Как приручить Обскура

— Да, сэр, — с предвкушением выдохнул тот, глаза у него зажглись. — Я хочу вас порадовать…

— Ложись, — сказал Грейвз.

Криденс сел на тёмно-синее, почти чёрное покрывало, прошитое серебряной нитью, сдвинулся в центр кровати. Машинально погладил его пальцами, опустился на спину, расставив руки. Распахнув глаза, уставился в потолок. Он глубоко дышал, напряжённый член лёг ему на живот, заметно вздрагивая от пульса. Криденс ждал, что будет дальше, готовый принять и боль, и поцелуй, а ещё лучше — их вместе.

Грейвз шагнул к краю постели, заставил его согнуть колени и руками потянул их в стороны. Криденс поддался легко и чутко — согнул, развёл, раскрываясь без капли стеснения. Любое стеснение Грейвз отменял своей волей. Криденс просто подчинялся и доверял ей, выполняя любое требование.

Он доверял. Знал, что в ответ получит ласку. Наедине с Грейвзом не могло быть стыда и страха — Грейвз не стыдил и не угрожал. Он был предельно честен, каждый приказ был предельно прост. Подчиняться было легко и естественно. И Криденс подчинялся, не задавая вопросов, не сомневаясь.

Персиваль удивлялся каждый раз, когда видел, как быстро мальчик соскальзывает в этот особенный транс, становясь мягким, как масло. Сколько облегчения отражается у него на лице, когда оно разглаживается, как иногда это невыразимое, невыносимое облегчение собирается в уголках глаз маленькими слезинками и срывается вниз по вискам, а губы складываются в благодарную улыбку.

Грейвз погладил его обеими руками, от колен до щиколоток и обратно, обхватывая ладонями икры, чувствуя жёсткие колкие волоски. Криденс отозвался расслабленным вздохом. Он смотрел в потолок широко раскрытыми глазами. Руки раскинуты в стороны, пальцы перебирают покрывало. Криденсу не нужно было сейчас смотреть на Грейвза, чтобы следовать за его волей. Взгляды глаза в глаза им нужны были лишь в самом начале, когда Грейвз каждый раз заново ломал хребет его сопротивлению, замешанному на старом стыде и страхе. Когда они исчезали, исчезало и сопротивление.

Склонившись, Грейвз поцеловал его под колено. Криденс тихо ахнул — без изумления, просто отвечая на прикосновение губ. Грейвз накрыл его мягкими ласковыми поцелуями, и выше, и ниже, и с внутренней стороны, где было чувствительнее всего. Несколько десятков точно таких же поцелуев достались второму колену, прежде чем Грейвз, потеревшись о них щекой, словно лесной кот, оставляющий метку своей территории, двинулся выше. Он целовал стройные светлые бёдра, языком поднимал дыбом волоски на них, поднимался по ногам всё выше и выше, по внутренней стороне бёдер приближаясь к паху. Криденс отвечал стонами — тихими, длинными, как дыхание.

Опираясь на руки, Грейвз остановился над его членом. Тот лежал наискосок через живот — крупный, плотный, покрасневший от прилива крови. Под тонкой кожей змеились тёмные вены. Грейвз наклонился, провёл по нему кончиком носа от основания до уздечки, вызвав у Криденса громкий вздох. Качнулся на руках назад к паху — и провёл по горячему члену горячим языком. Криденс конвульсивно сжал пальцы на покрывале и ответил таким громким стоном, что Грейвз решил дать ему передышку — мальчик рисковал кончить от этих ласк немедленно. Он гладил его по внешней стороне бёдер, целовал, избегая самых чувствительных мест, хотя это было непросто — раскрываясь и подчиняясь, Криденс становился чувствительным весь. Он подставлялся под руки и губы, постанывал, едва ли не хныкал от нетерпения, но Грейвз, двумя пальцами пережав основание члена, успокаивал лаской, а не возбуждал, и Криденс постепенно начал дышать ровнее. Грейвз короткими дразнящими поцелуями прошёлся от мошонки до уздечки, лизнул упругую, сладко и терпко пахнущую головку, и качнулся выше.

