Избранное

таких случаях на помощь приходил неутомимый Панкратов и завязывал с

крестьянами беседы. Начитанный, серьезный парень, он на глазах

вырастал в политработника. А политработник для меня был ценнее сейчас,

чем командир нестреляющего пулеметного отделения...

x x x

Прочитав плакат, я словно встретился с Иваном Лаврентьичем. И

будто он спросил меня: "А как твоя артиллерия? Все ли силы кладешь на

учебу? Помни: от врага не получишь отсрочки!"

Надо торопиться. И я стал заниматься еще усерднее. Расчеты,

необходимые для стрельбы с наблюдательным пунктом, я все-таки с

помощью всяких готовых таблиц одолел. Тем более что комбатр изображал

все очень наглядно: треугольники мы чертили штыком на земляном полу

хаты. Теперь я практиковался с приборами - с буссолью, с дальномером.

Но это только в хате у комбатра. Свободных приборов - так, чтобы взять

да унести, - ни на одной, ни на другой батарее не оказалось. Нашли для

меня только дальномерную трубу, да и та была разбитая. Ее захватили у

белых в бою. Чинили-чинили батарейцы и все никак не могли починить.

И вот тут я сделал открытие: сам придумал дальномер, да такой

прочный, что его и паровозом не раздавишь!

Этот дальномер - сама железная дорога. В самом деле: достаточно

отойти в сторону и пересчитать телеграфные столбы, чтобы узнать

расстояние до любого пункта на линии.

Не такой это и большой счет: повел, повел перед собой пальцем,

отделил двадцать столбов - верста, еще двадцать - вторая верста. Или

можно еще так считать: четыре телеграфных столба отвечают по дистанции

пяти делениям; значит, сорок столбов - это полсотни делений, а

восемьдесят - сотня. Даже необязательно пересчитывать все столбы:

заметил, сколько красных пятен - верстовых будок - до противника, а

потом, если противник между двумя будками, надо сосчитать последние

столбы. Все равно как на счетах кладут: сначала рубли, потом копейки.

Конечно, чтобы пересчитать будки и столбы, скажем, на протяжении

трех-четырех верст, надо примерно на версту отойти в сторону и залезть

с биноклем на дерево или на другую вышку. Ну, на это уйдет, скажем,

час-полтора. Так ведь у поезда на тыловой стоянке всегда время

найдется!

Рассказал я про свое изобретение комбатру, он подумал и одобрил

его. Да и что было делать? Другого инструмента, кроме телеграфных

столбов на линии, все равно я не имел.

Значит, железная дорога - дальномер.

Но не только дальномер.

При мне были карта и компас. Ориентируя карту по линии железной

дороги (сорок шагов в сторону!), я с помощью компаса начал отсчитывать

углы для стрельбы. Получалась у меня буссоль. Правда, буссоль эта была

довольно капризная - вспотеешь, пока сделаешь отсчет угла, особенно

при ветре: компас так и выскальзывает из пальцев, а карта полощется

парусом и хлопает тебя по носу... Но все-таки работать было можно.

Чтобы усовершенствовать прибор, я, заточив карандаш, нанес на

циферблате компаса деления угломера - не шесть тысяч, понятно: делений

уместилось только шестьдесят. Но и это ведь усовершенствование!

Так или иначе, а мои снаряды стали теперь ложиться куда кучнее.

Петлюровцам от этих приборов не поздоровилось!

Теперь мы с комбатром изучали "материальную часть", то есть

устройство самого орудия. Ясное дело, что артиллерийский командир

должен знать орудие, как машинист знает свою машину.

Но мне хотелось другого - самому стать к гаубице и пострелять! А

для этого надо изучить действие прицельного приспособления. Комбатр

начал было разводить академию, говоря, что нельзя брать курс

материальной части с середины, но я все-таки уговорил его раньше всего

заняться со мной прицелом. Стали мы разбирать на приборе устройство

стекол, линз, отражательных зеркал, чертить, считать... И я уже

представлял себе, как стану сам к орудию, а Малюгу попрошу в сторону.

Установлю дистанцию делений на полтораста, угломер 30 - 00 - и

бабахну. Без смеху я не мог подумать о том, что произойдет со

стариком. Вот остолбенеет! Да тут у него борода встанет дыбом!

Но так мне и не удалось в этот раз проучить заносчивого старика.

В команде обнаружилась прореха, и я должен был прервать занятия

артиллерией...

В эти дни я уже не раз подмечал, что дисциплина у нас в поезде

начинает похрамывать. Но у меня просто руки не доходили разобраться в

этом деле. Ни минуты свободной! Потом, вижу, дело пошло хуже. Отдашь

распоряжение, а проверишь - оно не выполнено. Я сразу даже не понял:

откуда такое? Правда, сам я постоянно в отлучках, а это вредит

дисциплине, но ведь в поезде матрос! Федорчук всегда оставался за меня

на правах заместителя командира. А человек он надежный и твердый,

осадит кого хочешь. Так в чем же, думаю, дело?

Никак я не мог доискаться. И вдруг один случай открыл мне глаза.

Оказалось, что сам мой помощник и заместитель товарищ Федорчук начал

выкомаривать!

Вот что он однажды выкинул. Возвращаюсь я как-то из штаба - в

штабе происходил разбор боевых операций за неделю, - подхожу к поезду

и слышу: машинист кричит, бушует у себя в будке, уйти грозится. Все

ребята фыркают и перешептываются. Я, понятно, к своему заместителю,

матросу: "В чем дело, что случилось?" А он сидит себе на лафете,

ничего не говорит, ни на кого не смотрит, а только зажигалку чиркает: