Из истории Боспора
Шрифт:
Прежде всего следует отметить, что уже по внешнему своему облику Елисаветовское городище резко отличается от большинства других городищ области нижнего Дона. Уже Леонтьевым было отмечено то впечатление, которое производит данное городище при сравнении его с остальными донскими поселениями — по размерам, по обширному некрополю; и тем же Леонтьевым Елисаветовское городище было правильно сопоставлено с городищем Недвиговским. Действительно, внешне оба эти городища выделяются среди окружающих их поселений, выделяются как центры, как «столицы»; при этом Елисаветовское городище по размерам занимает первое место. Различие наблюдается и в характере вещественного материала. Это бьющее в глаза различие заключается в большем количестве греческих привозных изделий, находимых в Елисаветовском городище: ни Кобяково городище, ни городище у Гниловской станицы, в которых я имела возможность следить за находками в слоях античной эпохи, не дают ничего похожего, а подъемный материал, собранный в других поселениях (городище у ст. Хапры, у Чалтура и т. д,), также содержит импортные изделия в минимальном количестве. И в этом отношении аналогичным Елисаветовскому городищу является опять-таки только Недвиговское: при большом количестве обломков местной
Далее, особенность, выделяющая Елисаветовское городище уже из всех поселений данной области, — это эпоха, устанавливающаяся на основании сделанных находок. Из всех городищ области нижнего Дона одно только Елисаветовское содержало находки классической эпохи: в Недвиговке повторные исследования постоянно давали материал эллинистический и римский [263] , в других городищах античная эпоха была представлена только находками римского времени, не ранее I в. н. э. Едва ли можно предполагать, что поздний материал попадался в этих городищах только случайно. В Кобяковом и Гниловском городищах, где производились и небольшие раскопочные работы, картина получилась вполне ясная: выше слоев доантичных, «архаических» («кобяковская культура I и II») в обоих городищах оказался пласт земли без находок, над которым сразу же начинался материал римского времени не раньше I в. н. э. Существование этого слоя без находок, отделяющего доантичные наслоения от наслоений римской эпохи, свидетельствует с полной несомненностью о каком-то перерыве в жизни этих поселений; спорным можно считать только одно: каким временем датировать верхние, позднейшие слой кобяковской культуры II. Судя по находкам в Елисаветовском городище, где черепки, вполне аналогичные керамике кобяковской культуры II, были обнаружены в слое конца V — начала IV в., и где изменение в характере этой керамики мы приписали влиянию ввоза греческой посуды, вполне возможно, что кобяковская культура II продолжает еще существовать и в V, может быть, и в IV в. до н. э.
263
М.И. Ростовцев, повторно (см. ИАК, в. 65, стр. 24; Скифия и Боспор, Лнгр., 1925 г., стр. 529) упоминает о восстановлении найденной в Недвиговке краснофигурной вазы IV в. до н. э. Как мне сообщил А.А. Миллер, указание это основано на недоразумении. Данная ваза вовсе не происходит из Недвиговки, в число недвиговских находок попала ошибочно, и недоразумение это было выяснено еще в 1919 г. на заседании, на котором был заслушан доклад об этой вазе.
Итак, по вопросу об отношении Елисаветовского городища к другим поселениям области нижнего Дона мы приходим к следующим заключениям: вместе с Недвиговским Елисаветовское городище резко выделяется среди всех остальных по размерам, по сосредоточению вокруг него большого курганного некрополя и по несомненно более выраженной связи с Грецией. Учитывая, с одной стороны, все то, что мы знаем о Недвиговском городище на основании и вещественных находок и эпиграфического материала, с другой — то, что отмечено было нами об Елисаветовском городище в предыдущем пункте, мы приходим к выводу, что оба эти поселения играют в данной области роль баз, учрежденных здесь боспорскими греками в целях организованной эксплуатации всего района Придонья.
