Изменяя прошлое

И тут же сам ответил, решив не тянуть интригу:

— Да любой может быть любым, так? Но только до тех пор, пока мы не наденем на ногу хотя бы один из них. Как только мы наденем любой носок, скажем, на правую ногу, так сразу же второй автоматически станет левым. Ну, или, наоборот, так?

— И? — не стал ни подтверждать, ни отрицать я. Сказалась привычка фильтровать базар в непонятных ситуациях, когда каждое твое слово может быть повернуто против тебя.

— Это такой простецкий пример того, что в квантовой физике называется суперпозицией. Пока носки не надеты на ноги, любой из них потенциально и правый, и левый одновременно. Как кот Шредингера в ящике одновременно и мертвый, и живой, пока ящик не открыли и не зафиксировали одно из состояний. Ну, помнишь, Пастор, я рассказывал?

Я кивнул: да, помню, было что-то такое, и Сурок продолжил:

— И все кварки, то есть, элементарные частицы во Вселенной — фотоны там, протоны или электроны, они тоже являются одновременно тем и этим, неважно, пока взгляд наблюдателя не зафиксирует одну из позиций. Это называется эффект наблюдателя. Скажем, тот же фотон может быть и частицей, и волной (притом, что это вообще два очень разных состояния) до тех пор, пока кто-то не зафиксирует его в одном из этих двух качеств. Я понятно выражаюсь?

Нечай что-то неопределенно пробурчал, а я осторожно кивнул, приблизительно понимая, что он говорит, но пока не понимая, куда он клонит.

— Хорошо, пойдем дальше. Все в мире состоит из элементарных частиц — кварков, но при этом сами элементарные частицы не из чего не состоят, прикиньте?!

Я взглянул на довольную рожу Сурка, словно он сам это только что обнаружил и тоже невольно улыбнулся. А тот уже, похоже, вошел в раж, увлекшись рассказом:

— И на самом деле, это страшный сон для ученых, поскольку богословы всегда твердили, что Бог создал все, что существует, из ничего — «сreatio ex nihilo»[3], в отличие от ученых, веками твердивших — «ex nihilo nihil fit»[4]. И тут такая подстава: то, из чего состоит вся Вселенная, само состоит из ничего! Я вообще скажу вам, что большинство ученых — ссыкло натуральное! — разошелся Сурок, усевшись на любимого конька, с высоты которого все дураки, кроме него. — Они живут на гранты, которые выделяют только на такие исследования, которые должны подтвердить общепринятые теории. Они зависят от этих грантов, зависят от мнения так называемого «научного сообщества», которое консервативнее кирпича, они вообще все боятся сказать что-то не то или не так, поскольку их, видите ли, не примет это самое научное сообщество.

— Хорош, пиндеть, Сурок, — осадил его Нечай, — Нам пох на твоих ученых, по делу базарь!

— Ну вот, — ничуть не смутился Сурок. — Все состоит из электронов, протонов и нейтронов, так называют разные элементарные частицы. Но другой прикол в том, что никто не знает, сколько этих частиц: неисчислимое множество или, может, всего одна, которая присутствует везде. А может быть, это вообще никакая не частица, а всё везде одна волна, поскольку уже ясно, что любая частица существует во всём пространстве сразу, в каждой его точке со своей амплитудой вероятности. «Частичность» же проявляется только в том, что нельзя обнаружить половину электрона, или, скажем, не может фотон провзаимодействовать наполовину. Именно вот этот факт взаимодействия или, лучше сказать, обнаружения наблюдателем и следует называть элементарной частицей. А точнее, квантом. А больше корпускулярные свойства никак не проявляются.

И Сурок замолчал, довольно уставившись нас так, словно только что нам все предельно ясно обосновал.

— Я вообще ни хера не понял, — посмотрел на меня Нечай.

— Аналогично, — согласился я. И мы вместе уставились на Сурка. Тот, видимо, что-то прочитал в наших взглядах, поэтому чуть смутился. Кажется.

— Давай короче и по делу, — рыкнул не него Нечай.

— Так, я уже все объяснил, конечно, слишком упрощенно и, может, даже, не совсем прям, точно, чтобы вы лучше поняли, вы же не ученые, — тихо пробормотал он. — Могу только добавить, что нет ничего, кроме этих волн, которые в зависимости от обстоятельств формируют в глазах наблюдателя то или другое. В нашем случае нет прошлого, настоящего и будущего, это все лишь условности, принятые нами за истину, поскольку нам с детства так говорили. А если их нет, то и прибор мой не может оказаться нигде, кроме как здесь, просто потому, что мы его именно здесь видим, как бы фиксируем его эффектом наблюдателя. Вот, скажите, вы были в своем прошлом, а где в это время был прибор?

— Здесь, — одновременно ответили мы с Нечаем.

— Ну и всё, — развел руками Сурок. — Тогда о чем базар? Так будет и в случае моего путешествия. Прибор останется здесь и в прошлое со мной не отправится.

И вновь взглянув на наши с Нечаем недоуменные рожи, тихо добавил:

— Братва, я лучше объяснить не могут. То, что все здесь и везде одновременно, также точно, что нигде ничего нет. И это не парадокс, так мир устроен. И поэтому прибор никуда отсюда не денется, даже если я отправлюсь туда, где его еще не было и создам там заново. В общем, я это…, смотаюсь в прошлое, а?

— Давай! — кивнул я, находясь при этом в полном недоумении, но со смутным подозрением, что меня только что развели как последнего лоха.

[1] Библия, Книга Экклезиаста, 4:2,3.

[2] Людьми блатные называют только себя и таких, как они.

[3] Творение из ничего (лат).

[4] Ничто не возникает из ничего (лат).

Уважаемые, не скупитесь на лайки и комменты! Вам это ничего не стоит, а автору приятно. Ну, а если кто награду зашлет, тому полный респект и уважуха!

Глава 12

Год назад.

Главный научный сотрудник НИИ прикладной физики Николай Александрович Сурков огляделся вокруг, пытаясь адаптироваться в новом качестве матрицы внутри самого себя. Одна только мысль об этом удивляла и радовала, поскольку у него всё получилось! Он сейчас там, на зоне, рядом с Пастором и Нечаем, что-то, наверное, делает и одновременно копия его сознания здесь, в нем самом, только год назад. А если точнее, то год и еще почти два месяца.

— Интересно девки пляшут, — засмеялся Николай Александрович, — по четыре штуки в ряд! В натуре, мля!

И сам же смутился несвойственного для него выражения. Правда, смутился только тот, кто главный научный сотрудник, а вот зека Сурок принял это как должное.

— Что-то случилось, Николай Александрович? — раздался голос, и из соседней комнаты вышел тот, кого сегодня он убьет. Ну, то есть, убил в прошлом варианте… В общем, его куратор от Конторы, майор Петр Сергеевич Залевский, тип довольно скользкий.

— Все нормально, — тут же среагировал Сурков. — Не мешайте мне работать, Петр Сергеевич.

— Что-то я не вижу никакой работы, — усмехнулся тот. Отношения между ними в последнее время стали довольно напряженными, учитывая, что они никогда и не были особо теплыми. Николаю Александровичу очень не нравилось то, что кто-то постоянно висит над душой, что-то проверяет и перепроверяет. Особенно тот, кто ничего не понимает в вопросе, но вечно сует во все свой нос. Конечно, этот майор когда-то закончил физмат, но после этого по профилю не работал, перейдя на службу в Контору, а поэтому, несмотря на образование, был полным лохом в открытии Суркова, — так, где-то по верхам плавал, но самой сути не просекал.

«Интересно я рассуждаю, — внутренне усмехнулся Николай. — Словечки специфические проскальзывают… Кто я теперь: наполовину ученый, наполовину зека?», но вслух ответил другое:

—Уважаемый Петр Сергеевич, может быть, для вас это покажется странным, но главная работа ученого заключается в том, чтобы думать. И лишь потом воплощать придуманное на практике в том случае, если это вообще возможно.

— Хорошо, хорошо! — выставил тот ладони вперед. — Просто я подумал, что, может быть, вам стоит сделать небольшой перерыв и выпить со мной кофе? Мозг тоже нуждается в отдыхе, иногда следует переключаться. К тому же у меня есть к вам очень важный разговор.