Измена. Игра на вылет

– Я просто хочу, чтобы моя дочь была счастлива.

– Даже если это счастье за счёт других? Даже если это счастье приносит горе большому количеству людей? Даже если оно через позор?

Жена не отвечает мне на эти вопросы. Но я знаю на них ответы. Её любовь эгоистична, и на других ей наплевать.

Это Ларисе передалось от супруги. Именно поэтому я не смог в итоге с Ирой жить в дальнейшем, когда вернулся с Севера.

– Сколько раз я тебе говорил: хватит потакать, хватит покрывать! Но нет, ты меня не слушала. Неужели ты не понимаешь, что ты вырастила не принцессу, а чудовище! Ты её разбаловала, а теперь я разгребаю.

Бывшая жена стоит и смахивает слёзы, когда я снова пытаюсь ей доказать, что нельзя продолжать идти на поводу у Лары.

Говорить на эту тему с ней не хочу, сто раз слышал. Когда Лариса в малом возрасте топала ногами и получала всё, что хотела – слышал.

Когда она подростком жила с Ириной и требовала всё больше и больше – я тоже слышал именно это.

А что уж говорить про сегодняшнее время тогда.

Она, как я теперь понимаю, даже в мыслях не допускает, что я наконец-то решился ей отказать.

– Сама подумай, – сбавляю тон, – ты разрешишь им жить у себя, а дальше что? Она сядет тебе на голову, посадит своего мужика, а ты будешь бегать ко мне и просить помощи, как было в нашей прошлой жизни? Нет, я больше не буду за неё платить. Ни деньгами, ни нервами. Повторяю: полезешь в наш конфликт, пожалеешь. Я и так помогаю тебе деньгами по доброте душевной. Не злоупотребляй, Ирина.

– Я прежде всего мать, и останусь ей всегда для своей дочери.

– Тогда сама содержи её теперь. Я не против. Но твоя слепая материнская любовь привела нас к тому, что мы имеем на сегодняшний день.

– Это обоюдная вина! Тебя почти семь лет не было рядом! – кидает мне в упрёк.

– Да, но я не гулял, я работал! И за то, что я упустил важное время её становления, будучи далеко от вас, я расплатился сполна. И именно поэтому я несу теперь ответственность за неё и за тебя до сих пор. Хотя после восемнадцати Лариных лет я давно мог бы послать куда подальше и её, и тебя.

Бывшая жена опускает лицо. Думаю, она сама уже пожалела, что снова завела старую пластинку.

– Хватит пытаться выехать на моём чувстве вины, Ирина. Вы и так довольно долго это делали, – стараюсь говорить спокойно, но в душе ураган.

Каждое, якобы спокойное слово даётся с усилием. Она не зря упомянула прошлое, знает, на какие точки давить, знает, где мои слабые места.

Но сегодня это не сработает. Как у дочери перестало работать, так и у бывшей тоже перестанет совсем скоро.

– Вы с Ларой выбрали неверный путь, и моему терпению скоро придёт конец.

Говорю это в усталости, намекая открыто, что дальше так продолжаться не может.

Теперь мы оба молчим.

Ирина отвернулась, скрестила руки на груди – её любимая поза, когда она чувствует себя загнанной в угол, но не хочет это признавать. Таким образом она закрывается от всего мира.

Я же отхожу к окну и смотрю в серое небо за стеклом.

Проходит несколько минут, прежде чем я начинаю говорить.

Ира знает мой характер. Мне надо несколько минут, чтобы успокоиться и взять себя в руки после того, как она меня разозлила.

– В общем так: если ты начнёшь ей помогать хоть чем-то, хоть как-то, и мне мои охранники про это доложат… – делаю паузу, давая ей осознать серьёзность сказанного. – Всё, Ира, твоя лавочка тоже закроется. Я больше не помогу тебе ни рублём.

Последняя фраза звучит как приговор. Не угроза, не шантаж, а обычная констатация неизбежного факта.

Ирина ничего не отвечает. Теперь услышав всё это, спорить со мной она не хочет. А уж ругаться – тем более. Она знает, что сейчас я не шучу.

Признаться, я не раз уже думал, что Лариса одумается и поймёт, что совершила ошибку. И ведь был момент, когда казалось, что так и случится – после того, как её выпустили из изолятора временного содержания, она даже пришла домой.

Но вместо того, чтобы хотя бы о Лизе спросить, она начала нести свою обычную чушь: кругом сволочи, а я одна белая и пушистая!

О дочери – ни слова. Ни единого вопроса. Словно нет её.

Наверное, я зря всё это затеял. Всё больше и больше сомневаюсь в успехе своего мероприятия. Всё чаще кажется, что этот замысел пустой. Что никакая "шоковая терапия" не заставит Ларису измениться.

Но мне так хотелось верить, что на фоне этой новой жизни: без денег, без привычной роскоши у неё что-то перевернётся в голове.

Что она, наконец, увидит: у неё отличная семья, дочь, любящие родители… Что всё, что она имеет нужно ценить.

Но пока разочарование продолжается. И боюсь, мы вот-вот и дойдём до края.

Ведь я если вычеркну её из жизни – это уже навсегда.

А что может быть страшнее отказаться от собственного ребёнка, пусть ему уже даже не пять и не десять. Пожалуй, ничего.

Глава 32.

Глава 32.

Как я и предполагала, первую неделю совместного проживания Артур и Лариса ужинали в кафе и ресторанах. Да, это ожидаемо, пока позволяла зарплата.

Но вряд ли Белов долго выдержит такую финансовую нагрузку. Теперь они ходят уже через день, а в другие вечера жуют бутерброды.

Воронов, как и обещал, перекрыл ей денежный поток, Лариса уволена, зарплаты у неё нет, а значит, тянуть роскошь и привычные хотелки скоро будет не по карману.

Быт потихоньку захватывает. Всё чаще теперь в раковине остаётся посуда, не знаю, кем из них забытая. Я собираю её молча в таз и ставлю нам перед порогом в их комнату.

Вот и сегодня Артур, выходя, запинается об неё, и она битая, разлетается по коридору.

Недавно я слышала, как он просил Ларису мыть посуду, и, наверное, она его даже попыталась услышать, потому что…

– Сделай что-нибудь! – слышу, заходя сегодня в квартиру, как верещит Воронова. – Посмотри сколько пены!

Захожу на кухню и вижу, как из всех щелей, где установлена посудомоечная машина прёт пена.

– Сколько таблеток или порошка для посудомойки ты положила в отсек? – кричит на Ларису Артур.

– Каких таблеток? Какой порошок? – не понимая его, спрашивает в ответ. – Я залила вон то, – показывает на средство для мытья посуды.