Камень-1. Часть 4. Чистота — залог здоровья. Зачистка, баня и прочая гигиена

— И слава богу, между нами говоря, и слава богу! А то ведь конфуз бы выйти мог. Нечисть, а помогла нам, и отпускать бы пришлось! Ну что, Алексей Николаевич, пиши представление, и на чин, и на крест! Заслужил, чертяка. Он ведь и утром у тебя отличился, с вампиром-то?

— Вашвысокобродь, так я же не один, все заслужили, особенно Мам… Рядовой Грачёв и рядовой Пряхин!

— Ну, на всех и пиши! Надо же, двух оборотней оприходовали и верховного шамана, а ученика шамана в плен взяли… Орлы!

— Сергей Сергеевич, это ещё не всё, к сожалению. Вам не успели доложить.

— Так… Рано жопу проводили, вот она опять пришла! Что ещё?

— После разбора на месте в виду двух раненых я снял группу Фарберовича с операции, а его самого и Пряхина направил за приставленным к негатору порталов рядовым Федуловым.

— А, этот… Чудо в перьях…

— Выяснилось, что во время смены позиции Федулов самовольно сошёл с маршрута и попал в засаду эльфов.

— Чегооо? Эти-то откуда взялись? Ни в одном докладе, ни в одной сводке не упоминалось о наличии эльфов в Пограничном…

— Тем не менее… Федулов был убит. Убит стрелой из лука, так что у эльфов была возможность сохранить ещё какое-то время скрытность. Но тут как раз подоспели Фарберович с Пряхиным. В ходе перестрелки один эльф был ликвидирован рядовым Пряхиным, а второй ушёл порталом.

— Как так? Господин штабс-капитан, вы же мне лично гарантировали, что ни одна тварь живая не преодолеет порталом границ Пограничного?

— Насколько я понял, господин майор, так оно и было. Мне кажется, правильнее будет дослушать о произошедшем не меня, а обер-ефрейтора Фарберовича.

— Ну, это разумно. Давай, Фарберович. Разъясняй непонятки.

— Так точно. Никто границ Пограничного не преодолевал.

— Как так? Сам же сказал...

— Он и в самом деле ушёл, но только не за стены города. Я успел разглядеть внутри линзы портала место выхода, и, так вышло, узнал.

— Ну?

— Это был сарай Барсегяна. Мы с Пряхиным тут же выдвинулись туда…

— Ну!!!

— Была обнаружена группа из двух эльфов, один ликвидирован, второй взят в плен.

— Фух! Так… А почему они опять не отпорталились?

— А их прапорщик Кузин негатором заблокировал…

— Ну вот ты скажи, на бегу, а подготовились на «ять»! И ещё одного пленного взяли! И опять молодцы! Так, стоп… Молодцы-то молодцы, но…

Воробей запрыгал по залу оперативного отдела. В чём-чём, а в умении думать быстро и сложить два и два отказать ему было никак нельзя. Он мгновенно уловил то, что уже понял Поздняков и упорно отказывался принять Пантелеев.

— Николай Алексеевич, а я верно понимаю, что вся наша сегодняшняя зачистка псу под хвост? То есть, если я правильно уловил ход мысли обер-ефрейтора, супостаты дожидались, пока проверка некоторых намеченных ими домов закончится, негатор будет перенесён, а затем скакали из непроверенной зоны в уже досмотренное? Ой, блин горелый… И что, всё зря? Так получается, что все сегодняшние потуги наши обернулись мудовыми рыданиями. А завтра всё с третьей цифры — по новой? Только, Марк Николаевич, уже перенастроив негаторы на полную блокировку перемещения, и внутри города тоже. Мы с вами, господин штабс-капитан, позже ещё поговорим. Без нижних чинов.

Щеки Пантелеева зарумянились, как у курсистки, а Фабий постарался прикинуться элементом декора. Его пока никто не отпускал.

Поздняков попытался успокоить разошедшегося до ярости Воробьёва:

— Ну, я бы так огульно не рубил нах... Ни с плеча, ни с плеч. И ещё, думаю, что в любом случае, сегодняшнюю гребёнку нужно довести до конца. Желательно подправив неприятность с порталами уже сейчас. Всё же переловили да покрошили в мелкую расхуяку мы многих. Достоверно известно, что скакать порталами вышло только у эльфов. Ну, возможно, собирался ещё и шаман с харазцами. Остальных-то мы повязали или перебили...

