Изящная комбинация

— Люди Крестовского? — я пододвинул ему тяжелую бронзовую пепельницу.

— Нет, — он стряхнул пепел. — Его группа под полным контролем. Тут другой почерк. Профессиональный.

В этот момент в кабинет постучали. Вошел Глушков с папкой документов:

— Нашли свидетеля. Сторож из трамвайного парка видел «Фиат» с рижскими номерами.

— Рига… — задумчиво протянул Рожков. — А ведь на прошлой неделе там была встреча некоторых интересных людей. Очень интересных. Не могу говорить, но если бы вы знали, вы бы очень удивились.

Он достал из портфеля снимок:

— Узнаете кого-нибудь?

Я всмотрелся в групповую фотографию у ресторана «Отто Шварц». И замер. То самое лицо, я его где-то уже видел. Но этого просто не могло быть.

— Пока рано делать выводы, — Рожков спрятал фотографию. — Но советую усилить охрану. По всей границе завода. И… — он помедлил. — Будьте осторожны. Похоже, против вас играет очень серьезная публика.

— Серьезнее Крестовского?

— Намного, — он поднялся. — Кстати, через два дня в Ригу уходит поезд. Некоторые пассажиры будут представлять для нас особый интерес.

Когда он ушел, я достал из сейфа папку с документами. Среди бумаг хранилась старая фотография. Группа инженеров на фоне Путиловского завода, 1916 год. Среди них то же лицо, что и на снимке Рожкова. Но что он делает в Риге? И какое отношение имеет к диверсии на заводе?

Ответ пришел неожиданно — в памяти всплыл разговор с отцом незадолго до революции. О предательстве компаньона, о потере контракта, о разорении семьи…

Я потянулся к телефону:

— Соедините с товарищем Рожковым.

Пока ждал ответа, снова посмотрел на старую фотографию, лежащую передо мной. Теперь я все вспомнил.

Это группа инженеров Путиловского завода. В центре — Ветлугин, у него характерная широкая окладистая борода и глаза навыкате. Тогда, в шестнадцатом, отец прежнего Краснова называл его «змеем, пригретым на груди».

— Глушков! — я снова позвонил по телефону и нарвался на секретаря. — Вызовите ко мне Глушкова.

Начальник охраны появился немедленно, поправляя кобуру на ремне:

— Слушаю, Леонид Иванович!

— Утройте охрану ключевых объектов. На проходных — полный досмотр. Всех незнакомых задерживать для проверки.

— Будет сделано. Уже запросил подкрепление из ВОХРа, — он развернул на столе план завода. — Здесь и здесь поставим вооруженных людей с прожекторами. Патрули усилим ветеранами с боевым опытом.

В дверь постучали. Это наверняка Сорокин, только он может соблюдать правила вежливости в такой ситуации. Вошел как раз мой гениальный помощник.

— Леонид Иванович! Мы с Зотовым разработали схему аварийной сигнализации. Если подключить телефонную станцию «Сименс», можно настроить получение оповещения в любой момент.

— Действуйте, — перебил я. — И еще, переведите все ценные документы в бронированное хранилище. Особенно расчеты по новой стали.

Снова зазвонил телефон. На этот раз Величковский:

— Срочно спускайтесь в лабораторию! Здесь… — он понизил голос. — Здесь странные следы на снегу под окнами. И отпечатки ладоней на стекле…

Лаборатория располагалась в старом кирпичном корпусе с высокими арочными окнами. Величковский нервно потирал ладони:

— Смотрите, — он указал на подоконник. — Здесь пытались снять мастику с креплений стекла.

Под окном на свежем снегу действительно виднелись следы. И не простые. Характерный рисунок подошв армейских ботинок «Salamander», немецкого производства.

— Они охотятся за документацией, — Глушков присел на корточки, разглядывая отпечатки. — Явно профессионалы. Обратите внимание: все следы разного размера, но одинаковой модели обуви.

В этот момент в лабораторию вбежал молодой охранник в шинели ВОХР:

— Товарищ начальник! На товарной станции задержали подозрительного. Крутился у вагонов с оборудованием.

Я переглянулся с Глушковым:

— Едем.

Мой «Бьюик» с потушенными фарами медленно двигался вдоль заснеженных путей. Степан вел машину предельно аккуратно, повсюду гололед. В свете станционных фонарей поблескивали рельсы.

Задержанного держали в пустом пакгаузе. При виде меня он дернулся, но часовые с винтовками «Мосин» крепко держали его за локти.

— Ба, кого я вижу! — я всмотрелся в бледное лицо под кепкой. — Григорий Семенович Лозовой, бывший чертежник Путиловского завода. Все еще хромаете?

Он промолчал, но по его бегающим глазам я понял, что узнал меня.

— Обыскать, — скомандовал Глушков.

Из карманов потертого пальто извлекли: немецкую зажигалку «IMCO», записную книжку в сафьяновом переплете и копировальную бумагу «Пеликан».

— Так-так, — Глушков развернул книжку. — Адрес в Риге, шифрованные записи… А это что?

На пол выпала свернутая газета «Сегодня», рижское белоэмигрантское издание. И в ней обнаружилось…

— Стоять! — крикнул я, но Лозовой с неожиданной прытью рванулся к выходу.

Грохнул выстрел, часовой среагировал мгновенно. Пуля чиркнула по стене, осыпав нас кирпичной крошкой. А беглец уже мчался между товарными вагонами.

— Не стрелять! — крикнул я, бросаясь следом. — Живым брать!

Хромой Лозовой оказался на удивление быстрым. Петляя между вагонами, он мчался к темневшему впереди забору. Снег скрипел под сапогами, морозный воздух обжигал легкие.

Вдруг из темноты метнулась тень, Глушков, срезав путь через пути, перехватил беглеца. Короткая схватка, глухой удар, и вот уже бывший чертежник распластался на затоптанном снегу.

— Вяжите субчика, — хрипло скомандовал начальник охраны, доставая из кармана шинели наручники.

В свете станционного фонаря я разглядел выпавшую из кармана Лозового карточку. Германский паспорт на имя Курта Мюллера. А в потайном кармане пальто шифровальный блокнот с кодами.

— Прошу в машину, — я кивнул подоспевшим охранникам. — Товарищ Рожков уже ждет на Лубянке.