Из тьмы

Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что этот натиск будет другим. Раньше, когда ункерлантцы проводили разведку в Громхеорте, они ослабли, столкнувшись с жестким сопротивлением. Не сейчас. Теперь бегемоты штурмовали альгарвейские укрепления за разрушенными стенами. Пехотинцы продвигались вперед между этими укреплениями. Люди Мезенцио были храбры. Эалстан, который ненавидел их так же сильно, как и любой другой человек в Фортвеге, видел это своими глазами, как во время ужасных боев в Эофорвике, так и во время своего невольного пребывания в армии короля Свеммеля. Но храбрость не собиралась приносить им никакой пользы, не в этот раз. Изголодавшаяся кошка, вынужденная драться с мастифом, тоже может быть храброй. Ее храбрость не принесла бы ей никакой пользы: мастиф все равно убил бы ее.

Пока он бежал к разрушенным воротам, он задавался вопросом, сколько раз он проходил этим путем раньше. Он знал то, что помнил лучше всего: возвращение в Громхеорт после первого раза, когда он занимался любовью с Ванаи. Тогда он был ошеломлен радостью. Теперь он тоже был ошеломлен, но это было потому, что зарытое яйцо и груз на спине бегемота разорвались слишком близко к нему. Дубовая роща, где он лежал с ней, была разнесена на щепки; он прошел через это.

Рыжеволосые все еще сражались, используя обломки стены и врата в качестве укрытия. Лучи прожгли черные дорожки в траве у ног Эалстана. Бегемоты начали бросать яйца в ворота. Эалстан увидел, как в воздух взлетели куски солдата. Еще несколько яиц, взорвавшихся у ворот, означали, что на наступающих ункерлантцев обрушилось гораздо меньше огня.

С воплем Эалстан вскарабкался по серым камням стены в Громхеорт. “Домой!” - крикнул он. Затем луч просвистел мимо его уха, так близко, что он почуял в воздухе запах молнии. Вот и все для ликования. Он бросился за другой камень и выстрелил в ответ.

Ничто не давалось легко. У людей Мезенцио были недели, чтобы укрепить Громхеорт, и они использовали их по максимуму. Вероятно, они использовали незадачливых гражданских в качестве рабочих. Казалось, что на каждой улице, в каждом квартале, была баррикада. Бегемоты ворвались в город и начали крушить баррикады своими яйцеметалками, но рыжеволосые в зданиях по обе стороны улицы забрасывали их яйцами с крыш и верхних этажей. Эалстан видел в Эофорвике, насколько дорогостоящими могут быть уличные бои.

Он думал - он надеялся - что сможет просто направиться на улицу графини Хересвит, где жила его семья. Все оказалось не так просто. Судя по тому, как сражались люди Мезенцио, его дом с таким же успехом мог находиться на обратной стороне Луны.

Он бежал от одной баррикады к другой, когда его загорело. В одну секунду все было в порядке. Следующее, что он помнил, его левая нога больше не хотела выдерживать его вес. Он тяжело приземлился, ободрав оба колена и один локоть.

Сначала эти небольшие повреждения причиняли боль больше, чем его рана. Затем они прекратились, и он издал резкий вопль боли.

Он втащил себя в дверной проем, оставляя за собой кровавый след, похожий на след слизняка. Солдат-ункерлантец присел рядом с ним и начал перевязывать рану, которая была на внешней стороне его бедра. “Не так уж плохо”, - ободряюще сказал парень.

“Тебе легко говорить”, - ответил Эалстан. “Это не твоя блудливая нога”. Ункерлантец рассмеялся, закончил работу и побежал глубже в город, чтобы еще немного повоевать.

Эалстан однажды попытался встать, но не смог, нога обмякла и была бесполезна. Не имея другого выбора, он остался лежать там, где был, и смотрел, как краснеет повязка. Рана не наполнилась кровью слишком быстро, что он нашел умеренно обнадеживающим; если бы это произошло, он мог бы истечь кровью до смерти. Прошел какой-то неизвестный отрезок времени. Ункерлантцы продвигались все глубже в Громхеорт, и шум битвы проносился мимо него.

Может быть, он заснул или потерял сознание. Он был, конечно, удивлен, когда ункерлантский солдат начал вытаскивать его за ноги из дверного проема. “Я не мертв, ты, глупый сын шлюхи”, - прорычал он. Он скорее хотел бы, чтобы это было так, потому что внезапный рывок в его раненой ноге вызвал боль, подобную огню.

“О, извини, приятель”, - сказал солдат. Он позвал приятеля: “Эй, Джосве! Подойди, помоги мне. У меня здесь живой”.

Вдвоем они подняли Эалстана на ноги и потащили его обратно к лазарету, который люди Свеммеля оборудовали на окраине города. Он почти желал, чтобы они оставили его лежать там, где он был; вопли боли, доносившиеся оттуда, звучали как угодно, но не обнадеживающе. Но, когда они помогли ему войти внутрь, он обнаружил, что там были двое целителей-ункерлантцев, работавших как одержимые вместе с бородатым фортвежцем, которого они, вероятно, привлекли к себе на службу.

Эалстану не досталось раскладушки. Он считал, что ему повезло, что не пришлось лечь на другого раненого: помещение было переполнено, и с каждой минутой их становилось все больше. Целителям и фортвежским женщинам со свежими бинтами - тоже, без сомнения, выполнявшим свои обязанности - приходилось ступать осторожно, чтобы не наступить на руки и ноги.

После того, что казалось вечностью, к Эалстану добрался целитель. Он снял походную повязку и пробормотал заклинание над раной, чтобы она не заживала. Фортвежский целитель использовал бы заклинание на классическом каунианском; ункерлантец говорил на своем родном языке. Он сказал: “С тобой все будет в порядке, солдат”, крикнул одной из женщин, чтобы та подошла и наложила Эалстану свежую повязку, и перешел к следующему раненому мужчине.

Женщина из Фортвежья, которая склонилась рядом с Эалстаном, была на пару лет старше его, худощавая, и выглядела смертельно уставшей. У нее явно была практика накладывать повязки; возможно, она делала это и для альгарвейцев. “Большое вам спасибо”, - сказал Эалстан по-фортвежски; в последнее время у него было не так уж много возможностей использовать свой собственный язык,

“Не за что”, - ответила она, удивленно приподняв одну бровь. Затем она взглянула на него еще раз, дольше. Ее глаза расширились, рот приоткрылся. “Эалстан?” - прошептала она.

Он узнал ее голос там, где не знал ее лица. “Конбердж?” сказал он и потянулся, чтобы обнять свою сестру. Они оба разрыдались, не обращая внимания на уставившихся на них ункерлантцев со всех сторон. Эалстан спросил: “С отцом и матерью все в порядке? И... ” он почувствовал нелепое удовлетворение, вспомнив, - твой муж? Она не была замужем, когда он бежал из Громхеорта.

К его огромному облегчению, она кивнула. “Во всяком случае, сегодня утром они все были там. Мы провели много времени в винном погребе, но большая часть дома все еще стоит. Ну, во всяком случае, так оно и было ”.

“Хвала высшим силам”, - сказал Эалстан и дал волю слезам. Он добавил: “Мать и отец - бабушка и дедушка. В конце прошлой весны у нас с Ванаи родилась маленькая девочка”.

Конбердж положила руку на свой живот. “Они будут снова, когда наступит зима”. Она добавила: “Как ты превратился в ункерлантского солдата? Что они сделают с тобой теперь, когда ты ранен?”

“Они поймали меня и дали мне палку. Что касается другого”, - он пожал плечами, - “мы просто должны это выяснить”.