Камень

– Нет, но я-то знаю! А слуги - да, слуги могут быть. Но зачем они мне?

– Прекрасно. Правильно ли я понял, что созерцающих в городе мало, и после по-грома в штабе их стало еще меньше? А туги - это их личная охрана?

– Это тоже истиная правда!

– И далеко ли твоя лавка отсюда?

– Прямо в центре рынка, а что?

– А то, что мы сейчас собираемся, берем ноги в руки и идем, если ты не против, в твою лавку. Я буду твоим слугой-гномом. А ты, госпожа, - обратился он к Наталье, - извини, но этот путь тебе придется быть рабыней в ошейнике.

– Н-нет-нет, я не хочу!
– заикаясь, простонала несчастная купчиха.

– Не волнуйся, жезл будет у тебя. Ты будешь рабыней самой себя, - попытался ус-покоить ее Дарри.

– Это плохая мысль, - сказала Варазза, - у многих это вызовет подозрения, а у мно-гих - желание отобрать или купить рабыню. Лучше ей быть больной болотной лихоманкой, которую я веду к себе лечить. Мало кто рискнет дотронуться до такой больной.

– Это даже лучше!
– воскликнул гном, - видишь, госпожа, Варазза придумала на-много лучше, чем я! Только как ты придашь ей вид больной?

– Не волнуйся, это моя забота, - улыбнулась друидка.

– Ну, тогда собирайте свои вещи и в путь!
– провозгласил Камень. Заметив в углу ранец из грубого брезента, он вспомнил, что хотел уже найти что-то подобное для патронов и лишнего оружия. Дернув его за лямки, он удивленно присвистнул, уж больно тот был тя-жел. Открыв его, он убедился в своих робких подозрениях. То ли прежние хозяева дома бы-ли богачами, то ли туги ограбили не один дом, но ранец на четверть был засыпан золотом и серебром, вперемешку. Монеты, украшения, даже посуда. Оставлять такое было бы глупо, и он, убрав в ранец из поясной сумки лишнее оружие и патроны, закинул ношу за плечи.

– А что с Лизонькой, - прижимая руки к груди, спросила Наталья.

– Мы не сможем ее унести, госпожа. И не сможем достойно похоронить в эти дни. Но негоже оставлять мертвецов просто так, слишком много здесь творилось зла. В час не-чисти кое-кто может восстать. Я думаю, нам придется предать их прямо в доме огненному погребению, и праведников, и палачей. И пусть убийцы провалятся в бездну, а жертвы взой-дут на небо. Читай молитвы, и по сестре, и по Мирре, и по хозяевам, - с почтительной к чу-жому горю печалью сказал Дарри.

– Ничего не выйдет. Если заполыхает дом, то нас соседи сразу пристрелят. И будут правы, потому что могут сгореть и их дома, - заметила Варазза, обнимая купчиху, которая тут же начала всхлипывать ей в плечо, - Насчет нечисти все верно. Но нам придется уйти, все оставив так, как есть. Представь, сколько времени пройдет, пока все будет сделано. И ту-гов придется убрать с улицы, чтобы устроить погребальный костер. Если никто не помешает. А в любой момент может появиться другая банда. Или колдун. И что тогда?

– Как будто мало домов сейчас горит, - недовольно буркнул Камень.

– Там большие банды, и их боятся. А ты с оружием у нас один!
– возразила друидка.

Оставлять что-то недоделанным, или решать и делать впопыхах вовсе не по-гномьи, и Дарри был раздосадован. Но не мог не признать правоту армирки. Слова о других бандах или колдуне встревожили его. Он, предупредив бывших пленниц, вышел на улицу. Хоть Ва-разза и подлечила его, чувствовал он себя все же далеко не новенькой монетой, но делать было нечего. Кстати, о монетах... Подобрав "Таран" и выщелкнутые патроны, он зарядил его. Затем собрал рассыпаные из кошеля монеты. Пусть в ранце их много, негоже разбрасы-ваться деньгами. Не по-гномьи это! Затем добрел до сарая. Кот ушел по своим кошачьим де-лам. Дарри подобрал здоровенный кусок парусины, на котором, судя по всему, хозяева су-шили сено, и кое-как свернул его. Быстро прикинул, где бы ему устроиться, чтобы вход был как на ладони, а его из калитки было бы заметно не сразу, кинул парусину, на нее вещмешок, на мешок - винтовку и дробовик. Дойдя до ворот, он осторожно высунул нос на улицу. Странно, но она все еще была пуста. Он не сомневался, что из одного-двух домов из-за зана-весок наверняка глядят чьи-то глаза, и лишь надеялся, что глядят они не через прицел. Запа-шок уже был, да и не мудрено, учитывая, что половину убитых накрошил своей крупнокали-берной мясорубкой Воронов. И мух уже целый рой. Любопытно... А оружие-то и кошельки у убитых уже кто-то утащил! Вот тебе и пустая улица, вот тебе и никого! Сейчас вид тугов вызывал только злобную радость. Он, оттащив кое-как трех убитых, чьи тела мешали, при-крыл, как смог, ворота и даже накинул на скобы брус. Правда, калитку оставил незапертой и даже приоткрытой. Если кто-то появится, пусть не лезет в неизвестном месте через забор, и не вваливаются толпой в ворота, а идут по-одному через нее. Стрельба в городе не стихала, теперь уже слышна была не только винтовочная, но и пулеметная пальба. Лег, устроился по-удобней, поудобнее же устроил винтовку и дробовик и стал наблюдать за входом. Так, те-перь почти все. Он вытащил из подсумка два пустых магазина, набил их, поглядывая на ка-литку. Затем один поменял на тот, который был в винтовке, и добил тот доверху. Убрал ма-газины в подсумок и вздохнул - ну вот, половина запаса винтовочных патронов уже в мага-зинах...

