Изгнанники Эвитана. Дилогия

Тем не менее, пока всё идет гладко. Его беспрепятственно проводили к настоятельнице Амалианского аббатства.

Коридоры - неуютны, безлики и безлюдны. Алан внутренне готовился к долгому и неприятному разговору. И, конечно, ожидал, что мать-аббатиса - отнюдь не молода. Но всё же...

Бабке явно стукнуло лет сто. А то и все двести. Столько морщин на одном лице умещается с трудом.

Впрочем, может, это даже хорошо. Старуху легче уболтать.

Если она еще не совсем выжила из ума. И за нее не распоряжаются другие. Не дряхлые.

А вот и ошибка! Чуть не расслабился при виде возраста собеседницы. А как насчет колючего блеска - в умнейших маленьких глазках? Бабка - в своем уме, бабка и не думает упускать власть из костлявых скрюченных ручек. И знает, чего хочет.

А на что Эдингем рассчитывал? Откуда возьмутся белопушистые одуванчики - в подобном гадюшнике?

– Итак, что привело вас, юноша, в обитель мира и покоя?
– слабым, умирающим голоском прошелестела мать-настоятельница.

Алан насторожился. Всё - еще хуже, чем он думал, или... Или ему всё примерещилось? И это просто очень старая бабуля? Старая и больная...

– Мне нужно забрать из монастыря двух...

Кого? Карлотта - монахиня, а Эйда?

Сопляк-отцеубийца удрал. Узнать теперь не у кого...

– ...сестер!
– выкрутился Эдингем.
– Вот разрешение лиарского лорда.

Аббатиса скрупулезно изучила острыми как илладийский кинжал глазками бумаги. Над ними трудился лучший подделыватель почерков Бертольда Ревинтера. А уж где всесильный министр достал печать точь-в-точь как у лиарского лорда - остается только дивиться.

Алан вообще чем дальше, тем сильнее удивлялся своему монсеньору. Причём даже больше, чем восхищался. Эдингем любил умных людей. И презирал чванливых дураков. Вроде большинства придворных хлыщей. Или этого Леона Таррента.

Да сколько можно печати рассматривать?! Сейчас в них глазками-иголками дырку просверлит! Алан готов поклясться - у старой карги зрение не хуже, чем у него. А притворяется полуслепой.

– Сын не может распоряжаться матерью, - наконец выдала она резолюцию.

Эдингем замер - дураку понятно, что не может. Да у него на руках и не приказ сына, а просьба. Приказ в другой бумаге - в нее старуха вцепилась сейчас. И касается он не матери, а сестры отсутствующего лорда.

А бабка сейчас еще вспомнит, что Леону нет восемнадцати. И при наличии других кровных родственников он не вправе распоряжаться даже младшими сестрами. А у Эйды Таррент есть родной дядя по матушке - барон Ив Кридель.

Алан, конечно, знал, что возразить. Дядя до сих пор не заявил о своих правах. Значит - признал право опекунства над сестрами за Леоном.

А если аббатиса пошлет за подтверждением к вышеупомянутому барону? В Тенмар! На это уйдет не один месяц.

Да и барон - темная лошадка, очень темная. И еще тот, говорят, упрямец.

– Сын не может распоряжаться матерью. Но может предложить ей выйти из монастыря, - попытался подъехать с другой стороны Эдингем.

Бабка продолжила сверлить собеседника въедливыми глазками. Но пока не вспомнила ни о каком тенмарском дяде. И Алан слегка перевел дух:

– Я - капитан личного гарнизона графа Ревинтера. А Бертольд Ревинтер, как вы знаете, - член Регентского Совета. И он подтверждает разрешение Карлотте Гарвиак покинуть монастырь.

Сама узница наверняка вцепится в подобный шанс зубами и когтями. Но, чтобы добраться до бывшей графини Таррент, нужно уломать эту упрямую старуху.

– Молодой человек, Карлотта Гарвиак приняла монашество еще год назад. И отныне мирские власти не в силах ни заточить ее, ни освободить...

– В таком случае я забираю послушницу Эйду Таррент. По приказу ее брата, - быстро сказал Алан. Моля Творца и всех агнцев и голубей Его, чтобы хоть девчонка не успела стать монашкой.

Иначе, чтобы вытащить ее отсюда, не поможет даже личное присутствие Леона Таррента и Ива Криделя сразу. Добровольно готовых помочь. Бабка отлично знает свои права.

И Эдингем не ошибся.

– Конечно же, заберете. Если сестра Эйда не предпочтет стать невестой Творца. В этом случае она сегодня же примет монашеский обет...

Алану стало еще холоднее. Совсем не обязательно девушку постригут по ее собственному желанию...

– Но я могу хоть поговорить с сестрой Эйдой и... сестрой Карлоттой?

– Сестрой Валентиной, - поправила старая ведьма, откидываясь на спинку высокого узкого стула. Действительно устала или притворяется? Если она еще и сильна как семь быков, Эдингем ничуть не удивится.
– Можете. Поговорите. Лучше начать с младшей из смиренных сестер. Если дочь согласится уехать, и мать захочет ее сопровождать - я отпущу обеих. Материнский долг в глазах Творца свят и для монахини.

Что? Что?!

– У вас ведь есть и приказ о доставке в Лютену государственной преступницы Карлотты Гарвиак, не так ли?
– хитро прищурила бабка выцветшие голубые глазки-бусины. С угольными зрачками-кинжалами.
– И за пределами монастыря он вступает в силу?

Она сама хочет избавиться от Карлотты?! Или... или здесь какая-то игра. И нужно держать ухо востро.

– Неужели у капитана личного гарнизона одного из Регентов может быть два совершенно разных приказа?
– пожал плечами Алан. Прямо под насмешливым взглядом старухи.

Если хотела раскусить наивного офицера - ничего не вышло. Если аббатиса - враг, то очень хитрый и расчетливый. А уж если советует идти к Эйде... Не разумнее ли начать с Карлотты?

4

Следовало послушаться мать-настоятельницу! Эдингем явно переоценил собственные способности. Или мало пообещал.

Карлотта оказалась крепким орешком. Практически неразгрызаемым! Даже на обещание (угрозу!) увезти дочь и бровью не повела.

Бертольд Ревинтер опять абсолютно прав. А Алан - зеленый юнец. Решил, что материнский инстинкт есть у любой женщины. У Карлотты Таррент, урожденной Гарвиак, его отродясь не водилось.

И что теперь?

Эдингем практически провалил задание! Предположим, он даже уговорит и привезет Ревинтеру Эйду Таррент. Что дальше? Девчонка - никто, даже не жена Джерри. И наверняка не знает ничего.

Сестричка сопляка Леона не слишком-то и нужна. Нужна - подколодная змея Карлотта. Но змею не вытащить из ее логова!

Открывал тяжелую дверь в келью "сестры Эйды" Алан в самом препаршивом настроении.

И келья, и дверь - безлики, как все их товарки в этом склепе. А послушница Эйда Таррент - очень юная, очень хорошенькая и очень печальная.