Извращенное королевство

Этот мальчик был моим другом, светом во тьме.

Илай послал его мне.

Папа издает вздох.

– Это все я виноват.

– В каком смысле?

– Эйдена похитили лишь с целью напугать его родителей. Он должен был вернуться, как двое других мальчиков, если бы я позаботился об этом.

– Ты имеешь в виду, что ма держала его взаперти, ничего не сказав тебе?

– Ей помогал Реджинальд.

– Д-дядя Редж?

Папа берет меня за руку и ведет к скамейке неподалеку. Я следую за ним, как потерявшийся щенок – в голове все так перемешалось, что трудно мыслить рацонально.

«Дядя Редж помог маме похитить Эйдена».

Мысль болтается в голове, словно шар для сноса зданий. Я понимаю слова, но не могу их осознать.

Мы садимся на деревянную скамейку, которая пахнет свежей краской. Папа поворачивает меня к себе, чтобы мы оказались лицом друг к другу.

– Я хотел, чтобы ты привыкла к дому, прежде чем говорить о прошлом, но теперь у меня нет выбора. Ты никогда не будешь видеть маму в прежнем свете после того, что я тебе расскажу.

– Ты не заставишь меня ненавидеть маму больше, чем сейчас, пап.

Он моргает, но ничего не отвечает. Возможно, как и я, отец понимает, что она разрушила нам жизнь.

– Пойми, смерть Илая сильно ударила по маме. До свадьбы Эбигейл страдала от эпизодов мании, депрессии и тревоги. Она не любила докторов и часто прятала лекарства. Иногда вообще прекращала их принимать. Когда она забеременела и родила Илая, ей больше не нужны были таблетки. Казалось, мама нашла цель в жизни. Когда он умер, с ним исчезла и цель. Можно с уверенностью сказать, что все мы утратили часть себя в тот день.

Я придвигаюсь поближе и обнимаю отца в знак поддержки.

– Единственным способом выжить для мамы было представлять, что Илай жив. Спустя два месяца после его смерти она привела домой мальчишку и сказала, что нашла Илая на рынке. Я вернул его родителям и извинился. Тогда она стала делать это у меня за спиной при помощи Реджинальда. Этот мерзавец был готов на что угодно ради денег. Вдобавок он был умным и приводил только бездомных, осиротевших или сбежавших из дома парней, потому что их никто не хватится.

Я хмурюсь еще больше.

– Что-то такое помню.

Пазл постепенно складывается.

Я называла дядю Реджа супергероем, потому что монстры исчезали, когда он появлялся.

В детском сознании я считала мамины эпизоды мании монстрами. Она носила белое, душила меня в объятьях и отводила на озеро. Если ма одевалась в белое, то никогда не улыбалась и казалась не от мира сего.

Она была монстром.

Однако, когда приходил дядя Редж, мама одевалась в красные платья и красила губы красной помадой. Она выглядела сногсшибательно. Больше улыбалась и была столь энергична, что это порой меня озадачивало.

Она гуляла и играла со мной. Рассказывала сказки, смеялась и шутила.

Была моей ма.

Мои глаза расширяются, а сердце стучит так, словно сейчас вырвется и упадет на траву.

Значит ли это, что мама становилась радостной, когда дядя Редж приводил ей мальчика с улицы?

– Что она с ними делала? – Мой голос такой навязчивый, что это дико пугает меня.

– Обнимала их и говорила, как рада, что ее Илай дома, – вздыхает отец. – Она никогда не обижала их, так что я разрешал ей.

– Разрешал? – спрашиваю я высоким голосом.

– Они приходили на обед и оставались на несколько часов. В конце дня забирали деньги, одежду и уходили. Все были в выигрыше. У мальчиков была пища и кров на день, а мама была счастлива.

– Может, все же стоило отвести ее к психиатру?

– Водил. Даже по советам врачей отправлял в психиатрическую больницу, но ей было все хуже и хуже, даже резать себя начала. Пришлось забрать ее. В то время я все еще горевал по Илаю. Я боялся потерять и Эбби.

«Эбби».

Он все еще зовет ее так спустя столько времени.

Обдумываю его слова, но не могу облечь в четкую мысль. Пару секунд мы с папой просто смотрим вдаль, сидя под пронизывающим ветром и сгущающимися тучами.

Такие серые-серые тучи.

Идите вы к черту. Почему вы умножаете мою печаль?

– Однажды мама стала их мучить, верно? – Мой голос еле слышен. – Эйдена пытали, пап.

– Первое время она только обедала с ними и обсуждала, как прошел день. Уличные оборванцы любили ее. Эбби была добра и умела ладить с детьми.

– И что же изменилось?

Он проводит рукой по лицу и вытирает капельки пота указательными пальцами.

– Не знаю. Думаю, у нее началось обострение.

– Какое?

– Однажды я пришел домой и нашел ее в спальне. Она пела и размазывала пальцами кровь по волосам. Я примчался к тебе в комнату, опасаясь, что она могла что-то с тобой сделать. К счастью, ты спокойно спала.

– Ч-что случилось?

Он щелкает челюстью, и я расцениваю это как проявление гнева. Папа нечасто показывает чувства – возможно, от него я и унаследовала непроницаемое выражение лица.

– Я нашел двух детей в подвале. Они умирали от голода, а на коленях были глубокие царапины и порезы. Жуткое зрелище.

– Их было двое?

Он бросает на меня мимолетный взгляд.

– Ты их видела тогда, но не помнишь.

– Они были… живы?

– Да. Рана не была смертельной, но они умирали от голода. Эбигейл обычно кормила детей и никогда не поднимала на них руку. Когда я спросил, зачем она это сделала, то мама ответила, что у них не было травмы, как у Илая, когда он упал с велосипеда; и она это исправила.

Мне становится трудно дышать, и я прикрываю рот рукой.

– И ты все равно разрешал ей находиться с детьми?

– Нет. – Он трясет головой. – Не после такого кошмара.

– Слава богу.

– Она срывалась на тебе, принцесса. – Папа сжимает мою руку. – Я пытался оградить тебя от нее, но не смог.

– Пап, не говори так.

– Признаю, я не справился. Если отмотать время назад, я бы закрыл ее в психиатрической больнице.

Качаю головой.

– Знаю, ты не мог поступить так. Это было сразу после смерти Илая. Если бы мы потеряли и его, и маму за такое короткое время, то это бы нас убило.