Калейдоскоп

Он тут же пожалел, что вступил на опасную территорию, потому что обида придала девушке сил. Ей удалось перевернуть ситуацию в свою пользу и теперь она восседала на мужчине верхом, прижимая пистолет к его подбородку и злобно скалилась.

– А тогда, значит, тебе было интересно? – зарычала Астрид и еще раз ударила Франца по лицу, куда сильнее, чем в прошлый раз, хотя вроде как уже не было особой необходимости и она итак владела положением. Мужчина почувствовал на губах привкус крови из разбитого носа.

Великолепно.

– Я спасал тебя от худшей участи, – невозмутимо заявил он.

– Ты превратил мою жизнь в ад, – передернула Астрид и сделала несколько глубоких вдохов, возвращая себе самообладание. Она вдруг стала холодной и собранной, хотя глаза ее по-прежнему дьявольски сверкали, словно она была одержима всеми демонами преисподней. Франц совершил свою привычную ошибку решив, что она не сможет его удивить, даже если дальше начнет ругаться на латыни и ходить по потолку. Но вместо этого девушка притронулась пальцами к лицу мужчины и слизнула с подушечек его кровь.

– Ненавижу, – обращаясь скорее к себе, чем к нему, произнесла она. А затем отбросила пистолет в сторону и наклонилась, пряча их лица за пологом коротких, черных волос. Их губы встретились в колючем, бешеном поцелуе с металлическим привкусом крови и это ощущалось самым правильным из всех возможных продолжений их противостояния.

Как и всегда.

В голове у Франца воцарилась блаженная пустота, затихло навязчивое марево мыслей. Он и думать забыл о Монике и Генри, о докторе Якоби, о всех своих жалких попытках наладить простую, человеческую жизнь. Пресную, безвкусную жизнь, в которой не было этой безумной девушки, пьянящей как алкоголь.

Он словно вынырнул из глубокой пучины, чтобы сделать вдох и теперь кислород обжигал изголодавшиеся по нему легкие.

Также яростно, как мгновение назад дрались, они освобождались от мешающей одежды, ставшей нежелательной преградой для того, чтобы слиться воедино. Они так увлеклись, что не заметили, как учинили еще больший погром в гостиной, перевернув и уничтожив все, что еще каким-то чудом умудрилось остаться целым, а заодно все жалкие попытки Франца построить обычный, мещанский быт. Быт, в котором не было места для такой безумной страсти. Едва ли они с женой позволяли себе хоть раз настолько забыться.

С женой, которая, кстати, выбрала самый подходящий момент для того, чтобы закончить со всеми своими дневными делами и вернуться в уютное гнездышко. У неверного мужа не было и малейшего шанса услышать робкие шаги и ее привычное, приветливое «милый, я дома» за оглушающим шумом крови в ушах.

Моника робко кашлянула, привлекая к себе внимание.

– Фрэнк… – обронила женщина дрожащим голосом, прижимая груди бумажный пакет с продуктами.

Франц привычно выругался по-немецки и отстранился от откровенно забавляющейся ситуацией Астрид, пытаясь спешно натянуть спущенные брюки.

Миловидная брюнетка в дверях гостиной бледнела все больше, наблюдая неловкую возню пойманного с поличным супруга. Астрид облокотилась спиной о каминный альков и с легкой, злобной улыбкой наблюдала за происходящим. Ее стоило убить за одно только выражение бесконечного торжества на лице, но Франц вынужден был отложить этот план на недалекое будущее.

– Фрэнк… – повторила Моника и покачала головой, а затем зажмурилась, словно по-детски пыталась поверить, что это поможет увиденному исчезнуть, – как ты мог…

– Ох, scheisse, – только и мог сказать Франц, потому что любые попытки оправдаться уже заведомо были обречены на провал.

– Уходи, – тихо проговорила Моника и это было намного хуже, чем если бы она подняла крик и начала швыряться предметами, – пожалуйста, уходи.

Франц плохо помнил, как возвращал на место все предметы своего гардероба, как оставлял на журнальном столике обручальное кольцо и ключи. А после покорно плелся за чрезвычайно довольной собой Астрид следом к машине. Только усевшись на пассажирское сидение старенького форда, он решился посмотреть на девушку, которая невозмутимо, повернув к себе зеркало заднего вида, приглаживала растрепавшуюся прическу.

– Тварь, – не удержался мужчина.

– Не пытайся переложить вину на чужие плечи, – пропела Астрид и беззаботно потянулась, разминая руки и шею, – теперь она в безопасности и худшее, что с ней может случиться – это разбитое сердце.

– Как же я тебя ненавижу.

– И это взаимно, милый, – девушка отправила Францу воздушный поцелуй.

Глава пятая.

Томаш наконец-то лежит в ее постели и это не сон, не предрассветная греза одинокой девушки. Он целует Астрид везде, куда может дотянуться. У них нет времени на прелюдии, но для обоих это впервые и это проявляется в невинной робости движений и прикосновений.

Скоро Йоханна закончит с водными процедурами и брат с сестрой должны будут вернуться в свое укрытие. Они и так слишком рискуют, спустившись в квартиру, но Астрид оправдывает это предприятие неким рациональным зерном. Еще немного и запах немытых тел, постоянно находящихся под крышей, станет ощущаться и на верхнем этаже, а это может привлечь ненужное внимание. Да и ее бедное сердце слишком сжимается от того, в каких нечеловеческих условиях приходится существовать друзьям в последнее время. Это – меньшее, что она может для них сделать, кроме всего, что уже сделано. Астрид старается не думать о том, что каждый день их пребывания в квартире – маленькая капля горючего в грядущем пожаре, где им с отцом суждено погибнуть. Она не наивная девочка и знает, что у всего есть цена.

Даже у ее момента счастья и безусловной любви с Томашем. Боль и кровавые следы на постельном белье. Но это того стоит.

Томаш тяжело дышит и отстраняется, едва успевая вытащить член, чтобы пролить семя на повлажневшую от их движений ткань.

– Жаль, – говорит Астрид, опустив взгляд на место, где еще совсем недавно соединялись их тела, – я хотела бы ребенка.

– Глупая, – качает головой Томаш и нежно целует ее в ключицу, – сейчас самое неподходящее для этого время.

Тяжелая тишина наполняет пространство между ними, потому что оба знают, что и сейчас девушка куда менее импульсивна, чем кажется. Ее мысли о ребенке – жалкая попытка подарить самой себе хоть немного надежды. На то, что если все вскроется и брата с сестрой обнаружат, у нее останется хоть что-то на память о возлюбленном. На то, что ее, будь она беременной, может быть, все-таки пощадят, хотя в это верилось с трудом. И, конечно, вовсе не на то, что они выберутся из этого ада и создадут настоящую семью в далеком и прекрасном месте.