Избранное в двух томах. Том 2

любили сокращения. — М. Г.) и утвержден в должности начальника летной части

Тренировочной авиашколы Южного фронта» — то есть той же Качи. Всего около

одной странички в написанной от руки автобиографии Арцеулова занимает его

жизнь с осени 1917 года до конца 1920 года. Но сколько он за эти бурные годы

пережил, передумал, перечувствовал, об атом нам остается только догадываться.

Хотя много ли вообще можно было бы насчитать в нашей стране людей, души и

судьбы которых оказались не затронутыми революцией и гражданской войной!

«Хождением по мукам» назвал А. Толстой свою трилогию о пути русской

интеллигенции в революцию. Нет, Арцеулов не Телегин и тем более не Рощин.

Он другой человек и по характеру, и по сложившейся биографии, да и путь его от

прапорщика старой армии до красвоенлета сложился по прямой, без поворотов и

зигзагов, пережитых героями Толстого. Но факт остается фактом: расслоилась

русская интеллигенция в те годы. Арцеулов прочно и бесповоротно остался на

стороне революции.

В декабре 1920 года Арцеулов простился с родным ему Крымом — получил

назначение в 1-ю Московскую высшую школу красвоенлетов, сначала летчиком-инструктором, а с середины 1921 года — начальником летной части.

В этой школе летчики, прошедшие нормальную подготовку в обычных

учебно-летных заведениях, совершенствовались в высшем пилотаже и осваивали

самолеты новых для себя типов.

Для последнего, кстати сказать, налицо были все возможности: молодая

советская авиация располагала в основном устаревшей, изношенной, но

чрезвычайно

474

пестрой по типажу материальной частью. Чего только у нас не было! «Фоккеры»,

«Сопвичи», «Ньюпоры», «Мораны», даже старые «Фарманы».. Не было только

своих собственных, советских самолетов-истребителей — их время еще не

пришло. Хотя было уже не за горами.

Состав инструкторов в Московской авиашколе был очень сильный: М. М.

Громов, А. И. Жуков, А. П. Бобков, Я. Г. Пауль. . Да и многие из тогдашних

учлетов заставили потом говорить о себе.

Чтобы в такой компании держаться «на уровне» и, более того, оказаться

достойным выдвижения на пост летного руководителя школы, надо было летать

так. . так, как — помните? — сказал Невдачин: «Его полет можно было сразу

узнать по правильным, красивым и обдуманным эволюциям».

Конечно, Арцеулову сопутствовала идущая теперь уже как бы впереди него

слава «покорителя штопора». Но не раз было замечено, что в авиации слава или, скажем скромнее, репутация отличного летчика не столько приподнимает, сколько обязывает. Обязыавает эту свою репутацию ежедневно, ежечасно, в

каждом полете оправдывать. Спрос с «прославленного» или даже просто

сильного летчика совсем другой, чем с середняка. . Ему, как говорится, ставится

каждое лыко в строку: попробуй он нечисто выполнить какую-нибудь фигуру,

«скозлить» на посадке или, еще того хуже, плохо справиться в неожиданно

возникшей сложной обстановке, например, при отказе мотора!. Поэтому думаю, что, придя в новый для себя коллектив Московской высшей авиашколы, Арцеулову пришлось начинать с того, чтобы на деле показать себя коллегам. Как

говорят шахматисты, сыграть на подтверждение своего гроссмейстерского

класса.

И, судя по всему, он сыграл. Класс подтвердил. Жил персонал школы, как

вспоминает В. А. Эмерик, дружно, все в одном общежитии, помещавшемся на

Ленинградском шоссе (ныне Ленинградском проспекте), то есть неподалеку от

Ходынского поля (впоследствии Центрального аэродрома имени Фрунзе), в доме, носившем наименование «дача № 60». Тут же рядом в Первом Красноармейском, тогда Зыковском, переулке находился клуб «Крылья коммуны», где по вечерам

часто собирались инструкторы и другие работники школы. Выставлялось

угощение: морковный чай

475

и булка. Устраивались в клубе и художественные выставки, в которых

непременным участником, разумеется, был Константин Константинович —

единственный в школе, кого уже тогда не приходилось считать живописцем-любителем.

Царившую в авиашколе атмосферу как нельзя лучше характеризует

издававшийся ее коллективом печатный «авиационный юмористический

сборник» под названием «Смех сквозь пропеллер». Почти весь текст сборника —

прозаический и стихотворный — принадлежал перу авиационного инженера Б.

Вахмистрова, а иллюстрации, естественно, Арцеулову.

«За период школьной работы,—вспоминал Константин Константинович,— я

подготовил более двухсот красвоенлетов». Если вспомнить, что летчиков в то

время у молодой Советской республики было мало, подготовка авиационных

кадров только начинала разворачиваться, эта цифра — 200 красвоенлетов —

звучит солидно.

На Московском аэродроме — «Ходынке» —сосредоточивалась тогда едва ли

не вся летная работа, проводившаяся в столице. С одного и того же старта вслед

за только что взлетевшим учлетом авиашколы мог взлететь летчик-сдатчик (так

тогда назывались испытатели серийной заводской продукции) или военный

летчик строевой авиачасти.

Круг летчиков, особенно летчиков хороших, был узок. А потому нередко

одних и тех же пилотов привлекали к выполнению заданий разных организаций, а иногда и ведомств.

Так, например, в Московской высшей авиашколе проходили летную

практику слушатели Высшей аэрофотограмметрической школы, готовившей

летчиков-наблюдателей для аэрофотосъемочных работ. Бывший слушатель Е. П.

Смирнягин вспоминает: «Самый первый полет в моей жизни я сделал с

Константином Константиновичем Арцеуловым. . Он меня сразу спросил: «Как

ваше имя и отчество?» Я был совершенно ошарашен этим, мы ведь все там были

Кольки, Ваньки, Женьки. . Он мне сказал:

— Евгений Павлович, вы не беспокойтесь, садитесь спокойно, вот вам