Избранное в двух томах. Том 2

изящным жестом указал на дверь, а попросту говоря, вытурил из МИКа всех, кто

непосредственно не участвовал в этой операции. Естественно, среди этих

«непосредственно не участвующих» оказался и я. На сей счет порядки на

космодроме действовали весьма жесткие.

Но то было через несколько дней. Придя же в МИК впервые, я увидел в нем

немало интересного. Хотя, конечно, интерес, который не могли не вызывать у

меня, как у любого инженера, ракета-носитель и космический корабль, носил

характер прежде всего чисто технический. Это был интерес профессионала, специалиста в одной отрасли, к результатам труда коллег, работающих в отрасли

смежной. Тем более что многое из увиденного в тот день «в сборе» я раньше уже

видел по частям, так сказать, «россыпью». Тот же косми-147

ческий корабль, например. Ничего эмоционально подавляющего пока передо

мной не было. Эмоционально подавляющее я увидел несколькими часами позже.

Несколькими часами позже меня позвали к Королеву.

— Садитесь, поедем на стартовую позицию, — сказал он.

И мы поехали па стартовую позицию. Вот где я раскрыл рот от изумления!

Прямоугольный бетонный козырек размером с хороший театральный зал нависал

над огромной ямой — нет, не ямой, а хочется сказать: провалом, впадиной в

поверхности земного шара. На козырьке вокруг многометрового круглого

отверстия раскрывался гигантский металлический ажурный цветок (когда сюда

привезут ракету, этот цветок сомкнется вокруг нее) — система опор, мачт, ферм

обслуживания. В нескольких десятках метров — чуть-чуть возвышающийся

участок грунта, плотно утыканный бетонными надолбами и торчащими глазами

перископов. Под ним, глубоко в земле, располагается бункер, в котором

сосредоточено управление пуском ракеты.

Сейчас мы все это тоже хорошо знаем по фотографиям и кинофильмам.

Поэтому мой рассказ вряд ли сможет вызвать у читателя то чувство изумления, которое возникло у меня при виде стартовой позиции. Но никакая фотография, никакой кинематограф не передают главного — масштаба этого сооружения!

Помните, как Ильф и Петров в своей «Одноэтажной Америке» описывали

знаменитый кэньон в штате Аризона: «Представьте себе вот что. Берется

громадная горная цепь, подрезывается у корня, поворачивается вершинами вниз

и вдавливается в ровную, покрытую лесами землю. Потом она вынимается.

Остается как бы форма горной цепи. Горы — наоборот. Это и есть Грэнд-кэньон, Великий кэньон. . Зрелище Грэнд-кэньона не имеет себе равного па земле. Да это

и не было похоже на землю. Пейзаж опрокидывал все, если можно так

выразиться, европейские представления о земном шаре. . Мы долго простояли у

края этой великолепной бездны. .»

Так вот, вся разница между Грэнд-кэньоном и впадиной космодрома заключается

разве что в том, что последняя могла бы быть изготовлена при помощи не гор-148

ной цепи, а одной горы, правда горы изрядных размеров, да еще в том, что

вдавлена эта гора была не в землю, покрытую лесами, а в голую степь. Ну и, конечно, самое главное: Грэнд-кэньон сработала природа, а «кэньон» на

космодроме — дело рук человеческих! А в остальном полное сходство.

Я тоже «долго простоял у края этой великолепной бездны».

Сейчас, когда я пишу эти строки, мне приходится делать некоторое

внутреннее усилие, чтобы восстановить в себе то восприятие космодрома в

целом, которое возникло у меня при первом знакомстве с ним. Наверное, в этом

есть своя закономерность: виденное много раз неизбежно начинает казаться

обыденным. Особенно если па фоне этого неоднократно виденного произошли

события, сами по себе оставляющие в памяти прочный и яркий след. И, если

вдуматься, люди от действия упомянутой закономерности многое в своей жизни

теряют. . Но повисшая над пропастью стартовая позиция каждый раз, при каждом

свидании с нею, смотрится будто впервые. Сильное это зрелище, ничего не

скажешь!..

В соседстве с великолепной техникой монтажно-испытательного корпуса, и

особенно стартовой позиции, стали как-то иначе смотреться и другие, в общем, довольно непрезентабельные постройки космодрома. Было в этом сочетании

нечто от известного охотничьего шика, состоящего в том, чтобы ружье и все

специальное охотничье снаряжение иметь самое лучшее, современное, высшего

качества, а одежду и обувь — старые, чиненые-перечиненые, никакого подобия

«товарного вида» не сохранившие.

Впрочем, эта возникшая в моей голове ассоциация конечно же никак не

отражала подлинных намерений хозяев космодрома. В отличие от охотников (да

и то, вероятно, далеко не всех) проблемами внешнего «шика» они интересовались

чрезвычайно мало, благо других, более деловых проблем у них с избытком

хватало — тут уж не до «контрастов». Более того, едва ли не в каждый свой

последующий приезд на космодром я обнаруживал что-нибудь новое в его так

называемом бытовом секторе: новую гостиницу, новую столовую, новые зеленые

посадки (последнее в том климате осуществить, пожалуй, не проще, чем

построить многоэтажный дом). . Космодром строился.

149 . .Королев ходил по стартовой позиции и неторопливо рассказывал о сложной

системе устройств, окружающих, поддерживающих, питающих ракету до того

момента, когда она, отбросив в стороны все, привязывающее ее к Земле, уйдет

вверх.

Все это я уже видел ранее на бумаге, в чертежах. Но — я замечал это не раз

за годы работы в авиации — как ни представляй себе натуру по чертежам, как ни

напрягай свое пространственное воображение, а реальная, живая конструкция все

равно будет смотреться иначе. Особенно конструкция такого масштаба, как