Избранное в двух томах. Том 2

среды молодых летчиков, еще только стремившихся в Центр подготовки. Герой

Советского Союза космонавт Ю. Н. Глазков и сейчас вспоминает теплую, товарищескую поддержку, которую ему оказал Гагарин в ответственную минуту:

«.. оставалось только собеседование на комиссии. Я, видимо, переволновался, и

Юрий Алексеевич очень мягко и ненавязчиво помог мне прийти в себя».

Совершенно не воспринимал Гагарин и молитвенно-почтительного

отношения к своей персоне, отношения, категорически исключающего

возможность какой бы то ни было шутки по его адресу.

Однажды я был свидетелем того, как ему рассказали, что очередную, входящую в моду девчачью прическу — косички с бантиками вбок — прозвали

«полюби меня, Гагарин!». Он очень смеялся, причем смеялся без малейшего

оттенка самодовольства (вот, мол, какая популярность, даже прически в мою

честь называют!) или, напротив, уязвленного самолюбия (как это столь мелочное

дело связывают с моим именем!), а смеялся просто. Смеялся, потому что ему

было смешно. Как и всем окружающим. .

Нет, не загипнотизировала мировая слава этого человека. Устоял он перед

ней. Выдержал.

И — что, я думаю, особенно важно — положил этим начало традиции: чтобы

никто из наших космонавтов (а их теперь уже, слава богу, около семидесяти) не

проявлял склонности к тому, что называется «взбираться на пьедестал». А если

такая склонность у кого-то, паче чаяния, все же возникнет, удержался бы.

Самостоятельно или с помощью товарищей, но обязательно удержался.

Наверное, сила и значение такого примера по свое-

134

му нравственному влиянию на людей выходит далеко за пределы космонавтики.

Тренировки подходили к концу.

У нашего шара стали появляться новые посетители — сотрудники Центра

подготовки космонавтов и слушатели отряда, не вошедшие в «авангардную

шестерку», но уже наступавшие ей на пятки.

Некоторые из них были повыше ростом, несколько старше годами, да и по

профессиональной летной квалификации имели определенный опыт за плечами.

Владимир Михайлович Комаров, например, окончив летное училище и

прослужив несколько лет в строевой части, поступил в Инженерную военно-воздушную академию. А после академии вновь вернулся на летную работу, да не

на просто летную, а испытательную! Конечно, за то сравнительно короткое

время, в течение которого он испытывал в воздухе авиационное вооружение и

оборудование, стать первоклассным летчиком-испытателем Комаров не мог. Но

понять основные принципы испытательной работы, усвоить методику подхода к

новой технике он, конечно, успел. Успел в полной мере, в чем мы все убедились, слушая несколько лет спустя его доклад о полете корабля «Восход», а еще через

некоторое время анализируя действия Владимира Михайловича в непросто

сложившемся и, к несчастью, трагически закончившемся полете первого

космического корабля серии «Союз».

Солиднее всех слушателей второй группы выглядел Павел Иванович Беляев.

Он и по своему воинскому званию — майор — был в то время старшим из всех

будущих космонавтов. И своей морской формой (по мнению компетентных дам, самой красивой из всех существующих) выделялся, так как пришел в отряд

космонавтов из морской авиации. Держал он себя сдержанно, солидно, очень по-взрослому. Недаром почти все его товарищи, обращавшиеся друг к другу, как

правило, по именам, Беляева называли чаще по имени и отчеству — Павел

Иванович. В число слушателей Центра подготовки космонавтов Беляев пришел с

должности командира эскадрильи. А это, надо сказать, одна пусть не из самых

высоких, по, без сомнения, самых ключевых должностей в авиации! В

подтверждение сказанного могу привести случай, имевший место еще во время

войны.

135 Приехавший на один из фронтовых аэродромов старший авиационный

начальник подозвал летчика, исполнявшего обязанности командира эскадрильи, и

спросил его, как он посмотрел бы на свое назначение заместителем командира

полка. Оба собеседника до войны были летчиками-испытателями; правда, один из

них — испытателем прославленным, а второй — начинающим, но, несмотря на

это, в их взаимоотношениях сохранилась определенная коллегиальность, выражающаяся хотя бы в том, что, разговаривая с глазу на глаз, они именовали

друг друга не «товарищ генерал» и «товарищ капитан», а по имени-отчеству.

Однако на сей раз разговор принял характер несколько неожиданный.

— Ну, так как вы, справитесь? — спросил генерал.

— Конечно, справлюсь, — ответствовал капитан с ударением на слове

«конечно».

— Почему это «конечно»? — поинтересовалось начальство, по-видимому

слегка задетое легкомысленной самоуверенностью, проявленной его

собеседником в таком серьезном вопросе, как продвижение по службе.

— Да потому, что это же проще — работать заместителем командира полка.

В авиации трудная должность — Главнокомандующий Военно-Воздушными

Силами, он принципиальные вопросы решает, и командир эскадрильи, он

эскадрилью в бой водит. А все, кто между ними, получат приказ сверху, раздеталируют его по месту и спускают дальше вниз. . Конечно, проще.

— Так вы и с моей должностью справились бы?

— А почему бы и нет.. Наверное, справился бы.

Как легко догадаться, вся эта беседа в целом и последняя фраза капитана в

особенности мало способствовали его дальнейшим служебным успехам. Да и, по

существу, он был, конечно, не прав в своих представлениях о характере

деятельности начальников промежуточных — между эскадрильей и Военно-Воздушными Силами страны — ступеней. Но во всем, что касается персоны

командира эскадрильи, я по сей день с мнением этого несолидного капитана