Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
блин комом» — планер с экзотическим наименованием «Маори».
Тут что ни имя, то личность, сыгравшая в последующей истории нашей
авиации свою далеко не последнюю роль!
С Вячеславом Павловичем Невдачиным, Сергеем Николаевичем Люшиным и
Владимиром Сергеевичем Пышновым — автором первых в нашей стране
фундаментальных исследований теории штопора — читатель уже знаком.
Михаил Клавдиевич Тихонравов стал виднейшим деятелем ракетостроения,
руководил разработкой первой советской ракеты, полетевшей в 1933 году, работал
кораблей вместе с С. П. Королевым.
Игорь Павлович Толстых сконструировал ряд планеров и авиеток, работал в
коллективе А. Н. Туполева, сам создал несколько оригинальных конструкций, например первый в СССР экспериментальный самолет с трехколесным шасси.
Борис Иванович Черановский был автором успешно летавших планеров и
самолетов редкой схемы — бесхвосток и «летающего крыла». Эта схема
привлекала многих конструкторов в разных странах, но удачная ее реализация
доставалась на долю единиц, в том числе Б. И. Черановского.
Николай Дмитриевич Анощенко — один из старейших деятелей русской
авиации,
пилот-воздухоплаватель,
конструктор,
руководитель
воздухоплавательного отдела первой отечественной летно-испытательной
организации «Летучая лаборатория».
Рассказывать о Сергее Владимировиче Ильюшине — виднейшем советском
авиаконструкторе, руководителе создания многих боевых и транспортных
самолетов, академике, трижды Герое Социалистического Труда, видимо, нет
необходимости, известность этого человека давно вышла за пределы нашей
страны. Достаточно напомнить, что его штурмовик Ил-2 оказался самым
эффективным в боях на фронтах второй мировой войны самолетом, самым
массовым (было построено более
493
36 тысяч экземпляров), непревзойденным, несмотря на неоднократные попытки
конструкторов многих стран сделать нечто подобное.
Итак, планеры росли как грибы. Нужно было на них летать — не для
демонстрации же на земле они предназначались!
Под эгидой спортивной секции ОДВФ быстро сформировался
организационный комитет по устройству Всесоюзных планерных испытаний.
Председателем его, естественно, был назначен К. К. Арцеулов. Журнал «Аэро» №
10 за 1923 год опубликовал фотографию членов комитета: В. Я. Аррисона, К. К.
Арцеулова, Н. Д. Анощенко, Е. Ф. Бурче и И. Н. Виноградова. Подготовка к
первым Всесоюзным опытно-показательным испытаниям безмоторных
летательных аппаратов — потом их чаще называли менее официально, но более
романтично: слетами — обрела конкретный, деловой характер. Стародавняя
мечта Арцеулова близилась к осуществлению. Вот-вот — и планеры залетают!
Но тут встал вопрос — где?! Конечно, не составляло особого труда найти
горушку, с которой можно было бы запустить планер, чтобы он, пролетев
минуту-другую,
приземлился у ее подножия. Однако это было бы не то.. Совсемне то.. В конце концов, не красивого же слова ради назвал свой кружок Арцеулов
«Парящим полетом».
. .Заседания оргкомитета вскоре после его образования были вынужденно
перенесены в место, для планерной организации несколько неожиданное, а
именно в Боткинскую больницу, где лежал председатель комитета, как мы знаем, изрядно побившийся на первом вылете самолета ИЛ-400.
Но и в горизонтальном положении, на больничной койке, свои позиции он
отстаивал весьма решительно. А позиции эти у него к тому времени
сформировались вполне: планерные испытания нужно проводить на давно
высмотренной им горе возле крымского поселка Коктебель! И нигде больше!.
«У нас, в Советском Союзе, — говорил Константин Константинович в
фильме «Дорога в облаках», — нашлось практически идеальное место для
парения на планерах. Гора Узун-Сырт, длиной примерно около семи километров, обращена своим крутым склоном к югу и образует по этому склону очень
мощные восходящие потоки, очень постоянные, очень ровные. .»
494 В этих словах — вся сущность парящего полета. Действительно, в
неподвижном воздухе планер может только снижаться — планировать, от чего и
произошло само название этого летательного аппарата. Но если слой воздуха, в
котором находится планер, не неподвижен, а образует восходящий поток, то есть
сам поднимается вверх, то планер оказывается как бы в некоем воздушном лифте.
«Если бы создавали такую гору искусственно, то, вероятно, сделали точно
такую модель», — продолжил рассказ Арцеулов. Но неожиданно выяснилось, что
этот щедрый подарок природы его получатели поначалу не очень торопились
принимать:
«У нас очень скептически отнеслись к этой выбранной мною горе. Взгляд
был такой, что планер только может с высокой горы спускаться вниз. . И чем
выше гора, тем, значит, длиннее и дольше полет.. Когда я привез планеристов в
Крым, в Коктебель, они были поражены. Там же невысокие холмы, абсолютно
безлесные, а они ожидали высоких гор, с которых можно далеко улететь,. В
Москву полетели доклады об «огромной ошибке», допущенной председателем
оргкомитета в выборе места испытаний. . Но я очень много изучал парящий
полет и поэтому знал, какой рельеф местности нужен для парения».
Здесь Константин Константинович употребил слово «знал». Не предполагал, не догадывался — знал!
Снова, как и перед первым преднамеренным штопором, проявил он свой
редкий дар проникновения в физическую сущность явлений. А отсюда и талант
технического предвидения. . Нет, не наигранной была та уверенность, с которой
он предсказал парящие полеты и настоял на Коктебеле как самом подходящем
месте для их проведения. . Действительно — знал.