Избранное

Это путешествие состоялось в 1873-м, а 1874 год отмечен в жизни Р. Тагора первой, еще анонимной, публикацией его стихов. Первыми поэтическими опытами стали стихийно нахлынувшие на него строфы. «Как молодой олень, который всюду бьет своими свежевыросшими, еще зудящими рогами, я стал невыносимым со своей расцветающей поэзией» — так писал о своем раннем творчестве сам автор. Порывы юноши питались разными истоками. Во-первых, это была древнеиндийская классическая литература — с учителем санскрита он читал знаменитую «Шакунталу» Калидасы. Во-вторых, европейская классика: учитель бенгальского языка предложил ему перевести на родной язык стихами ни много ни мало, как «Макбета» Шекспира. В-третьих, родная бенгальская литература и народная поэзия бенгальцев, в том числе их средневековая религиозно-любовная лирика.

Следует сказать, что дом Тагоров был в центре замечательного процесса, так называемого «бенгальского возрождения», сформировавшего современную бенгальскую культуру и ставшего важным фактором формирования общеиндийского патриотизма. Национальное самосознание искало путей выражения, и одним из них стала организация ежегодного культурно-политического празднества «Хинду Мела». На нем и прозвучало первое общественное выступление поэта — в феврале 1875 года юный Раби выступал с чтением своей поэмы, опубликованной в выходящей и поныне газете «Амрита базар патрика».

Патриотическое настроение, нараставшее в то время среди прогрессивной общественности, привело Рабиндраната в тайное общество, основанное старшим братом поэта Джотириндранатом и другом семьи Тагора критиком, литературоведом Раджнарайоном Бошу. Оно ставило своей целью политическое освобождение Индии и строилось по примеру итальянских карбонариев. В 1877 году антианглийские настроения юного поэта вылились в сатирические стихи о пышном новогоднем празднике, устроенном вице-королем Индии лордом Литтоном в обстановке свирепствовавшего в стране голода, погубившего сотни тысяч жителей. Стихи читались на очередном «Хинду Мела».

Важным фактором, способствовавшим раскрытию литературного таланта Р. Тагора, стало возникновение журнала «Бхароти», инициатором и душой которого стал старший брат поэта. Рабиндранат пробует себя в разных родах и жанрах: на страницах журнала появляются рассказ, роман, историческая драма, подражание средневековой поэзии, переводы, заметки и статьи по западной литературе, отразившие интерес юного поэта к Данте, Петрарке, Гете, Чаттертону, к ранней истории английской литературы. На страницах этого же журнала появились и «Песни Бхану Шингхо», написанные самим Рабиндранатом в духе средневековой религиозно-любовной лирики от имени вымышленного поэта XV века.

В 1878 году вместе со старшим братом Шотендранатом поэт отправился в Англию. В сущности, они повторяли путь деда, с той разницей, что от Суэца до Александрии ехали поездом, по линии, которая была обязана существованием тому же деду, убедившему султана Египта проложить ее. Ведь тогда Суэцкого канала еще не существовало. В Британии Тагор столкнулся с откровенными расовыми предрассудками, но самым главным за время его пребывания в Англии оказалось то, что, по его собственным словам, поэт «с изумлением осознал, что человеческая натура везде одинакова».

За семнадцать месяцев в метрополии Рабиндранат написал немало писем, печатавшихся в журнале «Бхароти» и передававших «поток первых, свежих впечатлений». Он не привез с собой престижного английского диплома, но зато вернулся домой обогащенный новым жизненным опытом, который потом многократно отразился в его художественных произведениях, в публицистике. И, видимо, самый главный итог почти полуторалетнего пребывания в Англии — сознательное обращение к творческой работе как к жизненной цели. Он отдается и собственно поэтическому творчеству, и страстной антиколониальной публицистике, пишет пьесу, обращается к музыкальной драме и создает прекрасные образцы этого жанра — «Гений Вальмики», «Роковая охота». Первая основана на предании о рождении искусства поэзии, содержащемся в «Рамаяне», и вторая сюжетно связана с этой же эпопеей. Драмы получили сценическое воплощение, причем и в той, и в другой автор играл главные роли.

Подлинным рождением поэта явился цикл стихотворений «Вечерние песни». Именно в нем он осознал свою власть над формой слова и свободу в содержании, возможность открывать поэзию в прозе жизни. Опубликованный впервые в журнале «Бхароти» цикл принес высокую оценку читателей, прямую похвалу классика бенгальской литературы Бонкимчондро Чоттопад-хайя (1838–1894). Много позднее поэт оценивал цикл следующим образом: «Грусть и боль искали выражения в «Вечерних песнях», корни их были в глубине моего существа. Как сознание спящего борется с кошмарами, стараясь пробудиться, так и подавленная внутренняя суть человека сражается, чтобы освободиться от угнетающих ее воздействий и вырваться на простор. Эти «Песни» — история такой борьбы». Добавим — история, вылившаяся в высокохудожественные образы, отразившие мужественную готовность поэта стоять на стороне сил света и добра.

