Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Scilicet occidimus, nec spes est ulla salutis…

На Финлея Хислопа и Джексона из «Рекламодателя» легла печальная обязанность разобраться в вещах Дэви. Ничего ценного или важного там не было. Но в его комнате на Хай-стрит они нашли несколько стихотворений, написанных по-гречески. Хислоп плохо знал этот язык, но все же достаточно, чтобы понять, что это были оды, посвященные Рози. Он быстро спрятал их.

Когда они спускались по лестнице, Джексон сказал:

– Я полагаю, бедняга утопился в приступе delirium tremens, алкогольного бреда.

Хислоп помолчал, потом печально покачал головой:

– Нет, Джексон. Это был бред, но не головы, а сердца. И если уж давать ему имя, то delirium cordis!

Лучше, чем медицина

После случая с некой Джинни Хендри, которая трагически скончалась от скарлатины на ферме Шоухед, напряженные отношения, которые всегда существовали между Хислопом и Камероном, с одной стороны, и доктором Снодди – с другой, превратились в настоящую вражду.

Снодди, человек мелкий и злопамятный, был не из тех, кто забывает или прощает, и вскоре после того печального события стало ясно, что он хочет вернуть себе свое. Имея официальный ранг работника системы здравоохранения, он делал все возможное, чтобы досадить и напакостить Финлею Хислопу и Камерону в их работе, но помимо всего прочего он вел постоянную войну с ними и как практикующий врач, пытаясь при каждом удобном случае увести пациента у своих соперников.

– Черт возьми! – возмутился Хислоп, обращаясь к Камерону, после того как Снодди почти преуспел в своих усилиях. – Это уже выходит за всякие рамки. Этот тип делает стойку на наших лучших пациентов. Да! Он мне совершенно ни к чему.

Однако, как вскоре станет ясным из этого рассказа, Хислоп, видимо, на мгновение забыл известную аксиому о том, что в этом мире все может пригодиться.

Была зима, и погода стояла отвратительная. Шел снег, затем дождь, снова снег, потом снова дождь, пока дороги не превратились в почти непролазную грязь. Камерону и его молодому помощнику приходилось работать до изнеможения. Плеврит и пневмония терзали местное население. В это худшее время года работать по вызовам было немногим лучше рабства в его самой грубой форме.

Однажды поздно вечером Хислоп вошел в столовую после убийственного дня и опустился в кресло. Со вздохом облегчения он замер перед огнем, а затем принял от Джанет миску дымящегося бульона.

Снаружи в темноте завывал ветер, осыпая градинами, словно залпами ледяной дроби, оконные стекла. Полчаса спустя вошел Камерон, такой же измученный, с изможденным лицом, на котором оставили свои следы промозглый ветер и усталость. Он медленно приблизился и протянул руки к огню – от его мокрой одежды шел пар.

Молчание сочувственного взаимопонимания связывало двоих мужчин: оба знали, сколь тяжело каждому пришлось перед лицом выпавших на их долю трудностей.

Затем Камерон, тяжело вздохнув, подошел к буфету, налил виски, добавил немного сахара, потом направился к камину и взял чайник, который всегда стоял там, напевая свою песню. Но как только он с благодарностью поднес к губам дымящийся напиток, зазвонил телефон.

– Черт! – пробормотал он и опустил свой стакан.

Хислоп в тревоге уставился на Камерона.

Две минуты ожидания, затем вошла Джанет.

– Это от мистера Карри из Лэнглоана, – сообщила она Камерону. – Там ждали вас целый день. – (Пауза.) – А теперь хотят знать, придете ли вы вообще!

Скрестив руки на груди, Джанет смотрела на старого доктора, как школьная учительница, сильно расстроенная любимым учеником.

Камерон застонал:

– Черт бы меня побрал, идиота! О чем я только думал, что забыл про Нила Карри? Я дважды проходил мимо его двери.

Хислоп молчал. Он хорошо знал, каково это – пропустить вызов в суете рабочего дня и потом тащиться обратно по своим следам. Он быстро поднялся, чтобы отправиться на вызов вместо Камерона, но Джанет снова заговорила:

– Вам нет смысла уходить, доктор Хислоп. Они там в Лэнглоане очень расстроены. Они говорят, что, если вы, доктор Камерон, сами не появитесь в течение получаса, им придется вызвать доктора Снодди.

При этих словах морщины на лице Камерона стали еще глубже.

– Черт меня побери! – воскликнул он. – Вы когда-нибудь слышали что-либо подобное?

Он отставил нетронутый пунш и начал застегивать пальто.

– Позвольте я пойду, – запротестовал Хислоп. – Вы смертельно устали.

– Смертельно или не смертельно, – сказал Камерон, – но пойду я. Нил Карри никогда не поймет, если это буду не я. К черту все, Хислоп! Мы больше не можем рисковать и допустить туда этого Снодди.

– Подождите, пока я вызову Джейми с двуколкой, – сказала Джанет.

– Нет! – прорычал Камерон. – Джейми измотан, и лошадь едва держится на ногах. До Лэнглоана недалеко. Я пойду пешком.

Несмотря на все попытки Хислопа отговорить его, старый доктор настоял на своем.

Нил Карри был одним из давних друзей Камерона, важным человеком в городе и в настоящее время находился в тяжелом состоянии из-за сильного обострения плеврита. Отказ посетить такого пациента мог быть истолкован как неуважение. Если бы из-за этого Камерон лишился своего пациента, каким роскошным пером украсил бы свою шляпу Снодди!

Именно это больше всего и заботило Камерона. Подняв воротник пальто, он вышел навстречу ветру. Но Хислопу было не по себе. Он сидел, прислушиваясь к буре снаружи, и представлял себе бредущего по слякоти Камерона.

Через час Камерон вернулся совершенно измотанным. Тем не менее он торжествующе прохрипел:

– Я все поправил. Я объяснил Нилу, как это случилось. Между нами все в порядке, как всегда. Имей в виду, у него сильный плеврит. Ради бога, напомни мне заглянуть к нему с утра. – Он устало сел и уставился на огонь. Резко закашлявшись, он продолжил с болезненным смешком: – Они собирались послать за Снодди, когда я появился. Но я вставил тому палки в колеса, вот так-то.

Камерон без сил откинулся на спинку стула.

Его состояние всерьез обеспокоило Хислопа. Он вышел из комнаты и попросил экономку принести горячего бульона.

Джанет выполнила просьбу, но Камерон отмахнулся:

– Я, пожалуй, пойду наверх.

Он встал, но на полпути к двери прижал руку к боку и рухнул на пол.

Хислоп отвел Камерона наверх, в спальню, помог ему лечь в постель и быстро прослушал легкие Камерона, и ему не понравилось их состояние.

Не обращая внимания на протесты старика, он сделал ему припарки, напоил горячим пуншем и хинином. Камерон погрузился в беспокойный сон.