— Кого, Алексеич? Кого повязали и перебили? Шелупень и никчемушных бандюков! Homo non nauci! Понятно? Или перевести?

— Да понятно всё. Короче, всякую хуету безлошадную. Только не прав ты. Шаман и эльфятина — это тебе не еблошки!

— Ты сопельки-то мне не утирай! Порталами пытались уйти именно и явно те, кто к самой головке всего этого безобразия ближе, кто знал что-то. Зачем был этот мятеж, кто его учинил, например. Чего и я тоже хотел бы знать, весьма и весьма!

Фабий проклял мысленно свой язык, который, не дожидаясь вердикта мозга, ляпнул:

— Так, наверное, Ашмаи и устроил!

— Какой ещё нахуй Ашмаи? — свирепо рявкнул ротмистр. Ибо встревать в разговор старших, даже не испросив разрешения на это — нечто немыслимое!

— Ну так, лич.

— А чего не Кали сразу, к примеру? Она ж мать этих пиздюков лысых, Созерцающих? — съехидничал Поздняков. Но затем, мазнув случайным взглядом по Пантелееву, зафиксировался на его враз побелевшем лице и оловянном взгляде. Поизучав всё это пару мгновений, он недоверчиво протянул:

— Да ну нет...

— Да ну да, — утверждающе отрубил Воробьёв, тоже заметивший изменения колдунской мимики, — штабс-капитан, что вы имеете нам сообщить?

— Я не имею права, это информация под грифом…

— Тогда мы все тоже под грифом. Даже вот почти под виверной. Слово не воробей, а подуманное назад не вдумаешь. Извольте выкладывать!

И Пантелеев выложил. Мялся, недоговаривал, но — выложил. Перед самой операцией по всем отделам и подразделениям Управления контрразведки прошёл циркуляр за подписью самого Петра Петровича Бердышова. Без пояснения причин (что, впрочем, не странно, странно бы было обратное) категорически предписывалось немедленно докладывать о всех упоминаниях, слухах, а, тем паче, проявлениях действий личей, особенно, если прозвучит имя некоего Ашмаи. Причем, минуя субординационную цепочку, докладывать следовало лично самому господину действительному статскому советнику специальным кодовым сигналом. Так что, вынужденным признанием штабс-капитан нарушил, безусловно, свои внутренние инструкции и правила. Но зато сходу решил вопрос немедленного и скрупулёзного допроса Фарберовича прямо в присутствии командования операции. Он уже оправился от шока, и глаза его, глядя на обер-ефрейтора, горели, как у барышни при взгляде на коробку армирского шоколада. Фабий не понял такого энтузиазма, как не понял и тоскливой ярости в голосе Позднякова:

— Ты почему о самом важном не доложил, Мартын с балалайкой? Что ты там ещё утаил? Может, завтра в девять-ноль-ноль объявлено Второе Воссияние? Но ты решил, что это так, не достойно упоминания?

— Да что я сделал-то, господин ротмистр? Ну, лич? И что? Ну, подумаешь, сказал один местный об одной нежити… Мне теперь что, все слухи вам повторять? Нам циркуляр от его превосходительства не доводили! И приказа не было! Что вы меня всё отчитываете?

— А тебя что, отпеть уже? Ну вот почему сегодня обер-ефрейтор Фарберович мне так смерти желает? Ты тварь охуевшая, или право имеешь? Вот схерали ты решил, что лич — это так, перхоть подзалупная? Откуда в твоей ретивой пейсоноске зарождаются эти тримордоблядские бредни?

— Погоди, Николай Алексеевич, он ведь и в самом деле, поди, не знает, — роли поменялись, и теперь Воробьёв утихомиривал Позднякова.

— Ладно! Фарберович! Кто такой, по-твоему продрищённому мнению, лич? Давай, жги напалмом!

— Ну, нежить. Что-то вроде царя вампиров, потому что колдовать посильнее может. А вообще, кажется, сказочный персонаж.

— Это ты сказочный! Сказочный долбоёб! А лич — это тебе не вампир, пусть даже и древний, лич — это обер-вампир! Если вампир обычный пьёт кровь, то лич пьёт силу и жизнь. Если вампир владеет магией простейшей, лишь той, что «по праву крови» даётся ему, умеет глаза отвести, немного зачаровать, то лич всегда получается из колдуна! — уже спокойней, почти что ласково для него рявкнул Пута, и махнул огорчённо рукой. Затем добавил: