Измена. Ты меня никогда не любил

Быстро уходит, а я сцепляю зубы и отворачиваюсь к стене.

Было бы неплохо, если бы Рома подробно объяснил мне, как начать ему верить.

Глава 42. Жалость

Аделия

Удивительно, но время в больнице идет совершенно по-другому. И вроде ты не занят ничем, но день проходит поразительно быстро. Ночью я плохо сплю. У меня болит голова и ноет шов на лице. Я из-за него не могу спать на левом боку. Катетер в руке тоже мешает. А еще мешает вереница мыслей, которая проносится в голове.

Честно признаться, я вообще не понимаю, что делать. Очевидно, что Рома не отстанет и продолжит свою старую песню про любовь и доверие. Ее ноты затерты до дыр и заслушаны до мигрени, вызывает это все сейчас только одно — отторжение.

На следующее утро Рома сообщает, что документы на перевод готовы и осталось дождаться машину. Черт, как будто я смертельно больная и перевозить меня можно только в карете скорой помощи.

— Зачем это нужно? — хмурюсь я. — Наверняка скорая может понадобиться кому-то другому.

— Я делаю то, что рекомендуют врачи, — спокойно отвечает бывший муж. — Если они говорят: «Нужна скорая», значит, я организую ее.

Рома выглядит немногим лучше, чем вчера. Интересно, он вообще спал? Мешки и темные круги до сих пор под глазами, вид у него уставший. Разве что сменил одежду на свежую.

Я сижу на кровати, опершись затылком о стену, а Рома расположился напротив, активно печатая что-то в телефоне с задумчивым выражением на лице. Маша лежит в наушниках на соседней койке, старательно делая все возможное, чтобы не слушать нас.

— А тебе не надо сейчас быть где-то в другом месте?

Он поднимает на меня взгляд:

— Единственное место, где мне надо быть, это рядом с тобой.

— Спорно, — усмехаюсь невесело.

Волков сжимает губы в тонкую линию, явно желая продолжить спор, но с усилием останавливает себя.

Наконец у меня звонит телефон, и я прошу:

— Выйди, пожалуйста, я хочу поговорить с мамой.

Рома кивает и, не сопротивляясь, покидает палату, а я разговариваю с мамой. Диалог получается скомканным, все больше она щебечет о том, как счастлива, что у нас с Ромой будет сын (я понятия не имею, с чего вдруг она решила, что это будет мальчик), все меньше внимания уделяет расспросам о моем самочувствии.

Четко ощущаются приоритеты. Наследник Волковых — супер. Мое состояние — ну такое себе. Второстепенное и не слишком интересное явление.

Едва я прощаюсь с матерью, как звонит сестра:

— Майка! — выдыхаю я.

— Делечка! — слышу всхлип в трубке.

— Ну приехали, — усмехаюсь и журю ее по-доброму: — Еще одна рева-корова.

— Мама только что рассказала мне! Ужас какой. Ты как, Дель?

— Жива, практически здорова. Ушибы, травмы, но ничего критичного, — то, в каком состоянии находится мое лицо, я не упоминаю намеренно.

— Дель, мама сказала, что тебя сегодня переводят в клинику Волковых. Можно я заеду вечером? Папа вернется только завтра, а я очень соскучилась по тебе.

— И я по тебе, Маюш. Приезжай, конечно.

Болтаем с сестрой, а после под белы рученьки меня выводят на улицу к карете скорой помощи. Рома постоянно рядом, не отходит ни на шаг, и это начинает порядком бесить.

Особенно когда я ловлю на себе его жалостливые взгляды.

Знаю, что выгляжу еще хуже, чем вчера. Синяки начали менять цвет, и я стала превращаться в один большой баклажан. Да и рану на лице обработали сегодня зеленкой, поэтому я вся как светофор на ножках.

В клинике распоряжается всем Рома. Тут как тут его мать, Виктория Сергеевна, которая при виде меня бледнеет и хватается за сердце, будто видит привидение.

Все это начинает меня злить. Я не хочу жалости, я не хочу излишнего внимания. Я просто жду, чтобы закрыть дверь и остаться в одиночестве со своей гудящей головой. Эта чрезмерная жалость не делает мне лучше.

Вишенкой на торте становится прибытие Сони, которая тоже жаждет проведать меня. И снова все по кругу: охи-ахи и скрип моих зубов. Мне приходится приложить уйму усилий, чтобы не разораться прямо посреди коридора.

На удивление мне на помощь приходит Рома, который разгоняет всех.

— Так! — рявкает он. — Мама, Соня, на выход! Быстро!

Человек, абсолютно лишенный чувства такта, защищает меня и буквально силой выгоняет гостей, оставляя меня в палате в одиночестве. А я наедине с самой собой широко улыбаюсь, понимая, как сильно благодарна бывшему мужу.

Ромка возвращается, с шумом выдыхает и трет глаза. Улыбка сходит с моего лица, и что-то в душе начинает шевелиться. Он устал, скорее всего, не спал две ночи, переживает за меня. Ловко считывает мое состояние и лезет грудью на амбразуру, защищая от собственной семьи.

Ой, ну давай, Аделия, еще пожалей тут его! По головке погладь, приласкай.

Я только хочу съязвить, но Рома подходит к небольшому столику, нажимает кнопку на чайнике, дожидается, когда он закипит, делает мне чай с сахаром и ставит чашку на тумбочку рядом со мной.

Приносит пульт, кладет мне на одеяло. Отходит к окну и поправляет занавеску. Я понимаю, что он хочет остаться, но не может придумать ни одной причины для этого.

— Ром, — зову я, и муж резко оборачивается, — поезжай домой и поспи. Я никуда не денусь, и со мной ничего не случится.

Произношу это спокойно, иначе, я уверена, он снова заночует в коридоре.

— Дель…

— Иди! — настаиваю.

Рома кивает и вздыхает:

— Ладно.

Когда за мужем закрывается дверь, а после открывается снова и в нее заглядывает сестра, мне хочется позвать его обратно и попросить прихватить с собой Майю.

Видимо, теперь мне придется научиться жить с косыми, полными жалости, взглядами в свой адрес.

Глава 43. Уникальность

Рома

Мне сложно смотреть в лицо Аделии. Нет, дело не в том, что теперь его украшает уродливый шов, тянущийся от щеки к виску.

Дело в том, что смотреть на нее и выглядеть при этом не выдавать своих чувств с каждым днем становится все сложнее.

Моя жена всегда и во всем была идеальной. Просто картинка, нарисованная умелым художником. Ни малейшего изъяна, ни одной мелочи, которая бы портила эту картинку.

Сцепив зубы, я смотрю на нее максимально равнодушно, обрастая броней, которая не пропустит ни капли жалости. Я вижу, как Аделия реагирует, когда видит сочувствие в глазах окружающих. Особенно моей семьи, которая хочет ее поддержать, подбодрить, но делает только хуже.