Каирская трилогия
Шрифт:
Он стал серьёзно задумываться над тем, чтобы перестать посещать факультет искусств, но в тот же вечер обнаружил, что сидит рядом с ней в трамвае, направляясь в Аббасийю, как и в первый день, когда он следил за ней! Подождал, пока она сама обернётся в его сторону, чтобы поприветствовать её, а дальше уж будь что будет! Но когда ожидание его несколько затянулось, он повернулся к ней и сделал вид, что удивлён такой неожиданности — она сидит так близко от него — и вежливо прошептал:
— Добрый вечер…
Она с удивлением поглядела на него — насколько он помнил, Аида никогда не пускала в ход свои женские чары, — и прошептала:
— Добрый вечер…
Они обменялись приветствием как коллеги,
— Полагаю, вы из Аббасийи?
— Да…
«Она не хочет сама завести разговор со мной!»
— К сожалению, я только в последнее время стал посещать лекции…
— Да…
— Надеюсь наверстать в будущем всё то, что пропустил…
Она улыбнулась, не сказав ни слова.
«Дай же мне послушать твой голосок — это единственный аккорд прошлого, который не изменило время…»
— Что вы планируете делать после получения диплома? Поступить в педагогический колледж для повышения квалификации?
Она впервые с интересом заметила:
— Мне это не нужно, так как Министерству образования требуются учителя и учительницы в условиях военного времени и расширения системы образования…
Он желал услышать всего один аккорд, а услышал целую мелодию!
— Значит, вы будете учительницей!
— Да, а почему бы нет?
— Это тяжёлая профессия. Можете спросить у меня.
— Насколько я слышала, вы учитель?
— Да. О! Я забыл представиться: Камаль ибн Ахмад Абд Аль-Джавад.
— Почтена…
Он с улыбкой сказал:
— Но я пока не имел чести узнать ваше имя.
— Будур Абдульхамид Шаддад!
— Почтён, мадемуазель…
Затем он добавил, словно человек, удивлённый чем-то весьма необычным:
— Абдульхамид Шаддад? Из Аббасийи? Вы сестра Хусейна Шаддада?
Её глаза с интересом заблестели:
— Да.
Камаль рассмеялся, будто поражённый столь странным совпадением, и сказал:
— Боже мой! Он был моим самым дорогим другом. Мы провели вместе очень счастливые дни. Бог ты мой! Вы его маленькая сестрёнка, которая играла в саду?
Она пытливо поглядела на него.
«Вряд ли ты вспомнишь! В то время ты была так же влюблена в меня, как и я — в твою сестру».
— Естественно, я ничего такого не помню…
— Разумеется. Это относится к 1923 году и после того, вплоть до 1926, когда Хусейн уехал в Европу. Что он делает сейчас?
— Он находится на юге Франции, куда переехало правительство после германской оккупации…
— И как он поживает? Давно я не получал от него никаких весточек и писем…
— Хорошо…
Она произнесла это таким тоном, который говорил о желании не распространяться больше на эту тему, и когда трамвай проезжал мимо места, где когда-то стоял их особняк, Камаль спросил себя: «Не ошибся ли он, рассуждая о своей старинной дружбе с е братом? Не ограничивает ли это его свободу продолжать то, что он начал?»
Когда они доехали до остановки, следующей за полицейским участком Аль-Вайли, она попрощалась с ним и вышла. Он же оставался сидеть на своём месте, словно забыв о себе. Всю дорогу он рассматривал её при каждом удобном случае в надежде отыскать ту тайну, что когда-то давно околдовала его. Но так и не нашёл её, и чувствовал горечь, хотя и был так близко к ней. Будур казалась милой, кроткой и такой достижимой. Теперь он чувствовал смутное разочарование и беспричинную грусть. Если бы он хотел жениться на этой девушке, у него не было бы серьёзных препятствий для того. Да, она казалась ему отзывчивой, несмотря на ощутимую разницу в возрасте, или как раз из-за разницы в возрасте?! Опыт научил его, что внешность не помеха женитьбе, если он только того захочет.
