Измена. Право на истинную

Его.

Его девочка.

Его жена.

Его волчица.

Его Истинная.

И пусть весь мир катится к черту. Пусть сгорит, обратится в пепел. Ничего не важно, кроме этого ночного неба, что вспыхивает тысячелетними звездами. Переплетаемся в тягучих спазмах, тихих стонах и поцелуях, в которых хотим друг друга поглотить и насытить.

Эфемерные и призрачные секунды экстаза истончаются, обращаются в тяжелое дыхание и испарину на коже. Чувствую пальцы на щеке, шее и плечах, а затем меня накрывает нежный и сладкий поцелуй, который утягивает в темноту, и в этой темноте проскальзывает сожаление.

Сожаление, что это лишь сон. По лбу и векам скользят солнечные лучи. Сон. Фантазия. Грёза, которая будет преследовать меня до самой ночи стыдом и тоской. Сонный и глубокий вдох, пружинит матрас. Кто-то закидывает на меня руку, с ворчанием утыкается носом в волосы и прижимается к спине.

— Ивар? — попискиваю я в ужасе.

Глава 52. Рядом

Ивар в ответ неразборчиво сонно бурчит в мои волосы и вздыхает, а я округляю глаза и цепенею.

Не сон.

Все было наяву. Он явился ко мне под покровом глубокой ночи и теперь и не думает просыпаться.

— Ивар.

Он мычит, прижимает к себе и опять затихает.

— Ивар, уходи…

Ноль реакции, лишь глубже зарывается носом в волосы. Медленно выдыхаю и разворачиваюсь к нему лицо с глухим рыком:

— Ивар.

И тут он открывает глаза, в который я вижу обрывки сновидений и недоумение.

— Ивар…

Медленно моргает и хрипло отзывается:

— Привет.

Будет глупо сейчас с криками и визгами спихивать Ивара с кровати, хотя очень хочется. Надо сохранить достоинство и в то же время донести до подлого муженька, как я возмущена тем, что он воспользовался моей слабостью и сном.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я максимально холодно.

— Сплю.

На несколько секунд теряюсь от его невозмутимого ответа.

— Я крайне недовольна тем, что ты спишь в моей кровати, — шепчу я.

— Это наше супружеское ложе, которое ты самым бессовестным образом захватила, — Ивар закрывает глаза и намеревается опять нырнуть во сны.

— Ивар…

— Что?

— Ты совсем охамел? — толкаю его в грудь. — Проваливай.

— Нет.

— Ивар! — повышаю голос и сажусь, а затем, когда он открывает глаза, зло поправляю ночную сорочку на груди. — Я… — не знаю, как выразить свое возмущение, и леплю ему слабую пощечину.

— Ты обалдела? — удивленно спрашивает он и приподнимается на локтях.

Вот теперь его можно спихнуть с кровати. Ногами! Однако все выходит не так, как я планировала. Моя неуклюжая агрессия заканчивается тем, что я сама падаю с кровати, путаясь в одеяле. Толстый ковер смягчает мое фиаско, но я все равно взвизгиваю.

— Ты там живая? — Ивар подползает к краю кровати и выглядывает ко мне.

— Уходи… — цежу я сквозь зубы и переворачиваюсь на бок, укрывшись одеялом, будто мое поражение было так и задумано.

— Ты сама меня звала, вот я и пришел, — глухо отзывается Ивар. — Что тебе опять не так?

— Я тебя не звала, — крепко зажмуриваюсь.

Ивар не врет, но мой зов не был разумным и обдуманным. Будь я в сознании, я бы смогла подавить в себе тоску по мужу, его рукам, губам и шепоту, от которого плавятся мышцы.

— Ты не должен был приходить, Ивар, — зло, обиженно и сдавленно отзываюсь я. — Это подло.

***

Не скажу же я своей вредной жене, которая лежит на полу у кровати, что я сам не ожидал проснуться с ней под одним одеялом и что тоже обескуражен. Это был сон. Топкий, теплый и сладкий. Реальность не может быть такой всепоглощающей, проникающей и соединяющей тела в густое и чистое, как молодой мед из акации, наслаждение.

Я чувствую дикое смущение Илины, которая в первую брачную ночь не была такой пристыженной и испуганной, будто я ей вовсе не муж, которому она родила двух сыновей. Это мило, трогательно, и заводит.

— Ивар! — Илина возмущенно оглядывается, уловив мое возбуждение.

Наши взгляды встречаются, и воцаряется напряженное молчание. Я вижу, как ее зрачки расширяются, чую, как в ее запахе раскрываются тонкие нотки желания. Девичьего, нежного и сочного.

— Иди ко мне, — шепчу я, и от возбуждения меня аж сводит всего от боли.

Илина садится и хочет отползти, но под волной желания тянется ко мне и касается моих губ поцелуем. На секунду спальня исчезает в солнечном потоке отчаянной нежности. Она прорывается из израненной души, захлестывает меня, и я хочу испить ее всю, потому что голоден.

Поддаюсь к Илине в желании углубить поцелуй, но она резко отстраняется и прижимает пальцы к губам.

— Что? — хрипло спрашиваю я, и сквозь мое разочарование и возбуждение пробивается требовательный детский плач.

— Госпожа, мальчики проснулись, — в покои без стука и предупреждения вваливается Лида и взвизгивает. — Милостивая Луна!

Хлопает дверь, и в груди поднимается ревнивый рык, который я не могу в себе подавить.

— Я им нужна, — Илина медленно поднимается на ноги.

— Я знаю, — тихо клокочу я.

— Они голодные, — отступает к двери, не разрывая зрительного контакта.

— Я знаю.

— мне надо идти…

— Иди.

Так и должно быть. Илина всегда сделает выбор в пользу сыновей, но это не отменяет того, что я разъярен, будто у меня, оголодавшего зверя, из пасти вырвали сладкий кусок мяса.

— Ивар, они же маленькие…

— Я знаю, — в бессилии рычу я.

Илина замирает у двери, молчит, кусает губы и решительно выходит. Я должен успокоиться. Это мои сыновья, и они мне не соперники, чтобы я сейчас так злился. Откидываюсь на спину, закрываю глаза и медленно выдыхаю. Так и должно быть.

— Прикройся, — Илина входит с ревущим Эрвином на руках, а за ней, крепко зажмурившись и прижимая к груди Анрея, семенит Лида. — Ивар.

Безропотно накидываю на себя простынь. Усаживается на одеяло у кровати, и Лида помогает ей устроить двух голодных и громких оборотенышей у груди. Рев переходит в тихое ворчание, а красная Лида выбегает из спальни.

— Успокоился? — тихо спрашивает Илина, и я не чувствую в груди той нелогичной ревности, будто ее и не было.

Вместо нее меня накрывает нежность, уютная и теплая сонливость, и я подкатываюсь к краю кровати, чтобы затем поддаться мягкой дремоте, коснувшись шелковистых волос Илины.