Изъ Москвы с любовью. Том 2

— Сегодня тоже можно просто Аня, склонила голову и Голицына. Ага, две Ани — надо будет желание загадать. — Всё случилось так неожиданно, так что я не успела подобрать цвет, но, думаю, рубины подойдут к твоему платью. Примерь, пожалуйста?

Платье у Сусловой было тёмно-красным. Почти бордовым. И довольно скромным — никаких открытых возбуждающих частей тела. И когда именинница открыла протянутую коробочку и достала две крохотные серёжки, маленькие рубины на них ярко засияли в свете лучей от цветной пушки танцпола.

Пипец организация! Прибыли через час после нас, но разведка уже и цвет платья доложила, и серёжки успели подобрать. Вот у кого надо учиться! А то я всё понтуюсь, дескать «база данных Альтер-эго». Мы здесь и сами с усами!

— Какая прелесть! — пролепетала та Аня, которая именинница. — Я к зеркалу. — И отправилась в сторону туалетных. Ибо попросили же примерить, да не кто-нибудь, а сопровождающая царевны, которая третья в стране после мамы и сестры, а сейчас пока вообще вторая.

— Х-м-м-м-м… — Властный тяжёлый взгляд Жени переместился на нас, и мы с Машкой непроизвольно опустили глазки и вжали головы в плечи — вот реально передо нами стояла не хохотушка Женя, а принцесса огромного государства Евгения Карловна, властная стерва, перед которой на цыпочках ходят главы ведомств и боярских родов. — Я, конечно, знаю, чья идея, но лучше вам всё равно самим сказать.

— И поцему вы нас не взяли слазу! — топнула ножкой Ксюша, портя старшей сестре эффект от воспитательного момента. — Поцему мы по ноци за вами едем?

Я пришёл от этого высказывания в себя первым, поднял глаза и заявил:

— Жень, я потерял память. Не представишь ли мне спутницу?

Злость и строгость из глаз сестрёнки медленно, но выветрились.

— Вот видишь, верёвки из меня вьёт! И из Оли также, — пожаловалась она стоящей рядом девушке. — Все этого шалопая слишком любят, чтобы долго быть строгими. — Повернулась ко мне и произнесла спокойно, без наездов. — Саш, моя подруга Анна Васильевна Голицына. Прошу любить и жаловать.

— Саш, мы были знакомы, пусть и не слишком тесно, — продолжила сама Голицына. — Но я буду рада познакомиться вновь и ответить на все твои вопросы.

— Ксюш, Ань, займите пожалуйста отдельный столик поближе к столу именинницы, — сориентировавшись в раскладах в зале, попросила Женя. — Нам нужно поговорить.

— Слусаюсь, госпоза лейтенант! — козырнула мелкая. И где нахваталась? После чего Аня взяла её за руку и они двинулись вниз, поближе к танцполу, но за отдельный стол — выбор у них был огромный. Наверное, это правильно, представитель царицы не должен смущать простой народ близостью, чтобы демос раскрепостился. А мы с Машей? Да мы мелкие оторвы, хоть и принцы. Несовершеннолетние. Нам всё можно… В смысле в силу возраста и отсутствия должностей никого не смущаем.

Далеко не пошли, присели за столик, стоящий рядом. На нас скрещивались взгляды почти всех взрослых и кое-кого из детей, находящихся в этом клубе, но Жене было плевать. Как впрочем и нам. Разборка в царской семье? Да, разборка, бывает, не ваше дело.

— Ну и? — спросила Женя, когда мы присели напротив неё, и забарабанила пальцами по столу, дескать, я зла и нетерпелива. — Не надо, потом! — это она отмахнулась от официантки, спешно подскочившей узнать чего изволим. — Са-аш?

— Что, «Са-аш»? — пожал я плечами.

— Что за самоуправство?

— А в чём проблемы? — Не люблю, когда на меня наезжают не по делу.

— Род простолюдинов, взявший фамилию уважаемых бояр. И ты всей Москве объявляешь, что благоволишь ему, собирая тут пусть и детский, но бомонд, подбивая сестру на всякое. Молчи, Маш, с тобой потом поговорим! — осадила попытавшуюся что-то вставить сестрёнку.

— Жень, а не пойти ли тебе лесом? — картинно нахмурился и расслабился я.