Если он на ней женится, то по воле судьбы породнится с семьёй Аиды. Какова же суть этой нелепой фантазии? И кто теперь для него Аида?.. На самом деле он больше не хотел её, но по-прежнему стремился узнать её тайну — может быть, он по крайней мере убедится в том, что самые яркие годы его жизни не прошли напрасно. Он обнаружил в себе желание, которое давно испытывал — вновь взглянуть на дневник своих воспоминаний и коробку конфет, которую ему подарили на свадьбе Аиды.Грудь его наполнилась тоской, и он спросил себя, может ли влюбиться человек, который достиг великолепного понимания биологических, социальных и психологических составляющих любви? Но разве прекрасные познания химика в ядах могут помешать ему принять их, как и другим их жертвам? Почему в его груди такое возбуждение? Несмотря на испытанное им крушение надежд и огромную разницу между ним тогда и тем, кем он стал сейчас, несмотря на то, что он и сам не знал, принадлежит ли он прошлому или настоящему, несмотря на всё это, грудь его бурлила, а сердце трепетало…
43
Здесь, в чайном садике, крышу которого образовывали сучьи и сочные зелёные ветки, а зрение ласкал вид уток, купавшихся в изумрудном пруду, позади которого располагался грот, проводили свой выходной сотрудники журнала «Новый человек». Сусан Хаммад выглядела очаровательно в своём лёгком голубом платье, открывавшем её смуглые руки. Она слегка и осторожно накрасилась. С момента её совместной работы с Ахмадом прошёл целый год, и они сидели сегодня вместе напротив друг друга с улыбкой взаимопонимания. Их разделял стол, на котором стоял графин с водой и две вазочки с мороженым, от которого остался только молочный осадок розового цвета с клубникой.
«Она самое дорогое для меня существо в этом мире. Я обязан ей всей своей радостью и счастьем, она — все мои надежды. Мы преданные и искренние коллеги. Разговор о любви между нами не ведётся, но у меня нет сомнений, что мы любим друг друга. Мы сотрудничаем самым гармоничным образом. Начали как товарищи в борьбе за свободу, и работали рука об руку. Мы оба кандидаты на то, чтобы нас посадили за решётку. Всякий раз, как я хвалил её красоту, она протестующе глядела на меня, хмурилась и окрикивала, словно любовь — нечто неподобающее для нас. Тогда я улыбался и вновь возвращался к работе. Однажды я сказал ей: „Я люблю вас… люблю…, и делайте с этим всё, что хотите“. Она заявила мне в ответ: „Наша жизнь весьма серьёзная штука, а вы забавляетесь“. Я заметил: „Как и вы, я считаю, что капитализм находится в предсмертной агонии. Он исчерпал все свои цели, и рабочий класс должен осуществить свою волю, чтобы запустить механизм развития, поскольку плоды не падают сами по себе. Мы должны создать новое сознание, но или до того, или после того я люблю вас“. Она напустила на себя хмурый вид и сказала: „Вы продолжаете говорить о том, что мне не нравится“. Мне придало смелости то, что в секретарской никого не было, и внезапно наклонившись к её лицу, я поцеловал её в щёку. Она сурово поглядела на меня и уткнулась в перевод оставшейся восьмой главы книги „Структура семьи в Советском Союзе“, которую мы переводили вместе».
— Если в июне стоит такая жара, то что же будет в июле и августе, дорогая моя?
— Кажется, что Александрия не создана для таких, как мы!..
Ахмад засмеялся:
— Александрия больше не летний курорт. То было ещё до войны. Сегодня же слухи о возможном вторжении привели туда разорение…
— Мастер Адли Карим говорит, что большинство жителей покинуло её, и улицы города заполнились бродячими кошками!
— Есть и такое. И ещё скоро туда войдёт Роммель со своей армией…
После короткой паузы он продолжал: