Кабахи

Иосиф потирал с довольным видом свое больное колено.

Председатель снял очки и положил их перед собой на стол.

— Если бы мы считали, Тебро, что ты плохо работаешь, то и не премировали бы тебя каждый год добавочными трудоднями. Я о тебе ничего не говорю. Пусть бы у остальных болела душа за колхозное дело так, как у тебя, или хоть вполовину! Но когда вырубают кустарник, бывает, что вместе с колючками и хорошее дерево под топор попадет.

— Вон в Подлесках кустарники вырубали — однако же грушу гулаби, привитую Фомой на дичке, не тронули! Лоботрясы, ветер в голове, а обошли стороной!

— Ладно, сказал же я — о тебе речи нет, ну и успокойся. Не на колени же стать перед тобой!

— Очень мне это нужно! Становись на колени, перед кем до сих пор становился, — не унималась жена Иосифа Вардуашвили.

— Замолчи, а то я сейчас же велю тебя вывести! Ты на заседании правления, а не на базаре. Не для того я вас собрал, чтобы вы тут галдеж устраивали!

— А я и сама уйду — на черта мне твое собрание! Я бы и в поле не вышла работать, да муж велел подсобить, сказал, что в виноградниках пока дела мало. А то бы, ей-богу, не совалась!

Самолюбивая женщина решительно поднялась и вышла, хлопнув дверью.

Иосиф чуть заметно улыбался и то и дело поглядывал исподлобья на дядю Нико.

Председателя раздражали эти взгляды, но он сдержался и ничего ему не сказал.

— Я знаю, все свои надежды вы сейчас возлагаете на ветвистую пшеницу. Но мы ни на будущий год, ни даже на следующий за ним не сможем еще засеять все наши поля этой пшеницей, потому что выведенные нами семена принадлежат не нам одним.

— Кому же еще, кроме нас?

— На нашей земле выросла, — значит, наша!

— Зачем ее в Телави отдали? Где у нас лишняя?

— На семи гектарах сеяли — неужто не хватило на семена?

Дядя Нико подождал, пока шум утих и продолжал так же спокойно, не повышая голоса:

— Ветвистую пшеницу вывела наша землячка, наша дочь, агроном нашего колхоза, но открытие ее принадлежит всей Грузии. А в Грузии не одна только наша деревня. Дня не проходит, чтобы в Телави не позвонили по крайней мере из десяти мест: тот просит сто кило на семена, другой — двести, а иные даже думают, что мы торгуем ветвистой пшеницей, и заказывают тонну или полторы. Вчера я сам присутствовал при разговоре: секретарь Гагрского райкома лично явился в Телави и не отставал от нашего секретаря, пока ему не обещали сто пятьдесят кило. Сразу ею засеять все наши поля не удастся — надо ее распространить и в других местах. А наше дело пока — позаботиться о том, чтобы засеять наши земли другими, обычными семенами. Разве «долиспури» плохой сорт? Для наших условий он подходит гораздо больше, чем «краснодарка». Питательность у него высокая, припек большой. Вкус и запах — просто замечательные.

— И зерно выносливое, головня его не берет.

— Все правильно — только надо уметь ее вырастить.

— Вот для того мы сегодня и собрали вас всех — членов партии, членов правления, бригадиров, звеньевых, актив и вообще всех, кто пожелал прийти и кто уместился в этой комнате, — отказу никому не было. Обсудили мы на партийном собрании и постановили, а теперь и вам сообщаю: чтобы поднять урожайность, чтобы поля наши были всегда обработаны самым лучшим и тщательным образом, словом, чтобы над полеводством был настоящий хозяйский надзор и о хлебных полях проявлялась неусыпная забота, решили мы назначить бригадира четвертой виноградарской бригады Реваза Ефимовича Енукашвили начальником второй полеводческой бригады и одновременно — общим руководителем всех полеводческих бригад. Реваза вы знаете, каждому известно, что он за человек. Это неутомимый работник, необычайно усердный, преданный интересам колхоза и известный во всем районе как передовой бригадир, один из самых лучших. Его виноградники прекрасно ухожены и считаются образцовыми не только в нашем колхозе, — но и во всем районе. Он каждый год получает премии и является примером для других. Райком мы информировали, и вопрос согласован. Ну вот — таково постановление нашего партийного собрания. Что вы скажете: достоин ли Реваз такого доверия? Справится ли он, если мы поручим ему все наше полеводство?