Жизнь Р. Тагора в конце XIX века насыщена самой разнообразной деятельностью, в том числе и хозяйственной: он становится главой семьи, растит детей. И вместе с тем ничто не могло остановить «пробужденный поток» его творчества — пьесы, циклы стихов, проза, статьи по различным социальным и политическим вопросам, литературе и философии. Неиссякаемым источником вдохновения для него была любовь к жизни — справедливо заметил его биограф. В одном из стихотворений сборника «Диезы и бемоли», в котором были опубликованы переводы Гюго, Шелли, Браунинга, Суинберна, есть такое идущее от сердца восклицание:

Ах, жить бы и жить — человеком среди людей!

Но что же это значило для него, представителя семьи, обладающей значительными земельными владениями? Ответ на это следует искать в прозе 90-х годов, в рассказах и публицистике. Читатель, обращающийся к новеллистике Тагора 90-х годов прошлого века, в том числе и к ее образцам, приведенным в этом томе, не может не заметить, с одной стороны, определенного родства с русской прозой второй половины XIX века, с другой — их автобиографичности, но не столько в смысле воспроизведения деталей собственной жизни, сколько в смысле воссоздания типичных судеб сверстников. В этом плане характерны рассказы «Свет и тени», герой которого, наивно верящий в абстрактную справедливость закона, сталкивается с циничным произволом колониальных властей, «Покаяние», воспроизводящий столкновение морали традиционной индусской и разлагающейся европейской буржуазной морали, «Судья», сюжет которого отдаленно напоминает «Воскресение» Л. Н. Толстого, с той разницей, что виновник падения героини не испытывает ни малейшего раскаяния и отправляет ее на казнь. Из отдельных рассказов, сначала публиковавшихся в журнале, а затем объединенных в сборники, складывалась многоцветная панорама жизни не только Бенгалии, но и всей Индии. Сами жизненные обстоятельства поставили Тагора лицом к жизни народа с его «ежедневным трудом, с постоянной борьбой против безразличия природы и еще худшего безразличия общественного уклада и чужеземной власти» (К. Крипалани). Он оказался лицом к лицу с необходимостью разобраться в острых, реальных противоречиях жизни народа, стонущего под колониальным игом и под гнетом феодальных, освященных религией, традиций.

В 1892 году Тагор познакомился с книгой английского марксиста Белфорта Бэкса о социализме и опубликовал в журнале «Шадхона» краткое ее изложение. Несколько позже он писал своей племяннице Индире Деби: «Я не знаю, достижим ли социалистический идеал более равномерного распределения благ, но если нет, то воля провидения поистине жестока, а человек несчастнейшее творение».

Р. Тагор был захвачен литературной, просветительной, национально-освободительной, религиозно-реформаторской, общественной деятельностью, и в каждую он всегда стремился внести нечто свое. Это «свое» поэт долгое время искал в области чисто этической, видя решение всех вопросов во взаимной, всеобщей любви людей. В 1894 году он писал: «Нет более высокой религии, чем религия симпатии ко всему живущему. Любовь — вот источник любой религии». Подобная позиция находила себе параллель у многих современных ему мыслителей и на Западе, и на Востоке. Но поэт не ограничивался этой привлекательной абстракцией. А в многозначительной речи на конференции бенгальской организации партии Конгресса в 1908 году в Пабне прозвучал и страстный призыв к национальному единству в борьбе против чужеземной власти, к преодолению религиозных и иных разногласий. Призыв этот исходил из во многом неверного убеждения в единстве человеческой натуры, из патриархальных представлений о межчеловеческих отношениях (в самом начале речи он вспомнил о «Рамаяне»), но именно в этой речи он практически впервые обратился к оценке социальных противоречий как противоречий классовых, и не только в отношении Англии, но и самой Индии: «В самой Европе капитал стремится зажать рабочего в железные тиски, с тем чтобы расчистить себе путь к обогащению. Это вызвало серьезные столкновения. В Индии капиталист не только богач, он еще и тюремщик, и заложил себя в Ливерпуле». В последней фразе — намек на тесную реакционную связь некоторых индийских предпринимателей с английской буржуазией.

Содержание речи — свидетельство отвержения поэтом фундаментальных основ буржуазной цивилизации, осуждения колониализма, в ней была дана и программа социальных преобразований, ориентированная на крестьян. Исходя из идей служения родине, обращаясь к членам Индийского национального конгресса, поэт предлагал прогрессивное хозяйственное преобразование индийского общества: «…Если крестьяне в деревне или в общине объединятся в кооператив и будут совместно обрабатывать землю, они смогут полностью использовать все преимущества современных сельскохозяйственных машин, снизить себестоимость, сократить затраты и получить прибыль…» Предложенные пути осуществления преобразований имели просветительский характер, были ограничены абстрактным гуманизмом, тем не менее в речи чувствуется страстный поиск решения и собственно индийских, и общечеловеческих проблем.