Избранное
Шрифт:
– Да ну, откуда?
– Пошли к Вишняковскому, спросим.
На окраине Просулова большой кирпичный дом с длинной пристройкой-сараем. Двор аккуратно выметен. У коновязи с корытом сытые лошади хвостами отмахиваются от слепней. Хр-рум, хр-рум - налегают на свежее сено. От распахнувшейся двери спешит навстречу Вишняковский.
– Здравствуй, Валерий Осипович. Хорошо у тебя тут.
– Я пожал ему руку.
– Приглашай в дом, что ли, - подтолкнул его Рыбаков.
Комнатушка была маленькая, пахло свежим хлебом.
– У меня есть квасок, товарищ
– Тащи, о чем речь.
Рыбаков выпил, поставил стакан, крякнул:
– Ну и напиток, царский!
– Сушим остатки хлеба, вот и…
– Остатки, говоришь? А почему наш солдат в строевых ротах как Иисус в пустыне?
– спросил Рыбаков.
– Все, что положено по рациону, до грамма…
– А на каких харчах пухнет твоя хозяйственная рота?
– наступал Рыбаков.
Вишняковский открыл планшетку, закрыл ее и отбросил назад. Заморгав, выпалил одним духом:
– Обмен, честное слово!
– А может, обман?
– Я подошел вплотную к хозяйственнику.
– Никак нет! Операция… - Слово вырвалось неожиданно.
– Операция? Какая такая операция? Выкладывай как на духу.
– Дохлые кони кормят. Виноват… Мыло то есть, кони…
– Мыловарня?
– догадался Рыбаков.
– Ну-ка, ну-ка?
– На переправе дохлых лошадей, битюгов… Сюда - и на мыло. Мыло - в Цебриково, на восток, сто километров, в обмен на мясо, сало, картошку…
– Масштаб?
– Крохотный.
– Что требуется?
– Разрешения ваши, товарищ подполковник, товарищ майор.
– Так получай мандат, можем самый большой! По четырнадцать часов в сутки солдаты пузом землю гладят, на пять верст вокруг изрыли ее. Соки выжимаем… Нюх у тебя, бедовая голова, есть? Чем пахнет?
– Наступлением.
– В точку! Так подкорми, христом-богом прошу! Весь передний край Степной армии твой и переправа твоя. Подбирай дохлых битюгов, тащи в мыловарню!
22
Комбат Чернов встречает меня и замполита вежливо, официально. Не распахивает своей замкнутости, даже когда мы с Рыбаковым откровенно радуемся слаженному маршу курсантской роты «на встречный бой».
Короткий привал, и батальонная труба уже зовет на строевой плац с препятствиями. Чернов с секундомером стоит на возвышенности - плотный, с фуражкой, слегка надвинутой на прямой лоб, - и негромким голосом отдает самые неожиданные команды. Воспринимаются они будущими младшими командирами с готовностью: ползут по-пластунски, в полном боевом берут с ходу бум, перепрыгивают через заборы, выкладываются до последнего, будто и не знают усталости.
Прощаясь с Черновым, говорю ему:
– Спасибо, капитан.
– У меня просьба, товарищ подполковник: после выпуска сержантов откомандируйте меня в боевую часть.
– За этим дело не станет - не за горами дни, когда весь полк станет боевой частью!
Вечерело, было душно. Мы наискосок пересекли площадь. Навстречу женщина с полными ведрами.
С доброй улыбкой провожает нас.– К счастью, командир!
– А ты какого счастья хочешь, Леонид?
– Сию минуту - самого маленького: искупаться в ставке.
– Ого, давать чуть ли не пятиверстный круг!…
– Что ты, можно напрямик переулком, там мостик наладили.
– Тогда айда!
Идем, хатенки сжимают нас с двух сторон, ветки хлещут по лицам. На самой окраине Рыбаков придержал дончака.
– Слышишь, поют?
– Показал на хатенку с закрытыми ставнями.
Рвется наружу песня «Ой ты, Галю, Галю молодая, пидманулы Галю, забралы з собою…».
– Ведет никак Шалагинов?
– Я спешился.
– Куда ты? Постой, потом выясним!
– Ну, знаешь!
– Я перемахнул через забор, поднялся на крылечко, тихо налег на входную дверь.
В небольшой комнате с нависшим потолком за столиком, крытым клеенкой, при желтом свете свечи сидят Шалагинов и Краснов. На почетном месте, под иконами, начальник штаба полка Сапрыгин. Закрыв глаза, он густо басит.
– Товарищи офицеры!
– вскочил Краснов.
Песня оборвалась. Головы, как по команде, повернулись к нам. Первым пришел в себя Сапрыгин:
– Милости просим, Константин Николаевич, и тебя, Леонид Сергеевич.
На столе бутылки с мутноватой влагой, закуска - не объешься: репчатый лук, редис, сухари. Я взял бутылку, плеснул самогон на стол, поднес свечу - вспыхнуло синее пламя.
– Крепак!
– Точно, с налета берет!
– Встряхнув укороченным чубом, из-за стола вылез Шалапшов.
– А как похмеляться, комбат?
– Рассольчик, как рукой…
– Что же вы нас с замполитом обошли?
– Да вот поминаем нашего друга Петра Петуханова… Сороковой поминальный сегодня…
– Капитан Шалагинов, сядьте!
– крикнул Сапрыгин!
– Нет, я скажу… Вам, товарищ подполковник, подавай шагистику да дыры в черных мишенях…
– Приказываю всем разойтись!
– с неожиданной твердостью сказал Рыбаков.
– Начштаба и комбату Краснову остаться!
– приказал я, Только захлопнулась за Шалагиновым дверь, я повернулся к Краснову:
– Где самогонный аппарат?
Он подавленно молчал.
– Я сейчас по тревоге вызову роту и прикажу обыскать винный завод. Где самогонный аппарат? Ведите!…
Краснов молча повернулся к выходу и как-то не по-военному засеменил вперед нас…
* * *
…Мы шли в три коня - Рыбаков, Сапрыгин и я. Небо затянуло тучами, посыпал мелкий дождик. Молчали до самого лагеря.
Сапрыгин, прощаясь, сказал:
– Ну и лихо вы взяли в оборот Краснова, Константин Николаевич, в один момент раскололся!
Я молчу.
– Чего дурачком прикидываешься? Ты-то про все знал, - оборвал его Рыбаков.
– Неужели так-таки ничего не понял.
– Понять-то понял, но не все принять могу.