Он не услышал, как бывшие пленницы вышли из дома, и заметил их, когда они уже были на полпути к воротам. Армирка была все в том же платье, но казалась, при всей своей хрупкости, величественней и властней. На шее и руках у нее красовались украшения, от ко-торых прямо пахнуло изрядной силой. Ничего металлического, многониточные бусы на шее, только кость и дерево, и деревянные браслеты с выжжеными рунами на запястьях. На голову был накинут вышитый белый плат. В руке была льняная расшитая сумка, явно тяжелая, судя по тому, как она оттягивала друидке руку. Купчиха, семенившая за ней, тоже разительно преобразилась. Бесформенное астраханское платье скрывало фигуру, но астраханская же го-ловная накидка, прикрыв светлые волосы, оставляла лицо открытым. Искаженное лицо с ог-ромными желтоватыми пузырями нарывов, слезящиеся глаза... Вряд ли кто-нибудь на нее покусится сейчас хоть кто-нибудь.

И они пошли. Армирка - впереди, за ней, чуть справа, Камень, а последней - купчи-ха. Стрельба тарахтела все так же, чуть организованней и локальней. Явно прослушивались несколько колец пальбы. И, судя по всему, уходя от одного, они шли к другому. Раз-другой птахой чирикнули над головой шальные пули, но армирка даже не пригнулась. Она вела их той же дорогой, которой они ехали на "Копейке". Вот они повернули налево, а вот и пло-щадь, где они оседлали "Копейку". Все так же лежали кучками тряпья пять баронцев, и - никого живого. Подумав, Дарри сорвал у одного из убитых жельый платок - у того, которого он был повязан на руку, с шеи побрезговал. Подумал - и убрал в карман. А друидка вела их дальше, и вот - рынок. По сравнению с тем, как его запомнил Камень, почти безлюдный. И тоже - убитые, стрельба... Как оказалось, лавка, куда вела их Варазза, было практически по-среди рынка, возле маленькой часовенки богини Арру. Магические лавки всегда были рядом с храмами или часовнями этой богини. Из надписи на вывеске с уродливым крылатым суще-ством, следовало, что лавка называется "Дракон благости". Она была небольшой, бревенча-той, вроде баньки, и любовно украшена затейливой резьбой. В отличие от нелепого чудища на вывески, она была красива и сделана с душой. Фундамент из дикого камня, дверь из мас-сивных дубовых досок была обита медью и висела на медных же петлях.

– Я уже жалею, что предложил идти сюда, - негромко пробормотал Вараззе гном, - уж больно место не подходящее.

Варазза, а следом за ней и Дарри с Натальей, прошли вдоль глухой стены и повер-нули за угол, где, очевидно, был вход в лавку.

– Да, совсем не подходящее, - подытожил он. У входа в лавку, пытаясь ее открыть, стояли четыре человека. Точнее, стояли трое, а один лежал. А открыть пытался один, широ-ченный, почти как гном, белобрысый нордлинг с короткой бородой и двумя девчачьими ко-сичками, в которые были вплетены три зуба. В остальном он был одет как пришлый - на плечах расстегнутый пыльник, кавалерийские сапоги, в которые были заправлены подшитые кожей галифе, под пыльником - потертая кожаная куртка с множеством накладных объеми-стых карманов, набитых магазинами к карабину СВТ, висевшему стволом вниз на правом плече. И, конечно, на шее под кожанкой красовался пропотевший и грязный желтый платок. За ним стояли одетые примерно таким же образом еще двое, второй нордлинг, похожий на первого, но помоложе и без зубов в косах, и южанин, с острым смуглым лицом. Плащей-пыльников, правда, на них не было, на них лежал без сознания четвертый. Это был пришлый. Он был голым по пояс, с грудью, торопливо, но умело перетянутой бинтами, на которых уже проступили обильные алые пятна.

– Чем могу?
– вопросительно-любезным, но слегка высокомерным голосом спроси-ла Виразза, обращаясь к старшему нордлингу. Тот потирал руку, которой пытался открыть дверь, очевидно, его приложило магией от запора, не сильно, а так, предупреждающе.

– Милость богов, хозяйка, - пролаял-пророкотал тот на виларском, - нам бы зелья исцеляющего. Покупал у тебя раньше. Старшого нашего ранили.

– Нет ничего проще, - кивнула друидка и, отодвинув нордлинга, подошла к двери, которая покорно открылась под ее рукой, - пригодилось? От раны? Если да, то от какой?

– Да. В руку пуля попала...

– Должна предупредить, - перебила его армирка, - при ранении в грудь все намно-го сложнее, лучше потом все равно обратиться к лекарю. Я вижу, что у него пробито легкое. Ткани-то исцелятся, но в легком останется кровь, и как бы ему потом об этом не пожалеть.

– И где же мне найти лекаря?

– Раньше я бы сказала, что возле городской управы живет лекарь Далер. Сейчас даже не знаю, найдете ли вы его там. В любом случае должна предупредить - ищите лекаря как можно скорей. Не вносите его в лавку, не нужно трясти раненного лишний раз!
– обрати-лась она уже к взявшимся за края пыльников нордлингу и южанину.