Кадиш по Розочке

– Какое?

– Мне нужен помощник.

– Вы же знаете, я всегда готов помогать. Только в чем? Я пока даже не очень представляю, чем Вы занимаетесь.

– Не знаю, помнишь ли ты, что в этом городе мне когда-то принадлежали швейная мастерская и цех по пошиву изделий из меха.

Додик кивнул, хотя и не помнил. Были и были. Понятно.

– Вот и хорошо. В войну ассортимент, известное дело, изменился. Шили форму. Качество побоку. Главное - чтобы больше. Дрек и дрек. Ну, что-то такое, что на тебе. Кстати, стоит тебе уже одеться в партикулярное платье. Как теперь говорят - 'в гражданское'. Завтра что-нибудь подберем.

Додик опять кивнул. Форма ему надоела до коликов. Просто пока о новой одежде речи не шло, а денег у него было не густо.

– Ну, так вот. Почти все то время, что ты воевал, я служил в Москве в наркомате легкой промышленности. Служба и служба. Бумаги, отчеты, заседания, собрания для изучения марксизма. Я им там порядок в отчетности навел. Не боже мой, но лучше, чем было. Так они на меня едва не молились, и все приглашали в их партию. Сам понимаешь, где я ее видел. Ну да не о том я. Под этот шумок я предложил им проект перевода предприятия в Гомеле на пошив гражданской одежды - для нужд трудящихся рабочих и трудящихся начальников. Эти хоть и рабоче-крестьянская власть, но очень желают походить на власть разрушенной с их помощью империи, хотя бы одеждой. Да и с иностранцами отношения завязываются. Дескать, вложения небольшие, а доход будет сразу, как начнем работать. И с безработицей прямая выгода. Человек сто займем точно.

Додик усмехнулся, а Алекснянский, закурив сигарету (видимо, сигары выглядели слишком старорежимно), со смаком затянулся, выпустил колечко дыма и продолжил:

– И что ты себе думаешь, они согласились. Выдали мне назначение со страшными печатями, письма к минскому и гомельскому начальству и отправили. Вот я уже больше полугода бьюсь, чтобы организовать производство. Это, я вам скажу, тот еще гармидер. Не хватает всего, за что ни схватишься. Нет нормальных лекал, столов. Машины дышат на ладан. Постоянно перебои с электричеством, теплом. Грязь. Не хватает приличной ткани, нитей. Очень не хватает мастеров. Вокруг безработица. Но те, кто приходят по объявлению, ничего не умеют. А с меня требуют к началу двадцать второго года наладить выпуск гражданской продукции. Дескать, обещал - выкладывай. Где доход от тебя? Конечно, можно чуть-чуть изменить фасон военных гимнастерок и сделать вид, что это новый вид мужских сорочек. Но это не дело. Я хочу даже при Советах сделать предприятие экстра-класса, чтобы ко мне из Варшавы и Праги приезжали. Но я - только смертный человек, а здесь нужен богатырь. Ну, или хотя бы еще одни руки. Причем, руки нужны с головой в придачу. Мне нужна помощь своего человека.

– А Фоля с Мироном?

– Они остались в Москве. У них все хорошо. Ну, они так думают. Но сюда они не поедут. Это было бы нелепо. Так, ты согласен мне помочь?

– Да, конечно. Что я должен делать? Я же не специалист по швейному производству.

– Здесь я специалист. Есть у меня еще парочка. Тут у тебя будут другие задачи. Вот, например, тебе первое задание будет. Смотри, мне нужно нанять еще 27 работников. Из них не меньше десятка должны быть мастерами мужской и дамской одежды. Но беда в том, что такие люди сейчас предпочитают работать на себя. Хороший портной - это хороший кусок хлеба. Вот это - твоя первая задача.

– Найти работников?

– Да. И не любых работников. Мне нужны если не лучшие, то хорошие. Ну, хотя бы такие, которые способны учиться.

– Когда приступать?

– Завтра. Извини, Додик. Я понимаю, как ты соскучился по Розочке, но дело не терпит.

– Хорошо. Я подумаю, что мне будет нужно, и завтра скажу Вам.

– Мне говорить не стоит. У меня своих цорес хватает. Ты завтра оформишься в качестве заместителя директора. На фабрике есть секретарь и кадровик. Есть всякие другие гезунтеры. С ними и работай. Понятно?

