Каирская трилогия
Шрифт:
Она как будто задумалась, и его очень огорчило то, что ожидание его было недолгим, так как она спросила:
— Раз всё ясно, зачем ты меня мучаешь?
Он выдохнул с глубоким облегчением:
— Как замечательна моя любовь!
Снова наступила пауза, похожая на интерлюдию между двумя песнями. Затем она произнесла:
— Меня беспокоит одна вещь…
— Да?
— Моя честь!
Он встревоженно сказал:
— Твоя честь и моя — одно и то же!
Она обиженно заметила:
— Тебе лучше известны традиции твоего круга! Тебе многое предстоит услышать о происхождении и семье…
—
Она немного поколебалась и сказала:
— Нам угрожает только одно: «буржуазное мировоззрение»!
Он произнёс со страстью, что делало его похожим в этот момент на своего брата Абдуль Мунима:
— У меня нет ничего общего с этим!
— Ты осознаёшь, насколько серьёзны твои слова?… Я имела в виду всё то, что связывает мужчину и женщину в личном и общественном смысле…
— Я всё понимаю…
— Тебе тогда потребуется новый словарь для таких терминов, как любовь, брак, ревность, верность, прошлое…
— Да!..
Либо это могло что-то означать, либо не значило ничего. Сколько раз ему на ум приходили такие мысли, однако ситуация требовала от него исключительной мужественности. Это было только испытанием как врождённого, так и приобретённого мировоззрения, что весьма пугало его. Ему показалось, что он понимает, что она имеет в виду, хотя, возможно, было и то, что она просто проверяет его. Но даже поняв это, он не отступит. Боль охватила его, и в душу медленно закралась ревность. Но всё равно он не отступит…
— Я согласен с тем, что ты предлагаешь. Но позволь сказать тебе откровенно, что я надеялся получить девушку, имеющую чувства, а не просто аналитический склад ума!
Следя глазами за плавающей в пруду уткой, она спросила:
— Чтобы она сказала тебе, что любит тебя и выйдет за тебя замуж?!
— Да!
Она засмеялась:
— И ты считаешь, что я пустилась бы в обсуждение деталей, не будучи согласна в принципе?!
Он нежно сжал её ладонь, и она сказала:
— Ты всё и так знаешь, но несмотря на это, желаешь услышать?
— Мне не надоест это слышать!..
44
— Это касается репутации всей нашей семьи. В любом случае, это твой сын, потому ты волен в своём мнении!
Хадиджа говорила быстро, в тревоге переводя взгляд с одного лица на другое: с мужа Ибрахима, который сидел справа от неё, на сына Ахмада, расположившегося в противоположном углу гостиной, по ходу минуя Ясина, Камаля и Абдуль Мунима…
Подражая её тону, Ахмад шутливо сказал:
— Слушайте внимательно все: это касается репутации всей нашей семьи. В любом случае, я ваш сын!
Тоном горького упрёка она произнесла:
— Что за бедствие такое, сынок? Ты не согласен прислушаться ни к кому, даже к собственному отцу, отвергаешь все советы, даже если это для твоего же блага. Всегда прав один ты, а все остальные люди ошибаются. Ты забросил молитву, и тогда мы сказали: «Может быть, Господь наш выведет его на истинный путь». Ты отказался поступать на юридический факультет, как и твой брат, и мы сказали: «Его будущее в руках Аллаха». Ты заявил нам, что будешь журналистом, и мы ответили: «Будь хоть кучером!..»
Ахмад улыбнулся:
— А теперь я хочу жениться!
— Женись. Все мы будем только рады
этому. Но для брака есть ряд условий…— И кто устанавливает эти условия?
— Здравый смысл…
— Здравый смысл у меня есть…
— Разве время не доказало тебе ещё, что не следует полагаться только на свой собственный ум?!
— Вовсе нет. Советоваться можно во всём, кроме брака, который равнозначен еде!
— Еде!.. Ты ведь женишься не просто на девушке, ты жениться на всей её семье, и мы — твои родные — женимся вслед за тобой…
Ахмад громко рассмеялся и сказал:
— Вы все!.. Это уж слишком! Мой дядя Камаль не хочет жениться, а дядя Ясин хотел бы сам на ней жениться…
Все, кроме Хадиджи, рассмеялись. И до того, как улыбка спала с его лица, Ясин сказал:
— Если бы это разрешило проблему, то я вполне готов принести эту жертву.
Хадиджа воскликнула:
— Смейтесь, смейтесь. Ваш смех его только ещё больше воодушевит. Лучше выскажите своё мнение. Что вы думаете о том, кто хочет жениться на дочери типографского рабочего, который работает в том же журнале, что и она? Нам и так тяжело выносить то, что он работает журналистом, а теперь ещё и собирается породниться с людьми из этой среды! У тебя разве нет мнения на этот счёт, господин Ибрахим?
Ибрахим Шаукат только вскинул брови, будто хотел что-то сказать, но промолчал. Хадиджа продолжала:
— Если произойдёт такое несчастье, то в вечер свадьбы твой дом наполнится типографскими и складскими рабочими, сапожниками и Бог знает кем ещё!
Ахмад разгорячённо сказал:
— Не говорите так о моей семье!
— О Господь небесный! Разве ты станешь отрицать, что это всё её родственники?
— Я женюсь только на ней одной, а не на всей её родне…
Ибрахим Шаукат с раздражением заметил:
— Не женишься ты только на ней одной. Да доставит тебе Господь столько же проблем, сколько ты доставляешь нам!
Хадиджа, воодушевившись протестом мужа, добавила:
— Я решила посетить их дом и отправилась туда, как того требует обычай, сказав, что хочу видеть невесту сына. Я обнаружила, что они живут в подвале дома на улице, населённой со всех сторон евреями. Её мать по внешнему виду не отличается от горничной, а самой невесте не меньше тридцати лет. Клянусь Господом, если бы она была хоть малость красива, я бы ещё простила это. Почему он хочет на ней жениться? Он околдован. Она заворожила его своими уловками, работает вместе с ним в этом злосчастном журнале. Видимо, выждала удобный момент, пока он не видел, и подсыпала ему чего-то в кофе или в воду. Теперь вот идите, посмотрите и судите сами. Я же разбита: вернулась домой, еле-еле разбирая дорогу из-за грусти и сожаления…
— Ты меня разгневала. Я тебе никогда не прощу таких слов…
— Извини, извини, морячок…, - процитировала она слова известной песенки… — Я сама виновата: всю свою жизнь искала недостатки в других людях, и Господь наш наказал меня тем, что все эти недостатки собраны в моих детях. Да простит меня Всемогущий Господь.
— Что бы ты о них ни говорила, ни один из них не выдвигает ложных обвинений в отношении других людей…, как делаешь ты!
— Завтра, после того, как ты всё выслушаешь и узнаешь, будет уже поздно. Да простит тебя Господь за то, что ты так оскорбил меня.