Правильно ли видеть в Елисаветовском городище ранний Танаис? Окончательно решить этот вопрос мы сможем только после систематических раскопок и Елисаветовского и Недвиговского городищ. Но и сейчас в нашем распоряжении имеется кое-какой материал, дающий нам возможность высказаться по данному вопросу. До сих пор все, занимавшиеся и интересовавшиеся Елисаветовским городищем, подходили к вопросу об отожествлении Елисаветовского городища с Танаисом всегда в связи с рассказом Страбона о разрушении Танаиса Полемоном в I в. до н. э.; для подтверждения возможности такого отожествления требовалось, чтобы елисаветовский материал доходил до времени этого разрушения, т. е. до I в. до н. э., а находки в Недвиговке начинались не ранее той же даты. Что же дает по данному вопросу рассматриваемый нами материал?
Мы видели, что конец Елисаветовского городища датируется значительно более ранним временем, чем время Полемона. Из всей массы имеющихся у нас находок, сделанных в данном поселении, мы не нашли ни одного, обломка, который с какой-либо долей уверенности можно было бы приписать времени более позднему, чем III в. до н, э.: одна-единственная амфорная ручка с клеймом принадлежит, по мнению определявшего эту группу О.О. Крюгера, скорее всего III в., но возможно и начало II в., для всех же остальных находок невозможно даже такое допущение — они все безусловно раньше II в. Итак, материал не подтверждает теории о существовании Танаиса на месте Елисаветовского городища до разрушения его Полемоном, т. е. до I в. до н. э.
С другой стороны, для решения того же вопроса необходимо точнее представить себе время недвиговских находок. Мне удалось ознакомиться со всем недвиговским материалом, имеющимся в Эрмитаже (раскопки Леонтьева в 1853 г.; Тизенгаузена в 1867 г.; курганы, раскопанные Н.И. Веселовским в 1908 и 1909 гг.) и в Государственной Академии истории материальной культуры (подъемный материал, собранный во время экспедиций 1924 и 1928 гг.). Преобладающая масса всех этих находок принадлежит к римскому времени (I–IV вв.), но также имеются находки эллинистического времени. Среди эллинистического материала больше всего предметов II и начала I вв. до н. э., есть и более поздние; отдельные обломки принадлежат по-видимому, еще к III в. Эти более ранние экземпляры — обломок небольшого сосуда (канфара) с поверхностью, покрытой тусклым коричневатым лаком, и несколько амфорных обломков, ручек и горлышек с клеймами, по шрифту также принадлежащих III в. Во время экспедиции 1928 г. была сделана попытка ознакомиться с материалом нижних слоев городища; с этой целью была, проведена «подчистка» слоев, обнаружившихся по обрезу
канавы, прорытой вдоль южной части городища. Из нижнего слоя, лежащего, по-видимому, на материке, были извлечены обломок эллинистического сосуда (№ 279) и обломок «мегарской чашки» (№ 70), изображенный на рис. 58, 4.Рис. 58. Образцы керамики из Недвиговского городища.
Таким образом, на основании наличного материала мы делаем наблюдение, что в Недвиговском городище материал начинается с того самого времени, каким кончается материал елисаветовский: это время — III в. до н. э. Следовательно, если переход поселения из окрестностей нынешней Елисаветовской станицы на территорию Недвиговки имел место, то он совершился не в I в. до н. э., а раньше, в III в., и, таким образом, никакого отношения к разрушению Танаиса Полемоном не имел, а был вызван какими-то иными причинами.
Мне такой переход Танаиса представляется вполне вероятным, тем более, что благодаря исследованиям А.А. Миллера мы знаем и причины, вызвавшие переселение Елисаветовского поселения: это — заиливание прежде судоходного протока, у которого оно было расположено и от которого должна была ближайшим образом зависеть вся жизнь города, торгового по преимуществу, каким достаточно определенно рисуют нам Танаис древние авторы [264] . Ясно, что с того момента, как затрудняется сообщение по реке, по которой идет импорт и экспорт товаров, должна возникнуть мысль о перенесении главного торгового пункта туда, где условия окажутся более подходящими, и район нынешней Недвиговки должен был быть в то время именно таким подходящим местом.
