленые перья у луковицы, росшей в пакете из-под молока. Он бы ободрал ее всю, но вмешалась Валентина. Она треснула Лина по руке и велела прекратить. Лин прекратил.

– Так, ребята, – Гаяровский бросил корку хлеба на стол и решительно хлопнул по колену ладонью. – Слушайте меня. Этого неврастеника, – он махнул рукой в сторону комнаты, – не раздражать и не пугать ни в коем случае. Понятно?

– То есть? – прищурилась Валентина.

– То есть соглашаться, не злиться, потакать, обхаживать и так далее. Если он от такой ерунды на пол валится – что ждать дальше? Нервы у него совсем ни к черту…

– Дай Бог каждому такие нервы, – покачала головой Валентина. – Павел Васильевич…

– …тебя бы не съел, – закончил за нее Гаяровский. – Однако у тебя от одного его голоса колени затряслись. А этот, рыцарь печального образа, сумел всех разом оправдать. Ладно. Так, слушайте меня. Пятого будить два раза в сутки, утром и вечером, заставлять вставать, есть. Заставлять, вы поняли? Но мягко. Никаких криков, ругани, и прочего.

– А если он меня пошлет? – спросил Лин с интересом.

– Пообещай, что непременно пойдешь, но только после того, как он, к примеру, встанет. Понял? Соглашайся. Сегодня его не трогаем, обойдемся капельницей, пусть выспится, а вот завтра надо будет приложить все усилия к тому, о чем я только что сказал.

– Ладно, я попробую, – ответил Лин. – Чего уж тут сложного.

– Ну и чудно, – кивнул Гаяровский. – Всегда бы так.

– Вадим, ты с Аллой помирился? – спросила Валентина.

– Помирился, не волнуйся. Сейчас домой поеду. Да, и вот еще что, чуть не забыл. Постарайтесь по возможности не повторять сегодняшние глупости. Особенно ты, Валя. Ну что это такое, право! – Гаяровский возмущенно всплеснул руками. – «Графиня изменившимся лицом бежит к пруду». А ну, быстро изобрази улыбку! Давай, давай. Вот так. И ты, рыжий, тоже. Теперь приклейте эти улыбки к вашим лицам и не снимайте как минимум неделю.

– Мне через неделю – в «тим», – мрачно напомнил Лин, снова примериваясь оторвать от луковицы очередное перо. – Я, конечно, постараюсь…

– Вот и постарайся. И оставь в покое этот лук, у меня уже глаза слезятся!…

* * *

За стеной явно был день – слишком много шумов, сливающихся в один, неразличимый, но постоянный. Невнятные голоса, смех, где-то газует, выдираясь из сугроба на асфальт, машина. Лает собака, кричат дети… Да, конечно, это день, ночью звуки совсем другие, они меняются с наступлением темноты, становятся какими-то робкими, неправильными. Словно боятся нарушить чей-то давным-давно установленный запрет.

Пятый еще несколько минут лежал неподвижно, собираясь с силами, потом открыл глаза и приподнялся на локте. Огляделся. Точно, слух его не обманул. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивалось солнце. Скоро будет весна, подумал он, уже сейчас это чувствуется. Вроде бы только что была осень – и уже февраль. Не хочу так быстро жить, но ничто на этом свете не зависит от моего желания…

Где-то на кухне он различил голоса Валентины и рыжего. Надо было вставать. Интересно, долго он спал? Наверное, нет, раз еще не стемнело. Пятый оделся, с удивлением заметив, что рука стала болеть меньше, и пошел на кухню. Хотелось пить, он все еще чувствовал себя разбитым, но ему явно стало лучше, чем было до обморока. «Наверное, они мне еще что-то укололи, – подумал Пятый, подходя к двери. – Надо спросить, что. Удачная штука – после нее спать не так сильно хочется».

Когда он вошел на кухню, Валентина и Лин разом замолчали, словно их выключили. Пятый с недоумением посмотрел на них и обнаружил, что они оба почему-то улыбаются. Пятый подошел к столу, сел и снова, нахмурившись, посмотрел на них. Эта немая сцена с улыбками нравилась ему все меньше и меньше.

– Что случилось? – спросил Пятый, нахмурившись. – Вы не заболели?…

– Да нет, что ты, все хорошо, – заверила лучащаяся счастьем Валентина. – Чайку?

– Я сам налью, спасибо, – вежливо ответил Пятый.

– Сиди-сиди, тебе вредно, – неопределенно проговорила Валентина, улыбаясь еще шире. Пятый пожал плечами. – Сколько сахара?

– Две ложки… Валентина Николаевна, в чем дело? – снова спросил Пятый. Доселе молчавший Лин сел напротив него, заговорщицки подмигнул и спросил:

– А поесть?

– Я же тебе сказал, что не хочу, – недоумение Пятого росло с каждой секундой. – Лин, ты что, память потерял? И почему вы все время улыбаетесь, как ненормальные?!

– Про то, что ты не хочешь есть, ты сказал вчера. А поскольку сегодня уже сегодня, приходится мне у тебя опять спрашивать – чем завтракать будешь?

– Как – сегодня? – до Пятого, наконец, дошел смысл Линовой фразы. – Я спал…

– Ты проспал сутки, – Валентина поставила перед Пятым чашку.

– Так, приехали, – подытожил Пятый. – Ладно. Теперь объясните мне толком, что за эти сутки с вами случилось?

В прихожей зазвонил телефон. Валентина с несколько поблекшей улыбкой посмотрела на Лина. Тот на секунду сделал страшные глаза и тихо прошептал:

– Графиня…

Валентина улыбнулась как могла широко и упорхнула за дверь. Пятый проводил ее взглядом и покрутил пальцем у виска. Лин встал, обошел стол, сел перед Пятым на корточки и снизу вверх посмотрел ему в глаза.

– Я тебе честно скажу, – начал он. – Вся эта комедия – затея Гаяровского, который считает, что у тебя снесло крышу…

– Отчасти он прав, – кивнул Пятый. – Но в этом нет ничего принципиально нового.

– Принципиально новое есть, – не согласился Лин. – Это он приказал Валентине и мне ходить с идиотскими улыбками и убеждать тебя, что все отлично. Понял?

– Так… и она послушалась? – в голосе Пятого звучало безмерное удивление, брови его взлетели вверх.

– Ты сам видел, – развел руками Лин. – Мало того, она выбила для тебя двухнедельное освобождение, вчера лично съездила к Павлу Васильевичу подписать бумаги, а потом до ночи выпытывала у меня, что тебе больше всего нравится из еды.

– Ситуация… – задумчиво сказал Пятый. – И что ты ей сказал?

– А я забыл, – пожал плечами Лин. – Или просто не знал, как выяснилось. Со мной все более ли менее ясно – хлеб со сгущенкой, сыр, можно орехи, и всего этого желательно побольше. За первую неделю пребывания в больнице я, не смотря на свои нервы, поправился на четыре кило.

– Это хорошо, – серьезно кивнул Пятый. – Теперь ты весишь сорок килограмм. Или больше?

– Да перестань, надоело! Значит так – сейчас сиди спокойно, кивай почаще, делай вид, что все отлично и ешь то, что дадут. Можешь похвалить. Это допускается.