— Повтори? — насупилась она, но тоже картинно, я чувствовал, не всерьёз. Она злилась, но злость эта не была всепоглощающей. Вроде того «я должна быть суровой и наехать», но ей было плевать на Сусловых и моё к ним отношение. Неприятно, что братик провернул что-то за спиной семьи — это да, но трагедии в покровительстве простолюдинам она не видела, оставляла за мной такое право, как, например, право прыгнуть с парашюта или заняться дайвингом. Чем бы дитя не тешилось, как говорится. Но именно на «зашквар» и «невместность» нашего здесь нахождения плевала — понимала расклады, что и брак Сусловых церковью освящён, и удочерение законно. В отличие от родителей многих в этом зале, что добавляло Жене очков в моих глазах.

Я сдержался и спокойно повторил расклады по Сусловым, почему сюда приехал. Но неожиданно ни понимания, ни поддержки не получил. Как, впрочем, и негатива.

— Ну, хорошо, ты в праве. Это не унижает вашего с сестрой достоинства. Но сделал ты это зачем, горе ты наше! — не выдержала и убрала она строгость из голоса окончательно. — Ради чего это всё? — окинула рукой вокруг.

Теперь понятно. Царевны мыслят другими категориями. Оля — наследница, но Женя — её страхующая, пока та не родит. А значит Женю воспитывали чуть иначе, чем Машу и чем будут воспитывать Ксюшу, прививали ответственность и государственное мышление. И привили-таки! Да, мозги у моей старшей средней сестрёнки куриные, но вот способ мышления, оказывается, государственный! Что, если честно, радует.

— Бизнес с ними буду строить, — родил я то, что напрашивалось. — Мне нужен для помощи в хотелках влиятельный боярский род, с какими-никакими деньгами и хотя бы минимальными связями, но который не взбрыкнёт и не «кинет». Первых в Москве пруд пруди, а с последним как раз и засада. А тут проблема решена — кто они будут без меня, если завтра их брошу? Да их сожрут! И так без пяти минут сожрали, оставив с голой жопой.

— И что за бизнес? — нахмурилась Женя.

— Пока не решил окончательно, только наброски, составляю бизнес-план, — покачал я головой. — Наверное, музыкой займусь, но профессионально, а это связи и вложения. А момент оказать им поддержку есть только сегодня, завтра ситуация «прокиснет» и вмешаться удобных поводов не будет. И так еле успел. А после по моим прикидкам им было бы не больше года владеть этим клубом, и, скорее всего, боярским титулом.

— М-да, братик вырос, а я и не заметила, — покачала Женя головой. — Маша, ты что скажешь?

— Жень, он ОЧЕНЬ обиделся, что ему ни вчера, ни сегодня не дали денег, — сдала меня самая близкая сестрёнка. — Даже не представляешь, как сильно. Он и думать не думал о деньгах, пока вчера его не выпустили в город с пустыми карманами.

— Разве с пустыми? — нахмурилась Женя. — А эти… Что тебе там оставили? Под стеной?

— Мои деньги, — грустно усмехнулся я. — Гонорар. А если б его не было? Да и может я хотел отложить их и купить себе что-то, вот, педаль для гитары сегодня присмотрел, которая амплитуды режет? А мне даже на мороженое не дали! Ни мороженое купить, ни нарзана, ни в кафешке посидеть — иди, Саша, гуляй, твою дивизию! — начал распаляться я, от осознания чего взбодрился и постарался успокоиться. Вовремя, ибо быть истеричкой не хотелось, а это тело помнило, как закатить истерику, даже без вмешательства мозга.

— Погоди, но с тобой же тётьНастя была. — Женя недоумённо выкатила глаза. — И у неё были деньги. Как раз для таких целей у них всегда есть сумма, а если что серьёзное, и чековая книжка с малой печатью.

— Вот тётьНастю я и поздравляю! — с пафосом воскликнул я и похлопал в ладоши, откидываясь на спинке стула. — С суммой и чековой книжкой с печатью.

— Та-ак… Снова не поняла Женя — всё же я прав, мозги куриные. Обидно писать такое о сестре, но что есть. — Тебе. Дали. Деньги. Они были у тётки Настасьи.

— Стоп! — перебил я. — МНЕ денег не дали. А что дали тётке Настасье — дело сугубо ваше и тётки Настасьи, ибо мне про то не было даже сказано, на что я могу рассчитывать.

— Но ты мог просто попросить! Попросить не бывает?

— Не верь, не бойся, не проси, — вздохнула Маша, убирая глаза в столешницу. — Никогда ничего не просите у сильного. Сами дадут… Жень, МНЕ вы даёте чековую книжку. А ему нет. Саше стало обидно, — попробовала она заступиться за меня.

— Раньше обидно не было, а тут стало? — съехидничала Женя, пронзая меня глазами. Но я не повёлся и огрызнулся: