Измена. Мой непрощённый

Снежа делает фото. У неё получается очень красиво. Даже я признаю! Но до сих пор не даю ей заснять себя рядом с Никиткой. Зато в кадр попадают мои руки. Я держу ими сына, и он делает вид, что стоит рядом с кустиком белых подснежников.

Я на мгновение думаю, что Снежана — «подснежник». Мой маленький юный цветок. Что существует недолго. Мне порой кажется, что я её выдумал. И её просто нет! И Никитки не существует. Но вот же он, рядом. Живой. И Снежана кричит:

— Улыбнись!

Но я взамен хмурюсь:

— Что?

Она, посмотрев на смартфоне, смеётся.

— Папа у нас недовольный! — объясняет Никитке.

— Только не надо выкладывать в сеть, — прошу я её.

Сначала просил удалить. Но Снежана сказала, что у неё уже целая папка с моими фотографиями. И показала мне их…

В разных ракурсах я представал сам себе странным, смеющимся, хмурым. Вот я с приоткрытым ртом сижу за компьютером. Что-то считаю в уме. А вот бреюсь! Поранился бритвой, и занят своим отражением в зеркале. На одном я был спящим. И хотел возмутиться тому, что нельзя снимать спящих людей. Но фото меня увлекло! Я долго пытался узнать на этом снимке мужчину. А в этом мужчине — себя самого.

— Хорошо, я оставлю, — улыбается Снежа и продолжает снимать. Теперь уже фокус на сыне.

— Он устал, — говорю. Хотя на самом деле это я утомился держать.

Пора покурить, и я сажаю Никитку в коляску. Делаю пару шагов в сторону, чтоб не дымить. И вижу, как Джек развлекается с сучкой.

— Ах ты, старый кобель! — окликаю его и спешу оттащить. Пока дамочка, хозяйка той самой болонки, общается с кем-то по телефону.

— Не кончил, надеюсь? — дёргаю за поводок. Тот отвязался от лавки. И Джек убежал.

Сучка смотрит нам вслед.

— Ты её зацепил, — ухмыляюсь я Джеку.

Он идёт, понурив голову. И даже не удостоив даму сердца прощальным взглядом. По собачьим меркам он старше меня! Но до сих пор «на ходу».

Снежана уже «отработала ракурсы». И спешит поделиться. Я одобряю, прошу переслать пару фоток. Никита гулит. Вдруг, из отдельных слогов появляется… «папа».

— Ты слышал? — вскрикнув, Снежана подбегает к коляске. Садится на корточки и просит его повторить, — Ну, скажи ещё раз! Па-па!

— Это случайность, — бросаю я, глядя на сына, — Он хотел сказать «папоротник».

Снежана, поняв, наконец, улыбается:

— Нет! Он хотел сказать «па-па», — и опять донимает Никитку.

Первое слово Давида было ещё менее членораздельным. Но мне почему-то так больно сейчас… Это «папа» рвёт душу на части! Из Никиткиных уст оно кажется мне не таким настоящим. Как будто он сам удивляется, глядя мне прямо в глаза: «Это ты — мой отец? А не шутишь?».

— Так что ты решила? — интересуюсь я у Снежаны, когда мы идём по дорожке вдоль узкой аллеи.

Скоро здесь будут, сначала цвести, а потом плодоносить каштаны. Май. День рождения Насти. Первый, порознь! Я обычно дарил ей букет и ещё что-нибудь. Украшение, или флакончик духов. А теперь… Есть ли смысл? Что подарит ей Витя? Разве что тошнотворно-ванильную ёлочку для машины. Ах, да! И оргазм. На большее он не способен.

— Решила, переведусь на заочное, — отвечает Снежана. Она имеет ввиду свой забытый «диплом специалиста». Бухгалтера, или кого там ещё?

— Тоже вариант, — я одобряю. Пускай развлекается!

— Что я маме скажу? — неожиданно Снежа бледнеет. Встаёт посередине тропы.

— В смысле, что? — удивляюсь.

Снежана вздыхает и смотрит в пространство:

— Ну, про нас с тобой.

— Скажи, как есть, — отвечаю, беря из её рук бутылку с водой.

— А как есть? — её голубые глаза, как два ясных топаза, что я подарил, устремляют свой взор на меня.

Я пожимаю плечами:

— У нас всё серьёзно.

— Серьёзно? — повторяет она, не сводя с меня глаз.

— А то! — усмехаюсь в ответ.

Снежа смущённо толкает коляску:

— Я скажу ей, что мы с тобой любим друг друга. Можно?

— Так и скажи, — сунув руки в карманы, иду не спеша, чуть позади неё. Поводок на запястье то и дело дёргает Джек. Желая пописать, или понюхать что-нибудь.

— И скоро поженимся, — голос её оседает до шепота. Но я всё же могу различить.

И опять, двадцать пять! Женитьба. Ну, кому это надо? Один штамп на своей репутации я уже заработал. Не хочу заработать второй. Но Снежане подобные вещи неведомы. Для неё всё впервые. И я ощущаю себя виноватым за то, что лишаю её этих глупостей. Белого платья, фаты и гостей.

— Снежок, тебе плохо со мной? — говорю я, беря её руку.

— Нет, что ты, Масюль! Мне с тобой хорошо, — удивляется Снежа.

Я продолжаю:

— Тогда зачем усложнять?

Снежана вздыхает:

— Затем! Что мама не примет тебя в своём доме. А я так хочу, чтобы вы помирились!

— Да мы и не ссорились, — я улыбаюсь, — Это ваши с ней отношения, не мои.

— Значит, тебе всё равно, — огорчается Снежа.

Я сжимаю в обеих руках её тонкие пальцы:

— Ты пойми! Я только недавно развёлся. Должно пройти какое-то время…, - говорю я и вдруг понимаю, что это звучит так, будто я овдовел.

Трясу головой, выдыхаю, представив себе на мгновение, что Настя умрёт…

— Я понимаю, — вырывает меня из раздумий Снежана.

Наши пальцы сплелись, а я даже не чувствую. Но отвечаю на жест.

— Просто я не хочу ей врать, — добавляет она.

— Конечно, — бросаю, забыв, о чём речь.

Снежана смеётся, увидев, как сын реагирует на голубей.

— Она узнала, что его Никитой зовут, и расплакалась.

«Почему?», — порываюсь спросить. Но в тот же момент вспоминаю, что так звали папу Снежаны.

— А как увидит, так и вообще, будет сутки рыдать, — усмехаюсь.

— Нет! — возражает Снежана, — Она будет рада! Ведь он — наша радость?

И Никита спешит подтвердить это гордое звание. Рвётся пойти к голубям. Хорошо, что пристёгнут. И пока не умеет ходить.

Я представляю Снежанину маму. И почему мне так не везёт с тёщами? Эта ещё хуже прежней! Но ведь тянуть бесконечно не выйдет? Придётся знакомиться! Ехать туда. Приходить к её дому с тортом и цветами. Комедия, просто! Может быть, лучше сводить в ресторан?