– Да, - проговорил Додик, еще не вполне привыкнув к деловому тону тестя.

– Тогда все. Иди к Розочке.

Додик пошел в 'их комнату'. Розочка ждала.

– Отец предложил мне работу, - коротко сказал он.

– А ты?

– Я согласился.

– Это правильно, - кивнула Розочка.

– Только, боюсь, теперь мы будем видеться намного меньше. Извини.

– Я понимаю, - сглотнула комок она.
– Так, наверное, должно быть.

Она обняла мужа, и они долго стояли близко-близко, обнявшись, глядя в огромные зрачки друг другу. Наконец, Розочка тихонько разжала объятия.

– Тебе нужно подготовиться?

– Да, - нехотя выдавил Додик.

– Хорошо. Давай, я погуляю, а ты подумаешь.

– Лучше наоборот. Я подумаю во дворе. Только мне бы какую-нибудь бумагу и карандаш. Хотя, подожди. У меня что-то было в мешке.

Он быстро нашел требуемое, спустился во двор и погрузился в мысли о задании. Мозги работать не хотели. Крутились какие-то идиотские идеи про 'отдать распоряжение', 'приказать'... Все-таки он изрядно отупел на войне за эти годы. Тут надо не приказывать, а думать и договариваться. Но постепенно мысль начала работать в нужном направлении, а странички замызганного блокнота стали заполняться записями и схемами, понятными только их автору.

День пролетел очень быстро. План сложился. Насколько его можно реализовать? Посмотрим завтра. Но пока все выглядит вполне съедобно. ...Только когда солнце уже скрылось за домом, Додик оторвался от своих записей. Покрутил головой, соображая, где он.

Этот их последний свободный вечер был особенно долгим и сладким. А наутро началась другая жизнь. После раннего, еще затемно, завтрака, Мария Яковлевна принесла для Додика старый костюм тестя, ушитый на глазок под его размеры. И хотя в плечах он слегка был тесноват, а в талии просторен, и было видно, что лет ему уже изрядно, смотрелся он куда лучше, чем выцветшая гимнастерка. Провожали их всем домом. Впрочем, идти было недалеко.

Фабрика (точнее, то, что должно было стать фабрикой) располагалась неподалеку, на Кузнечной улице. Кузнечная улица была своего рода рубежом, границей между 'приличной' и относительно благоустроенной центральной частью города и рабочими окраинами: первая - с парками, многоэтажными домами, яркими витринами, банками, вторая - с бараками и деревянными развалюхами. Хотя здесь еще встречались богатые (по большей части заброшенные) особняки состоятельных горожан, со всех сторон их теснили дома для рабочих, заводские постройки. Последние тоже переживали не лучшее время.

Додик с тестем подошли к небольшому двухэтажному зданию, стоявшему рядом с громадой цеха. И если здание вполне соответствовало своему предназначению фабричной конторы, то цех выглядел жутковато: грязное здание с выбитыми стеклами и кучей хлама, сваленного перед входом.

Тесть усмехнулся:

– Вот из этого нам нужно будет сделать фабрику. Не пугайся. Полгода назад было еще хуже.

Впрочем, Додику было не привыкать к виду разрушенных зданий. Так сейчас выглядела вся страна. Он попросил тестя-директора дать ему день на ознакомление. Тот разрешил этот день, но не больше. И Додик приступил. Оформление отняло не более получаса. Он познакомился с кадровиком и бухгалтером, сдал документы, полученные в военном комиссариате. Узнал, что его зарплата будет составлять сорок тысяч новых дензнаков образца 1921 года или сорок миллионов дензнаков образца 1919-го и паек. Паек был неслабым. Уже хорошо. Получив эту важную информацию, он пошел осматривать предприятие.

Двор был завален самым странным и порой неожиданным мусором. Между тряпьем, обломками мебели и каких-то железяк попадались вполне целые детали станков, нераспечатанные пачки игл, ножницы и даже обломок от некогда грозного револьвера. Стекла в окнах производственного цеха частично отсутствовали, а те, что еще стояли, были покрыты толстым слоем грязи, полностью утратив изначальную прозрачность.

Тем не менее, что-то Ефиму Исааковичу наладить удалось - в цехе шла работа. Несколько человек кроили какую-то одежду, а десяток портних за машинами строчили раскроенную материю. Часть рабочих мест - где-то около трети - пустовала. Видимо, этих работников и требовалось найти.