Для большинства присутствующих сообщение дяди Нико не было новостью. Однако никто не сказал ни слова.

— Что вы молчите, люди добрые? — заговорил Реваз. — Уж не думаете ли вы, что я на седьмом небе от радости? Если у кого-нибудь есть возражения, высказывайтесь. Я обижаться не буду. Может, вы предложите кого-нибудь другого? Тут и кроме меня найдутся хорошие работники — многие даже и получше, чем я.

— Кандидатура подходящая. Так ничего не получится, надо голосовать, Нико, — нехотя процедил бухгалтер.

У Тедо лицо стало землистого цвета.

Маркоз озадаченно моргал.

Наконец к бывшему председателю вернулся голос:

— А кому бригаду Реваза передадите?

— Туда мы назначим Сико.

— Ну, так передадим бригаду Сико Ревазу, как решили, и все. Для чего еще общий руководитель всех бригад?

— Тедо прав. Общий руководитель у нас и так уже есть. А бригаду Сико, если это нужно, я могу принять.

— Давайте назначим общим руководителем Тедо.

— Поставим на голосование. Если ты, Маркоз, против Реваза, не подавай за него голоса.

— Назначим Реваза. Дельный парень, молодец.

— А у Тедо большой опыт.

— Если кто сумеет выправить полеводство, так это Реваз. Я за Реваза.

Никто не выступил против. Все голосовали за Реваза, только Тедо и Маркоз воздержались.

— Слушай, Нико, а ведь на партийном собрании не ставился вопрос об общем руководстве полеводческими бригадами. Мы же постановили только обменять местами Сико и Реваза.

— Неважно, Тедо. Позже мы внесли небольшую поправку. А ты что, имеешь что-нибудь против?

— Да нет, почему? Реваз прекрасный парень, только… Не нужен нам общий руководитель. Для общего руководства существует председатель колхоза, а он у нас уже есть, дай бог ему здоровья. Зачем нам еще другой?

— Ты-то о чем печалишься, Тедо? — криво улыбался Иосиф Вардуашвили. — Это я должен огорчаться, что Реваз уходит из нашей бригады. Сико хороший парень, но уж очень мы к Ревазу привыкли. Да ничего не поделаешь — партийное решение.

— Ладно, прекратите разговоры. Собрание еще не кончено. Этот вопрос решен, теперь дело за самим Ревазом. Остался еще один вопрос — о подготовке к виноградному сбору. Ну, Сико, ты у виноградарей — молодой бригадир, но виноградники мы вручаем тебе такие, что и враг залюбуется.

— Да ведь рано еще к виноградному сбору готовиться. До осени далеко, а у нас тысяча других не сделанных дел.

Нико развел руками:

— Удивительный ты человек, Абрия! Когда, какие дела мы оставляли без внимания? Только пойми — жара в этом году стоит неимоверная, виноград вот-вот уже начнет наливаться, и созреет он нынче раньше обычного. Так что пора уже о сборе заботиться. Надо нарезать прутьев, сплести большие корзины и маленькие кузовки, надо вымыть, выскрести винные кувшины и зарыть три новых больших кувшина в марани. Да и не только это — ведь скоро и кукуруза постучится к нам в дверь. О ней тоже надо подумать. На дальнем поле, возле мочагов, у нее уже хохолок подсыхает.

— Ну, время ли хохолку подсыхать… Да у такой кукурузы и початки не завяжутся!

— Слушай, да разве на кукурузе и винограде свет клином сошелся? Почему о скотине не хотите подумать? Солома и сено к хлеву не свезены, стойла и кормушки давно пора менять и чинить, телятника у нас все еще нет, надо для него найти место. На горах нет больше травы, а ведь требуется, чтобы животные вес нагуливали. Мясо-то надо государству сдавать. Скотина после выпаса в горах требует подкорма. Не можем же мы набирать мясо для поставок за счет поголовья — откуда нам столько взять? А вы тут о виноградном сборе печалитесь.