264
Strabo, VII, 310: . Ср. XI, 493: ’ .
Вообще же все, что мы знаем и об Елисаветовском и о Недвиговском городищах, представляется мне вполне подтверждающим данное предположение. Хотя еще нельзя сказать «последнего слова о местоположении Танаиса» до систематических раскопок обоих главных городищ области нижнего Дона, все же слишком трудно считать случайностью отсутствие доэллинистических находок в Недвиговке, так упорно повторяющееся при всех расследованиях и городища и некрополя; с другой стороны, если Елисаветовское городище — не Танаис, то трудно допустить также, чтобы существование поселения таких размеров и такого характера никак не отразилось в известиях авторов, упоминающих здесь, как крупный торговый пункт, только Танаис. Ведь, ясно, что если Елисаветовское городище и не носило имени Танаиса, то во всяком случае оно играло здесь ту же роль, какую играл Танаис: все данные говорят за это слишком определенно.
Возражения Ростовцева, построенные главным образом на том, что курганный некрополь Елисаветовского городища дает картину некрополя местного, а не греческого и даже не смешанного, не представляются мне обоснованными. Я уже отмечала, что негреческий характер погребений курганного некрополя не может еще решать вопроса о характере поселения. Курганный некрополь при Елисаветовском городище еще не есть весь некрополь городища, и весьма возможно, что нераскопанные грунтовые погребения именно и окажутся погребениями греческими; само же по себе существование негреческого некрополя около торговых пунктов — явление обычное, засвидетельствованное многочисленными примерами.
Что же касается того, что и самое городище, как мы в этом могли убедиться, существенно отличается от крупных колоний северного Причерноморья, как Ольвия, Херсонес и другие, отличается главным образом наличием гораздо более выраженных местных черт, то здесь ничего противоречащего возможности отожествления Елисаветовского городища с Танаисом я не вижу: Танаис не только мог, но и должен был отличаться от этих колоний. Начать с того, что он возник в области, лежащей далеко от охваченного греческой колонизацией северного побережья Черного моря, в области, население которой и в представлении греческих авторов характеризовалось иным, более «диким» укладом, чем то же местное население, но жившее ближе к колониям [265] . Далее, Танаис — не колония греков, ионийцев или дорийцев, он основан греками Боспора [266] , которые в глазах греков метрополии уже представляли нечто иное, чем они сами; и его роль «общего торжища азиатских и европейских кочевников и тех, кто плыл с Боспора по озеру (Меотийскому, т. е. Азовскому морю)» [267] , требовала стечения в него значительных масс негреческого населения. Эти-то азиатские и европейские кочевники, участвовавшие в торговых операциях Танаиса, и погребены были, очевидно, в том курганном некрополе, который вызывал у Ростовцева такие сомнения в возможности отожествления Елисаветовского городища с Танаисом [268] .
265
Ср. Strabo, XI, 493: , . , , .
266
Strabo, XI, 493: .
267
Ibid.: ‘ , см. прим. 1 на стр. 195.
268
Для вопроса об определении характера городища при станице Елисаветовской существенное значение имеет найденный на территории городища в мае 1932 г. мраморный рельеф с изображением погребального пира, изд. в «Проблемах истории мат. культ.», ГАИМК, 1933 г., № 7–8, стр. 76. Не входя в рассмотрение особенностей этого исключительно интересного памятника, укажу только, что подобного рода надгробия (относящиеся, впрочем, к более позднему времени) мы знаем только там, где налицо важная роль греческого элемента в составе населения: обычай ставить подобного рода памятники идет, несомненно, из Греции.