Избранное в двух томах. Том 2

каких-либо оценок целесообразности или нецелесообразности, чисто

эмоционально воспротивиться пробуждению нелегких для него воспоминаний. .

Мои опасения были тем более небезосновательны, что вообще, как выразился

один много лет работавший с Королевым инженер, очень уж неожиданный он

был человек. Мало кто из его сотрудников, даже самых стародавних, умел с

приличной степенью вероятности предсказать реакцию Королева на какие-то

новые высказывания, предложения, события. Тут прогнозы, как правило, оправдывались еще хуже, чем во всех иных областях, где их пытаются строить.

Так что, вручая СП написанное о нашей случайной аэродромной встрече, я

заранее был готов к любому его резюме, вплоть до категорически

отрицательного.

Но Королев отреагировал на прочитанное иначе.

Он задумался. Даже как-то растрогался. Потом вздохнул — и дал свое полное

«добро». Завизировав лежавшие перед ним странички, Сергей Павлович высказал

единственное замечание:

— Вы тут так мой характер расписали: и нетерпимый, и резкий, и

вспыльчивый, и такой, и сякой. . Все вокруг да около.. Сказали бы лучше прямо: паршивый характер.

Мне не оставалось ничего другого, как ответить:

— Сергей Павлович! Я бы с удовольствием так написал, но ведь ни один

редактор не пропустит: у легендарного Главного конструктора — и паршивый

характер? Не полагается.

— А если бы не редактор, написали бы?

241 — Видит бог, Сергей Павлович, с наслаждением написал бы..

СП долго смеялся и закончил разговор заключением, что вот теперь он

наконец понял: не зря существуют на свете редакторы! Бывает и от них, оказывается, польза.

А характер у него был действительно тот. Недаром один из его сотрудников, выходя из кабинета Главного, любил напевать песенку из довоенного, сейчас уже

почти забытого фильма «Девушка с характером»;

У меня такой характер, Ты со мною не шути!.

Даже мать Королева — Мария Николаевна Баланина — заметила однажды, что «по характеру он был человеком бурным» и что в разговорах с виновником

нечеткой работы «слова-то у него находились такие хлесткие».

«Отнюдь не были ему чужды, — вспоминает многолетний соратник СП, его

заместитель Б. Е. Черток, — такие черты характера, как властолюбие и

честолюбие». Правда, к этим откровенным, но справедливым словам хочется

добавить, что, если свое властолюбие Королев имел полную возможность

проявлять в масштабах достаточно широких, то честолюбие его при жизни

выхода почти не имело, к чему мы в этой повести еще вернемся.

Вспоминая людей, которых уже нет среди нас, принято умиленно

восклицать: «Как все его любили!»

Не уверен, что это похвала. Не знаю ни одного сколько-нибудь незаурядного

человека, у которого не было бы недругов.

Нет, Королева любили не все. Далеко не все!

Наверное, этому в значительной мере способствовала сама его незаурядность

— бросающаяся в глаза, не поддающаяся какой бы то ни было нивелировке, часто

неудобная для окружающих, выпирающая из всех рамок незаурядность.

Однако в интересах истины нельзя не добавить, что Королев обладал

немалым умением сам создавать себе недругов и — что бывало еще досаднее —

ссориться с друзьями. Обидно было видеть, как из-за своей вспыль-242

чивости, резкости, властности он иногда создавал конфликты между собой и

людьми, бывшими для него, без преувеличения, родными братьями по таланту, по масштабу мышления, по сложившейся судьбе, наконец, но одному и тому же

делу, которому оба преданно служили. Конфликты — для обеих сторон тяжелые, но тем не менее затяжные — на многие месяцы и годы.

Правда, на резкость СП я стал смотреть гораздо терпимее после того, как

случайно стал свидетелем одного характерного для него эпизода. В присутствии

добрых трех десятков людей, занимавших самые различные положения на

ступенях так называемой служебной лестницы, он довольно откровенно нагрубил

человеку, представлявшему собой по отношению к самому СП хотя и не совсем

прямое, но все же достаточно высокое начальство.

Я понимаю, конечно, что и в такой, направленной «вверх», резкости ничего

особенно хорошего тоже нет. Но все-таки, насколько же она симпатичнее так

часто встречающейся резкости, с предельной точностью ориентированной вниз и

только вниз!

Интересная подробность: высокая персона, с которой Королев обошелся так

неаккуратно, отнеслась к этой вспышке весьма миролюбиво:

— Ладно, Сергей Павлович, не горячитесь. Давайте лучше ваши

соображения, что будем делать. — И разговор вернулся в нормальное русло.

Характер Королева — во всех его ярких, часто противоречивых гранях — до

сих пор служит предметом горячих дискуссий. Разные люди в разное время

воспринимали его по-разному.

Когда я впервые опубликовал отрывки из своих воспоминаний о Сергее

Павловиче, где постарался в меру своих сил показать эту противоречивость его

сложной натуры, то вскоре получил неожиданно много письменных и устных

читательских откликов — пожалуй, не менее противоречивых. Смысл некоторых

из них тоже оказался для меня довольно неожиданным — меня упрекали за

идеализацию тех черт характера и тех особенностей поведения Королева, которые

действительно этого не заслуживали.

— Ты Королева идеализируешь, — сказал один очень близкий мне человек, работавший в организации, тесно связанной с королёвским КБ. — Допускаю, с

то-

243

бой он действительно обращался более или менее прилично, но с другими!.

Зато еще один человек из той же организации, причем занимающий в ней

должность весьма заметную (по совпадению — тезка первого), напротив, возмутился:

— Не любили вы, я вижу, Королева! Плохо к нему относились. Так уж его

расписали..