Измена. Ты меня никогда не любил

Все запреты, все установки, которыми Рома обрастал на протяжении нескольких месяцев, летят в бездну и прогибаются под тяжестью желания. Его губы жадно сминают мои.

Целуемся жадно, горячо, наконец дорвавшись друг до друга. Я понимаю, что безумно скучала по нему, и теперь с первобытной дикостью отвечаю на страстные ласки.

Мое тело податливое, мягкое, жаждущее.

Волков опрокидывает меня на спину, а сам ложится рядом. Его руки везде и всюду одновременно. Как обезумевший, он не может остановиться, перестать трогать меня. Тянет вверх подол домашнего платья, чуть сильнее впивается пальцами в бедра.

Стягивает с меня ненужную вещь, оставляя только трусики. Шумно дышит, взгляд ненасытно проходится по налитой груди. Рома опускает голову и втягивает губами сосок.

Я прогибаюсь в спине, потому что каждое касание — яркие вспышки, которые ощущаются в каждой клеточке кожи. Пока Рома ласкает грудь, я бесстыдно стону, одну руку снова запускаю ему в волосы, второй впиваюсь в плечо.

Волков прокладывает дорожку поцелуев от груди к округлившемуся животу, замещая дикий замес чувственной нежностью. Ведет носом по животу, оставляет аккуратные поцелуи, а я плавлюсь от этого резкого переключения.

Его пальцы уверенно проникают под резинку простых и удобных трусиков. Мне бы застесняться — ведь Рома всегда видел меня в самом лучшем белье. Кружевном, сексуальном. Но все эти мысли отходят на задний план, когда я понимаю одно: плевать Рома хотел на то, что на мне надето. Его больше интересует мое тело. Без кружевной и привлекательной обертки.

Рома запускает руку и размазывает влагу по моим складкам. Я стону, он рычит. Внизу все пульсирует от сильного, нестерпимого желания. Я готова на сто процентов и ерзаю в нетерпении. Чувствую, что Волкову этого мало, что он хочет поиграть, но, видя что я горю, одним рывком избавляет себя от одежды и плавно погружается в меня.

От этой нежности кругом голова, мои бедра дрожат, я хватаюсь за шею Ромы и притягиваю ее к себе. Упираюсь губами в его ключицу, обдаю ее горячим жаром.

Еще один толчок, и низ живота взрывает наслаждение. Буквально два толчка, и я распадаюсь на части. Но Роме явно этого мало. Дорвавшись до моего тела, он уже не может остановиться. Все его движения хаотичны, лишены какой-либо последовательности.

Я чувствую, что он сдерживается. Может жестче, но боится навредить. Он целует, кусает, покрывает кожу множеством касаний. Его руки и губы одновременно везде. Безостановочно шепчет слова о любви — о том, как он скучал, о том, что больше никогда не отпустит.

Все, на что меня хватает, — это лишь стоны. Слов нет, да и нечего мне пока сказать в ответ.

Ритмичные толчки, и Рома взрывается, утягивая меня в повторный оргазм. Он ложится рядом, сладко целует меня в губы, наклоняется, оставляя поцелуй на животе, и возвращается назад. Притягивает меня к себе, переплетая руками и ногами, как будто я могу сбежать.

И я, в общем-то, могу. Но хочу ли?

Нет. Ни за что и никогда на свете. Но Роме этого знать пока не нужно.

Глава 49. Только хорошее

Аделия

— Может, останешься дома? — Рома выгибает бровь.

Я знаю, что за этим в общем-то обычным вопросом скрывается нечто большее. Волков категорически против того, чтобы я ехала на работу.

— С чего это вдруг? — выгибаю бровь, пряча улыбку.

То, что было вчера, — если не прорыв плотины, то трещина в ней.

Едва мы проснулись на том же диване, на котором уснули, Рома попытался повторить наш вчерашний секс, но я сбежала.

А что? Пусть помучается. Думаешь, раз случилась близость, так я лягу тебе в ноги? Нет уж, мучайся!

Еще чуть-чуть. Потому что, честно говоря, я ведь тоже не железная.

— Ну ты, наверное, устала после вчерашнего? — спрашивает у меня с сомнением.

— Я ночью отдохнула, — усмехаюсь и убегаю одеваться.

Началось лето, и порой дни были безумно жаркими. Надеваю на себя легкое платье, на ноги удобные кеды, в которых я бегаю уже несколько месяцев.

Возле входной двери заминка. Рома подходит сзади и замирает. Даже спиной я чувствую, как он каменеет, дышит мне в волосы. Быстро оборачиваюсь и нахожу его взгляд.

— Ну что такое? — спрашиваю мягко, видя, как Ромку ломает.

Он протягивает руку и хрипло спрашивает:

— Можно?

Я не сразу понимаю, чего он хочет, но, когда до меня доходит, я сама перехватываю его кисть и кладу ладонь себе на живот.

Его руки большие, сильные, сухие и жилистые. Они царапают ткань моего платья, но живота касаются с самой глубокой нежностью, на которую только способен человек.

Рома делает шаг ближе, и я упираюсь своим животом в него. Волков притягивает меня к себе и целует в лицо. Лоб, висок, скулу. Ведет губами по затянувшемуся шраму, к которому я привыкла и даже перестала обращать на него внимание. Я сама подставляю лицо и, как кошка, жмурюсь от удовольствия. Льну еще больше, плавясь.

— Дель, давай останемся? — хрипло спрашивает он у меня.

Нахожу его губы и целую, шепча отрывисто:

— Не могу… нужно… на работу.

С громким вздохом Ромы мы выходим из дома. Он отвозит меня на работу, а после уезжает на свою.

До обеда я выполняю поручения Никиты, который явно щадит меня в плане нагрузки, а в обед я договорилась встретиться с Майей.

Сестра залетает в кафе, целует меня в здоровую щеку и неловко рассматривает лицо. Я все понимаю и поэтому ничего не говорю. Пусть.

— Делька, ты уже думала, когда будешь сводить шрам? — спрашивает бесцеремонно.

— Может, и не буду, — пожимаю плечами.

— С ума сошла?! — ахает сестра. — Надо вернуть твою красоту!

— А что, сейчас я страшная и неприятная? — улыбаюсь в ответ.

Вся ситуация вокруг этого рубца меня откровенно веселит. Ну, то есть меня он не напрягает, Ромке вообще по барабану, а остальным только и сведи поскорее.

— Нет-нет! — Майка быстро машет рукой. — Просто я подумала, что это ожидаемый вариант.

— Я беременна, Майя, — улыбаюсь сестре. — А потом буду кормить грудью. Если и сведу его, то сделаю это не скоро.

— Ладно, — она поднимает руки. — Только не сердись.

— Даже и не думала, — качаю головой. — Ты лучше скажи, что случилось такого, что ты примчалась сюда?

— Ох, Делька! — Майя распахивает глаза и пододвигается ближе, будто собирается рассказать самый большой секрет. — Я подслушала разговор мамы и папы. Вернее, как подслушала — они орали так, что, кажется, вся улица слышала.