Иван Калита

* * *

С первыми заморозками Гаврила покинул лесовиков. Петрухе и Левше сказал:

–  За добро ваше век помнить буду. И за то, что с Сагиркой помогли счесться, низкий поклон… Но не могу я боле тут оставаться, к земле меня тянет… Не нынче, так весной, всё одно уйду. Весной от земли дух такой, что душе покоя нет и руки по сохе чешутся… А допрежь, как в деревню идти, в Москву зайду, попытаю ещё раз счастья, может, хоть Меланью сыщу.

Гаврила вошёл в Москву в воскресный полдень. В пасмурном небе плыл колокольный перезвон; у колодца на Зарядье три молодки в шубейках, оставив ведра, о чём-то судачили; проехал мужик на санях; народ шёл к обедне.

Внимательно вглядываясь в каждую, что хоть чем-то напоминала Меланью, Гаврила не торопясь подошёл к Кремлю. От Москвы-реки по Занеглименью тянулся длинный боярский обоз с разной домашней рухлядью. Многочисленная челядь плелась обочь.

Сам боярин ехал с семьёй в возке, запряжённом цугом. В открытое оконце возка Гаврила успел разглядеть красный нос, торчащий из стоячего воротника шубы, и высокую боярскую шапку.

Оказавшийся рядом с Гаврилой словоохотливый монах в зипуне поверх рясы сказал:

–  Рязанский болярин Дмитрий Бессонов в Москву из Рязани съехал. Намедни ещё один прикатил… А на прошлой неделе черниговский болярин Родион Нестерович, а с ним полторы тыщи слуг, челом великому князю ударил. Теперь недалече отсель тот Родион усадьбу возводит… - И добавил: - Ныне многие под руку Москвы встают, Москва ныне в силу входит!

Обоз проехал. Держась гурьбой, в Кремль прошли, переговариваясь, мастеровые.

–  В Успенской митрополит седни обедню служит!

–  Пойдём послушаем грека…

«А не походить ли и мне по церквам, - подумал Гаврила.
– Может, Меланья в какой? А коли не сыщу, так схожу за Яузу, поспрашиваю Данилку».

В Успенский собор Гаврила попал, когда молебен закончился, у амвона ещё толпились исповедовавшиеся. Исповедовал сам митрополит… Гаврила задумался. Вздрогнул от неожиданности, когда раздался громкий голос.

–  В храм вступая, мысли мирские за притвором оставляй…

В упор на него смотрел митрополит. Тусклый свет свечей выхватывал из темноты его худое, неподвижное лицо. От этого пронизывающего взгляда Гаврилу пробрал мороз.

А митрополит уже спрашивал:

–  Кайся, в чём грешен?

Гаврила повалился на колени.

–  В тяжком грехе каюсь, людскую кровь пролил!

Сурово нахмурился митрополит, а Гаврила, торопясь и захлёбываясь, рассказывал, как Василиску угнали в неволю, и как с Меланьей в лесу укрывались, и как надругался над ним Сагир-хан, и он после того в лес ушёл да там с тем Сагиром рассчитался…

Умолк Гаврила, задумался митрополит. В страхе ждал Гаврила, но вот митрополит покрыл его голову, глухо сказал:

–  Отпускаю грехи твои, бо нет на те вины, и не людей ты убивал, а насильников…

И почудилось Гавриле, что говорит это митрополит не только ему, но и Петрухе, и Левше, и деду Пахому, и Серёге, и другим ватажникам-лесовикам…

За Яузу Гаврила попал к вечеру. Без труда отыскал с ободу бронников. Шёл притихшей улицей, заглядывал во дворы. Дома всё больше маленькие, на три окна, а рядом мастерские. И в каждом дворе высокие поленницы дров. Попадались дома и побольше.

У проходившего мужика спросил Данилку. Тот руками развёл:

–  О таком и не слыхивал!

Гаврила с ним согласился:

–  То так. Богат мужик везде знаем, а убог и во своём граде неведом ходит.

Из переулка, навстречу Гавриле, вышел смуглый, чернобородый мастеровой в заячьем треухе и новом полушубке. На ногах у мастерового не лапти, как у Гаврилы, а обшитые кожей валенки.

«Богато живёт, - подумал Гаврила. Лицо мастерового показалось ему знакомым.
– Где я его видел?»

Мастеровой прошёл мимо, а Гаврила глядел ему вслед и терялся в догадках. И тут, когда мастеровой был уже далеко, Гаврила припомнил день, когда повстречался с Данилкой в Москве и тот дал ему целую горсть денег. Тогда этот самый человек стоял рядом с Данилкой.

–  Послушай, дядя!
– бросился догонять мастерового Гаврила. Тот остановился.
– Скажи, как сыскать Данилку? Молодой такой…

–  Погоди, погоди, - прервал его мастеровой, внимательно вглядываясь в Гаврилу.
– Кой я тебе дядя, меня Олексой кличут. А вот тебя я, кажись, припоминаю. Уж не тя ли как-то на масленой мы с Данилкой встречали?

Рот у Гаврилы растянулся в улыбке, он закивал головой.

–  Вот так да, сыскался, пропащая душа!
– обрадовался Олекса.
– А мы тебя тут ищем. Пойдём со мной!
– Олекса взял Гаврилу за рукав.
– Я те не только Данилку, а ещё кого-то покажу. Вот уж истинно обалдеешь…

Глава 6

НЕВЕСТА ДЛЯ КНЯЖИЧА СЕМЁНА.

У ЛИТОВСКОГО КНЯЗЯ ГЕДИМИНА.

Боярин Плещеев с посольством возвращался из Литвы на Русь. Больше месяца гостил он у великого князя литовского Гедимина.

Снаряжая посольство, Калита наказал без невесты для княжича Семена не возвращаться, а заодно выведать всё о тверском князе Александре.

Александра Плещеев не раз видел в замке на Турьей горе среди множества знатных придворных литовского князя. Тверской князь всегда стоял в стороне, угрюмый и мрачный.

«Несладко те, видимо, на чужбине живётся», - подумал тогда Плещеев.

Невесту для княжича Семена сыскали. Вот она, литовская княжна Айгуста, едет впереди.

«Одобрит ли Иван Данилович выбор?
– думал боярин, покачиваясь на сиденье.
– Худа дюже да костлява. Ну, даст Бог, на русских харчах отъестся. А то, что годами маленько старше княжича, так то невелика беда».

От Орши пошла родная Русская земля. На границе княжна пересела из возка князя литовского в крытые сани князя московского. Накидывая ей на плечи дорогую соболью шубу, подарок Калиты, Плещеев заметил, как жадно заблестели глаза у провожавших княжну литовских бояр, подумал: