Изгои. Часть вторая
Шрифт:
И сказав это, Тритон надавил на спусковой крючок и горячая автоматная очередь прошила тело Черныша наискось.
Надежды на спасение стремительно таяли.
— Что, и меня пристрелишь? — спросил Остап.
— Всему свое время. Только ты сначала это… броник сними.
— Чего?
— Что слышал. На тебе бронежилет, я видел.
— Какой броник? Где видел?
— Видел где надо. А ты под дурачка не коси. Снимай давай!
Пришлось подчиниться. Растаяла одна из самых последних надежд.
— А теперь я расскажу тебе сказочку, — присев на фанерный ящик, протянул Тритон. —
Рассказчик из него получался так себе. Говорил сбивчиво, часто запинался, путался в словах. Суть же изложенного состояла в следующем. Один мужик влюбился в одну барышню, признался ей в любви, а она ему отказала, и мужик стал грустненьким.
Выслушав «сказочку», Остап осторожно спросил:
— Терять мне больше нечего, поэтому спрошу напрямую: это ты рассказывал про вас с Николь?
Тритон молча кивнул.
— Но ты ведь говорил, что вы встречались…
— Я? Ничего я такого не говорил!
— Да ладно. Мы здесь вдвоем. Я — считай уж покойник, так что можно сказать, что ты здесь один. А зачем врать себе?
— И вправду, незачем… Только я такого не говорил. Ты, наверное, что-то припутал.
— Нет. Я своими ушами слышал, как ты сказал, что Николь — твоя девушка. Бедолага Черныш подтвердил бы, но ты выключил его из игры.
— И все-таки ты что-то путаешь…
— Да не путаю я ничего.
— Может быть, я так образно сказал…
— Слушай, а может быть, ты болен?
— Че-его? Ты кого это больным назвал, гнида?
— Погоди, не ершись. Есть такое психическое расстройство. Мифомания. Это когда человек врет и не может остановиться. Причем врет даже не ради своей выгоды, просто у него это так спонтанно получается.
— Ты меня сейчас что, психом назвал?
— Нет. Просто… Короче, нет ничего плохого в том, что у людей есть психические расстройства. В мире, из которого я прибыл, они у каждого второго, и люди ходят к психологу. Это такой врач, который помогает им бороться с этим недугом.
— Что ты со мной как с ребенком, знаю я, кто такие психологи.
«Тянуть время, нужно тянуть время», — повторял про себя Остап, напряженно ища выход из сложившейся ситуации.
— Я вообще из Саратова, — продолжал Тритон. — Семь лет как сюда попал.
— Я тоже из России! Из Москвы. А в Саратове был полгода назад. Хочешь расскажу, как там сейчас?
— Не надо. Не хочу ничего слышать про этот дерьмовый городишко. Если бы меня не похитили, я бы там точно спился или скурился. А Карфаген меня спас. Здесь я получил вторую жизнь…
— А про Россию, хочешь, расскажу? Про Родину? А может, споем? — и Остап затянул. — «Я в весеннем лесу пил березовый сок, с ненаглядной певуньей в стогу ночевал. Что имел — не сберег, что любил — потерял, был я смел и удачлив, но счастья не знал»…
— Завязывай, Расторгуев! Моя родина теперь Алькатрас. Ты мне лучше скажи, как мне к Николь подкатить, а?
Режиссер посмотрел на этого дефективного мужика с мордой Федула из кинофильма «Афоня», и у него появилось горячее желание, несмотря на оружие, двинуть собеседнику в рожу.
— Никак, — честно ответил Остап.
Лицо Тритона вытянулось, а глаза полезли на лоб.
— Чего?!
— Ничего. Не пара ты ей.
— Это мы еще посмотрим!
—
Пожалуйста…— Ты ведь в курсе, что я тебя убью?
— Ну, да. Иначе зачем ты целишься в меня из автомата?
Все происходящее стало напоминать Остапу какую-то комедию абсурда. И эта комедия была не смешной.
— Слушай, Тритон, а что ты со мной нянчишься? Убил бы и дело с концом! — решил пойти ва-банк Остап.
— Я думаю… — небрежно, через губу ответил Тритон.
— А что тут думать? Нажал на спусковой крючок и все!
— Я думаю… — процедил сквозь зубы двойник Брондукова.
— Как ваша фамилия мыслитель? Спиноза? Жан-Жак Руссо? Марк Аврелий? — пришла на ум Остапу цитата из «Золотого теленка».
На лице Тритона блеснула улыбка.
— Моя любимая книга…
— «Теленок»?
— Угу.
— А мне больше «Двенадцать стульев» нравится.
— Тоже хорошая.
— Ты ведь в курсе, что меня Остапом кличут?
— Угу.
— Прикинь, как Остапа Бендера.
— Прикинул. И что?
— Ну… может быть… ты меня не будешь убивать…
— Только потому, что тебя зовут Остап?
— Ну да…
— Нет! Я убью тебя!
Остап невольно усмехнулся. Вроде бы он должен был бояться, но как-то не получалось. Этот клоун Тритон мог вызвать лишь чувство смеха или брезгливости. Но скоро Остапу стало не до смеха. Он почувствовал, что кто-то дернул его за штанину. Это был Черныш. Он не превратился в зомби, так был еще жив. Смертельно раненый, истекавший кровью, он держал в руке гранату, напоминающую большую погремушку. Чеки в ней не было. Рот Черныша исказился в злой улыбке и наружу выбралось хриплое:
— Беги…
Дальше события развивались в ускоренном ритме. Остап резко бросился на Тритона. Толкнул его, а сам забрался в холодильник.
И грянул взрыв…
09. Карфагенская Санта-Барбара
— Слушай, а ты не знаешь, где сейчас Кабан? — адресовался к Тигги Луцык.
Та кокетливо намотала на палец локон волос и томно вздохнула:
— Наверное, говорится к свадьбе.
— То есть это все на самом деле?
— Что именно?
— Свадьба нашего друга и Веды-Миланы?
— Абсолютная правда. Классно, правда?
— Ну как тебе сказать…
В его воображении отчетливо нарисовалась картина первой брачной новоиспеченных мужа и жены. Напоминало это отрывок из пошленькой секс-комедии, которые любили снимать в пору его юности. Луцык их просто обожал. «Американский пирог», «Американский пирог-2», «Евротур», «Дорожное приключение», «Король вечеринок», «Муравьи в штанах», «Секс-драйв», «Мартовские коты», «Девочки сверху», «SuperПерцы», «Секси бойз, или Французский пирог», «Мальчишник в Вегасе», «Выпускной угар, или День самоуправления»… Все эти ленты он мог пересматривать до бесконечности. Но любимой картиной у него была «Горячая жевательная резинка». Этот фильм был очень старым. Его сняли еще в семидесятые, в Израиле. Сюжет можно было охарактеризовать так: «три молодых балбеса в поисках приключений, секса и веселья». Просто улетная вещь! У нее еще был покадровый штатовский ремейк «Последний американский девственник», но он не шел ни в какое сверните с оригиналом. Вроде бы все тоже самое, но не смешно… Как в том анекдоте: в продажу поступили фальшивые елочные игрушки, внешне они ничем не отличаются от настоящих, но радости от них никакой.