История Жанны

Короче говоря, мистер Хитфилд был дружелюбен со всеми без исключения. А вот мистер Стэнли бывал любезен только тогда, когда считал нужным.

Время от времени я ловила на себе его взгляд – серьезный, изучающий – и мне становилось не по себе.

* * *

Так прошла неделя, потом другая, потом третья.

Однажды в самом конце ноября я после завтрака как обычно отправилась в Сомерсет-Хаус на выставку Королевской Академии живописи.

Я стала постоянным посетителем, и служащие уже узнавали меня и с улыбкой приветствовали.

Вдоволь находившись по залам, проведав, как обычно, Гейнсборо, я пошла к своей любимой картине. Это был своеобразный ритуал. Перед самым уходом я всегда приходила к ней и подолгу стояла, глядя на скалы, сосны и маленький замок.

Но сегодня мое место было занято. Перед картиной стоял высокий, худощавый мужчина в поношенной одежде и, не отрываясь, смотрел на пейзаж.

Мне не хотелось стоять рядом с ним и мешать его уединению. С другой стороны, не хотелось уходить, не поглядев на пейзаж. А, кроме того, было такое странное ощущение…

Внезапно он повернулся ко мне. В его глазах стояли слезы. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, не веря своим глазам, а потом воскликнули одновременно:

– Жанна?!

– Франсуа?!

Это было невероятно! Мы не виделись столько лет, и вот, наконец, встретились! И где!

Мы уцепились друг за друга, как тонущий хватается за спасательный круг. Оба смеялись и плакали и говорили бессвязно, перебивая и не слушая друг друга. Наконец, этот поток иссяк, и мы остановились, чтобы отдышаться. Нам так много надо было рассказать друг другу!

Франсуа приходил в себя, и ему, похоже, было неловко за свою несдержанность.

– Мадемуазель д’Аранкур, прошу простить меня за этот неожиданный и неуместный порыв…

Он попытался забрать у меня свою руку.

– Боже мой, Франсуа, умоляю, прекрати! Я здесь совершенно одна, в чужой стране, маюсь от тоски и безделья, волшебным образом встречаю любимого друга детства, а он начинает разводить церемонии!

Он перестал вырываться, и грустные глаза улыбнулись.

– Жанна-Жанна! Ты все та же! Вся порыв и непосредственность.

– Да, я все та же. Как видишь, никак не могу потолстеть! А вот ты изменился! Кто бы мог подумать, что ты та-ак вырастешь! Ты такой высокий! Господи, Франсуа, как мне тебя не хватало! И не надейся, что я позволю тебе снова исчезнуть!

Я смотрела на милое лицо и не могла насмотреться. Он повзрослел, возмужал. Годы тяжких испытаний наложили на него свой отпечаток. Возле рта появилась горькая складка, а в уголках глаз – морщинки. Я хотела знать о нем все!

Мы вышли на свежий воздух и пошли вдоль улицы. Вокруг сновали люди, проносились экипажи, но я видела и слышала только его.

Сначала Франсуа был сдержан и немногословен. Он внимательно слушал о моих приключениях, но не торопился рассказать о своих. А потом в нем словно открылась какая-то потайная дверца, и вся боль, все горести и муки, так долго носимые в себе, вырвались, наконец, наружу.

Он говорил и говорил, а я не могла оторвать от него взгляд.

Революция, ненавистная этому убежденному роялисту, уничтожила его полк. Он не мог оставаться во Франции и решил осуществить давнюю мечту – отправиться в Америку. Он пробыл в Америке недолго, поскольку известие об аресте короля побудило его вернуться в Европу. По настоянию родных он женился. И хотя это был брак по расчету, нашел в жене верного друга. Затем он присоединился к армии принцев в Кобленце и принял участие в осаде Тионвиля. Был тяжело ранен, еле выжил. Больной и измученный, с трудом добрался до Англии и сейчас фактически вел борьбу за существование, время от времени перебиваясь уроками французского и находя единственную отдушину в занятиях литературой.

* * *

Я проголодалась и решила зайти куда-нибудь перекусить. Франсуа отказался, говоря, что не хочет есть. Я понимала, что это из-за денег, точнее их отсутствия, поэтому обругала его, пресекла все возражения и затащила в ближайшую кондитерскую.

Он сидел напротив меня за чашкой чая, смотрел куда-то вдаль, говорил и не мог остановиться.

Я боялась спросить, знает ли он о судьбе старшего брата, Жана-Батиста, и его жены. Оказалось, что знает.

Франсуа сказал, что взял себе имя Комбург, как воспоминание об ушедшей юности, как напоминание самому себе, кто он есть. А кроме того, эти англичане никак не могли выговорить «Шатобриан». Я его понимала.

Уже темнело. Мне пора было возвращаться. Франсуа с горькой усмешкой извинился, что не сможет пригласить меня к себе – в крысиную нору, как он выразился.

– Ты просила без церемоний, и я буду с тобой откровенен. Ты не представляешь, какое это счастье – быть откровенным! Так вот, я безмерно рад нашей встрече, но не смогу принимать тебя у себя и никогда не смогу придти в гости к тебе. Прости, но это выше моих сил. Поэтому, если честно, полагаю, что мы не сможем видеться…

– Глупый, мы будем встречаться в галерее, у нашей картины! Или в книжном магазине. Или в кондитерской!

– Хорошо, я согласен. Только в следующий раз за пирожные заплачу я. И не возражай!

Я бы согласилась с чем угодно, только бы не потерять его снова.

* * *

Вечером у нас опять собрались гости. В гостиную набилось столько народа, что было не повернуться. Сэр Генри сбежал в свой клуб. А я сидела в укромном уголке в надежде, что меня никто не видит.

Перед глазами стоял Франсуа. Я снова и снова вспоминала нашу невероятную встречу, и сердце сжималось от жалости и боли. Мне так хотелось помочь ему, хоть чем-нибудь, но я не представляла, чем именно. По большому счету, я была бессильна – не в моей власти было изменить ход событий, а тем более вернуть прошлое. Да и нужно ли было Франсуа прошлое? Я ведь помнила, как он мечтал о переменах, о реформах, об обновлении общества. Но какой ценой?

Я снова видела его лицо и слышала его слова: «Патриции начали революцию: как старая Франция обязана своей славой французскому дворянству, так молодая Франция – ему своей свободой».

Да только где оно теперь, французское дворянство?

Мои мысли снова вернулись к поиску решения. Как ему помочь? О том, чтобы предложить ему денег, и речи не могло идти. К тому же, у меня их не было. Я сама была бедным, чтобы не сказать нищим, родственником.

Жаль, что Том и Ник находились в Итоне! Вот если бы они были дома, я бы попросила тетушку пригласить Франсуа в качестве учителя французского языка…

– Кто это был?

И мистер Стэнли бесцеремонно уселся рядом со мной. Я досчитала про себя до десяти, дождалась, пока сердце войдет в привычный ритм, и ослепительно улыбнулась.

– Добрый вечер, мистер Стэнли! Большое спасибо, у меня все хорошо. А как Ваши дела?

– Жанна! – угрожающе произнес мой мучитель.

Нет, ну это что-то неописуемое! Он что, следит за мной, что ли? Я уже набрала в легкие побольше воздуха и приготовилась произнести гневную отповедь – «По какому праву!» и так далее – но тут он поднял свою левую бровь…