Он чувствовал жажду тела Криденса, как острую физическую потребность. Недостаток еды вызывает чувство голода. Недостаток воды — жажду. Для недостатка Криденса не было подходящего слова. Грейвз не назвал бы его ни любовью, ни страстью, ни похотью. Это было что-то звериное. Древнее. И голод, и жажда, и страсть одновременно, и щедрая горсть безумия. Может быть — одержимость?..

Что чувствует рысь, сжимая челюсти на горле косули? Способна ли она чувствовать торжество от удачной охоты? Грейвз определённо чувствовал, что его охота была удачной — что Криденс, которого он так долго выслеживал, приманивал, приручал — Криденс был добычей, которая достанется ему одному. Безраздельно.

Грейвз целовал его жадно, поднимаясь к груди, Криденс стонал и вздрагивал, будто губы обжигали его. Он потянулся к члену, Грейвз остановил его:

— Нет. Сегодня будет не так.

— Мистер Грейвз, — бессильно прошептал тот, соглашаясь и умоляя одновременно. Вцепился пальцами в покрывало, подставляясь под горячие поцелуи.

Грейвз опустил руку вниз, мимо члена, погладил промежность. Криденс приподнял бёдра, позволяя проникнуть дальше, Грейвз нажал пальцами на вход, погладил вокруг, по ягодицам и между ними.

— Только напрасно мы время прекрасное тратим с тобою:

Речи пустые должна в дело любовь превратить, — прошептал он.

— Я не могу называть ваши речи пустыми, простите, — внезапно с тихим стоном сказал Криденс, закрыв глаза. — Если пустые они, то и небо тогда уж пустует, — продолжил он, и Грейвз замер, понимая, что не ослышался: тот отвечал чистым гекзаметром. — Тёмное, звёзд и луны лишено, безнадёжно слепое… Как же тогда я сумел солнце увидеть на нём?

— Криденс… — выдохнул Персиваль, но тот только тихо улыбался, покачивая бёдрами, тёрся о его руку и, кажется, даже не собирался оценивать произведённый эффект.

Грейвз потянулся к его лицу, поцеловал в раскрытые губы. Криденс обвил его за шею руками, будто это было знаком позволения прикоснуться к Грейвзу.

— Посмотри на меня, — прошептал Персиваль, и Криденс повиновался, выныривая на звук его голоса из своего сладкого забытья. — Поэтическое состязание мы продолжим позже, — сказал Грейвз, чуть улыбнувшись. — У тебя прекрасное чувство ритма.

Он гладил Криденса по ягодицам, и тот прижимался к руке, постанывая и хмуря брови. Грейвз стоял над ним на коленях, между широко разведёнными ногами, упираясь ладонью в покрывало за плечом Криденса.

— Сейчас ты будешь слушать меня и мои руки, — сказал он. — Подними бёдра выше. Не так высоко, — поправил он, когда Криденс потёрся членом о его живот. — Это время для других ласк. Трогать член ты сегодня не будешь.

— Да, сэр, — ответил Криденс, сдержанно выдыхая.

Грейвз погладил его между поднятыми ягодицами, легонько похлопал по ним:

— Не сжимай.

Криденс постарался расслабиться. Грейвз гладил его по заду, помогая разжать мышцы, раскрывая ягодицы, оттягивая их в стороны. Криденс постанывал от каждого прикосновения пальцев к промежности, непроизвольно сжимался от ласки. Грейвз гладил медленно, проминал напряжённые мышцы в паху. Криденс старался, но, стоило его расслабить в одном месте, как он напрягался в другом.

Грейвз знал, что так будет. Криденс так долго жил под грузом стыда за себя — за эрекцию, за наличие члена, за смутные телесные желания — что над ним придётся долго работать, прежде чем он сумеет избавиться от воспоминаний, застрявших в теле.