Из племени кедра

– Петка-журналист про Кучумов урман писал, говорит, как добыли большой газ.

Раскрыл газету Андрей. Увидел серую нечеткую фотографию. Вся их бригада изображена на фоне вышки и тайги.

– Тамила поздно придет. Учит ребятишек на кардионе музыку делать. Югана пойдет сейчас к Чарыму, а ты отдыхай, – говорит старая эвенкийка, неторопливо застегивая теплую безрукавку, вышитую замысловатым узором.

Наступили сумерки. Андрей долго стоял у открытого окна, слушал говор реки. Волны бились о приплесок близ дома. Половодье.

«Вот и снова весна, Шаман…»

Андрей мысленно просит волны веселее плескаться, милее целовать берег.

Пусть весенний ветер пружинит богатырские кедры, пусть поет и трубит, прославляя жизнь.

На сердце Андрея радость возвращения домой. Завтра же он возьмется за кисти и карандаши, начнет работать над картиной. Сколько раз снилась она ему в мельчайших подробностях на больничной койке. Сколько времени он думал о ней…

Тихо открылась дверь. Вернулась из клуба Тамила.

– Андрюша…

Не уснуть Андрею в эту ночь. Он отоспался на больничной койке на десять лет вперед. Сегодня ему надо объяснить Тамиле, что еще не знает, как у него сложится судьба.

Он многое передумал и взвесил за это время.

Тогда, на буровой, после разговора с Юганой удалось Андрею убедить Тамилу: «Это просто первое увлечение. Повзрослеешь, будет оно казаться наивным. Подумай лучше, Тамила».

Но девушка упряма. Она любит Андрея: «Милый мой, молодые цыганки рано становятся женщинами… У нас будут дети… Хорошо, я согласна ждать…»

Тамила села на диван. Андрей пристроился рядом. Девушка взяла обеими руками его худую руку и, перебирая пальцы, сказала шутливо:

– Погадать?

– Темно. Обманешь, – в тон. ей ответил Андрей.

– Нет, не буду обманывать! Все морщинки на твоей ладошке на память знаю. Раны были не опасными. Зажили. А вот на душе…

– Тамила, хватит!

– Что хватит?.. – тихо спросила Тамила и добавила понимающе: – Андрюша, родной, тоска-горе пройдут, забудутся. Я всегда буду рядом с тобой.

7

Над Ледовым озером разнесся пронзительный вой сирены. Укатился протяжный зык в урман воплем незнакомого зверя. Вспугнутые олени умчались за сухое болото. Лось фыркнул тревожно и скачками пошел от озера через старую гарь, рассекая копытами замшелые коряжины и трухлявые пни.

Большая самоходная баржа, встречая легкие шлепки озерных волн, поплыла в исток Алтымигая.

Сбывались Костины мечты. Вертолет их артель получила. Арендован на полгода. Только что закончилась выгрузка разобранных домов. Присели отдохнуть молодые промысловики и звероводы на аккуратно сложенные штабеля бревен.

Подошел к Косте дед Чарымов, похлопал по плечу:

– Жалко Кучума. Переманили буровики насовсем.

Илья, стоя на корме баржи, вскинул ружье, дал прощальных три выстрела. Костя ответил шестью.

– Я рад, Михаил Гаврилович, за Илюшку. Пусть едет на курсы буровых мастеров, пусть потом шагает в техникум или в институт… Чем больше будет наших парней в нефтеразведке, тем лучше. Не дадут они пылать пожарам в тайге, не позволят загаживать реки и озера нефтью.

– Это верно, – согласился старик.

Идет день за днем. Стучат топоры, ложится на мох венец за венцом. Растут обновленные срубы на берегу озера. К острову проложены мостки из плавучих бревен – дорога. За две недели бригада плотников деда Чарымова собрала четыре небольших домика. Смотрят бревенчатые избы приветливыми окнами на водную гладь. А на круговине среди кедров промысловики установили пятьсот клеток для соболей. Чуть в стороне – еще двести для норок. Их мастерил тоже дед Чарымов. Всю зиму работал, и помогали ему такие же старики, как он сам.

Только забурлило весеннее половодье, выпросил председатель артели Александр Гулов у начальника нефтеразведки самоходку – перевезти на озеро имущество звероводов. Прихватили по пути и разобранные избы из заброшенной деревни Мучпар.

Майским солнечным утром приплыл артельный катер к Соболиному. Обратным рейсом уехал дед Чарымов в Улангай с бригадой плотников.

Костя на берегу остановился возле сарая-ангара, наблюдая, как мягко коснулся воды поплавками вертолет. Пилот машину подрулил к самым мосткам.

8

Две недели назад появилась на островке юркая зеленая стрекоза. Привел ее молодой пилот Юра Уткин. Обслуживать машину прикрепили механика Васю Безрукова, который прибыл вместе с пилотом.

Первые два дня Костя показывал Уткину маршруты. Отмечал реки и озера, на которые предстоит приводнять вертолет со щукастыми поплавками, заменяющими шасси. Вертолет маленький, четырехместный, но помощник соболеводам он великий.

– Идем, брат, потолкуем, – предложил Костя, когда вертолет причалили и закрепили. Пилот, недовольно хмурясь, пошел следом.

В доме сели за стол, молча закурили.

– Я, Костя, не могу больше так…

– Понимаю тебя, – перебил тот Юрия и не дал высказать накопившуюся обиду.

– Развез всех охотников, каждому с воздуха показал участок, как помечено на карте…

– Слушай, Юра, неделю я летал с тобой. Сидел рядом… Пойми, я был летчиком-спортсменом, четыре года утюжил воздух над этими урманами, как ведьма на помеле. Могу я водить вертолет?

– Можешь, Костя. Знаю, ты хороший пилот. Но если что случится, судить будут меня… Не имею права отдавать машину в чужие руки. Разве ты не знаешь воздушного кодекса?

Как ни уговаривал Костя пилота, молодой парень твердо стоял на своем и не позволил Волнорезову делать самостоятельные вылеты.

9

– Давно знала Югана. Глаза Шамана тоскуют, как у раненого лебедя в осенний перелет, – сказала старая эвенкийка Андрею.

В полдень они сидели у костра-дымокура. Отдыхали после того, как поставили в большой заводи самодельные жерлицы на щук, наживленные крупными чебаками. Андрей набил трубку табаком, раскурил и передал эвенкийке.