Иван Берладник. Изгой

–  Город? Город пойдёт тебе, конязь, - ответил хан.
– А что пойдёт нам?

–  Богатства земли Русской. Она всем обильна. Даже я, изгнанник, могу похвастаться кое-чем.

–  Докажи!

Изяслав хлопнул в ладоши, и в шатёр вошли его дружинники, неся связки мехов, ларцы и оружие. Обливалось кровью сердце Изяслава, когда раскладывали они всё это перед беспристрастным лицом хана Сартуза. Степняк подался вперёд и даже соизволил дотронуться рукой до меха северной лисы-песца - серебристо-голубого с тёмной подпушью.

–  Якши, - наконец сказал он.
– Но от долгих речей у меня пересохло в горле.

И в свой черёд хлопнул в ладоши.

Тут только в шатёр вошли слуги, неся на блюдах и подносах мясо, плов, засахаренные фрукты и кувшины с дорогим вином и бурдюки с кумысом. Изяслав приободрился - если хан выставляет на ковёр яства, значит, с ним можно договориться.

Два дня шли переговоры, наконец хан Сартуз дал согласие. Не терпелось отомстить урусам за своё поражение, и он надеялся, что с новым походом повезёт больше. Уговорились встретиться в конце лета недалеко от истоков Сулы. После чего новые союзники распрощались и отправились каждый восвояси.

Продолжая себя казнить за малодушие, Иван спешил в Вырь. Только там, на своей земле, сможет он отдохнуть и почувствовать себя кем-то.

На подъезде к Вырю приметливый глаз нашёл, что здесь многое изменилось. Городской посад был частично порушен, и жители отчаянно стучали топорами, возводя новые клети, избы и заборы. У церкви прибавилось свежих могил. Проезжая воротами, Иван кликнул воротника:

–  Чего случилось? Аль пожар был?

–  И пожар тоже, - закивал воротник.
– Надысь приходили по наши души ратники. Кричали со стены, чтоб мы ворота отперли. А мы их не пустили. Повоевали они, пожгли, чего успели, да и подались восвояси.

–  Как же это? Русских - русские и не пустили?

–  А зачем?
– простодушно улыбнулся воротник.
– Они хотели чужого князя сюда посадить, а у нас уже есть свой - ты, Иван Ростиславич!

Иван улыбнулся в бороду, взмахнул рукой, приветствуя народ, что уже сбегался отовсюду, прослышав о возвращении законного господина.

–  Рад я, что выревцы столь мне преданны!
– крикнул он в толпу.
– Благодарю за верность! Нынче же велю выставить вам мёда из моих погребов!

Тем же вечером был пир. Стремясь угодить своим подданным, а также показать себя в выгодном свете, Иван не жалел ничего, почти опустошив погреба. Но пир удался.

3

Половцы пришли вовремя - не миновало и трёх седмиц после того, как воротился в свою вотчину Иван, а с заставы донесли о том, что недалече встала орда степняков. Вместе с заставным гонцом прибыл вестник от хана Сартуза - тот велел передать, что сей же час готов выступить в поход.

Русские стали спешно собираться. Выревский тысяцкий собрал с города и двух его пригородов, Вьяхана и Попаша, ополчение. Всего набралось вместе с княжескими дружинниками почти полторы тысячи пешцев и конников. Сила малая, но за нею стояли половцы. Да была надежда на простой люд - часто бывало, что из тех деревень и городков, мимо которых проходил Берладник, к нему бежали смерды и ремесленники. Если пойти через всю Черниговщину, можно было надеяться, что русское ополчение перевалит за две тысячи.

Елена те дни не находила себе места. Она была в гостях у Ивана, жила в хоромах, где жила бы его законная жена, если бы князь-изгой был женат. Ей прислуживали холопки, вертелись вокруг боярыни так, как если бы она была здесь владычицей. Она и впрямь в первые же дни взяла в свои руки ведение хозяйства, и одно только тревожило молодую женщину - над сердцем Ивана у неё не было власти. Берладник словно забыл о ней, а встречаясь, приветствовал так холодно-любезно, как любую боярыню. Ах, если бы она знала, что скрывается за его холодностью!

Перед самым отъездом в тереме царила суета и толкотня. Изяслав Давидич волновался - он отправлялся в поход, чтобы вернуть себе власть. Иван уходил, свой город оставляя. Елене ничего не говорили, и она терялась в догадках. Пробовала подойти с вопросами к мужу, но Изяслав только приобнял, поцеловал в губы и сказал: «Верь мне и молись!» А Иван…

Повезло, когда она сама этого не ждала. Поднимаясь к себе из поварни, где проверяла, всё ли готово к завтрашнему, она в тёмных тесных переходах терема столкнулась с Иваном. От неожиданности Елена отпрянула и запнулась ногой о приступочку. Иван успел подхватить её за локоть.

–  Почто не спишь, Елена Васильевна?
– мягко упрекнул, помогая выпрямиться.
– Почто бродишь, да ещё в потёмках?

–  Покоя мне нет, - призналась она, в полутьме силясь разглядеть лицо и моля Бога, чтоб он подольше держал её за локоть.

–  Что ж беспокоишься?

–  Так как же! На войну ведь идёшь!

–  Князь Изяслав зовёт. Я у него воеводой и должен идти…

–  А я?
– она вцепилась в него.
– А со мной как же?

–  Ты в Выри переждёшь. Места здесь тихие. Хоть и близка степь, а всё же половцы сейчас с нами заодно, тебя не потревожат.

–  Да пусть бы и тревожили! Как мне жить, когда тебя не будет рядом?

Иван наклонил голову, всматриваясь в лицо Елены. Не померещились ли ему слёзы в её голосе?

–  Да что ты, Елена Васильевна? Что ты?

–  А что?
– чуть не в голос всхлипнула она.
– Нет моих сил больше! Люб ты мне, Иване! Больше жизни люб! Тебя убьют - и мне не жить…

–  И думать забудь!
– натянуто рассмеялся Иван.
– Я заговорённый. В скольких боях бывал, а даже ранен ни разу не был. Уцелею и на этот раз!

–  Ты смеёшься, - Елена приникла к нему.
– А я о тебе молиться стану… Ждать буду…

–  Ты Изяслава Давидича жди.

–  Не надобен он мне! Только ты! Давно уже только ты! Али сам не чуешь? Али не понимаешь?

Она сорвалась на крик, и Иван, сторожко оглянувшись, увлёк Елену в боковую каморку. Здесь мрак разгоняло только крошечное оконце, стояли вдоль стен какие-то сундуки, что-то висело на стенах - то ли меха, то ли шубы, то ли ковры. В тесноте не повернуться, и они невольно прижались друг к другу.