Капитан. Наследник империи
Шрифт:
– Гнумы всегда неспокойны, – авторитетно согласился капитан. – Ты будешь хорошим императором.
– Капитан!..
– А если перестанешь перебивать – то, может, и до коронации доживёшь.
Немец дождался, пока Содара сдует ноздри.
– Ты будешь хорошим императором, – повторил он уверенно. – Потому что каждому времени нужен соответствующий лидер. А ты прирождённый военачальник, ты готов учиться. Ты любишь Варту, а после всего вот этого, – Немец широким жестом очертил низины, – Варта верит в тебя.
– Капитан… пророчество Манаса гласит,
– Да хрен с ним, с Манасом. Он одно гласит – а ты другое гласи давай. Самые важные пророчества – это те, которые мы пишем сами. Единственно важные.
Содара рассмеялся, поддаваясь чистой уверенности капитана:
– Законы, пророчества… ты говоришь так, будто легко переписать начертанное. И предначертанное.
– Коронуешься – и перечерчивай. Не люди для законов – законы для людей. И для эльфов. И для гнумов.
– И для орков?
– И для орков, – не принял подначки Немец. – Для всех. Закон – для людей. Потому что когда наоборот – это значит, что говно такой закон. И тогда люди тоже становятся говном. А когда закон говно и люди говно – очень скоро ни закона не останется, ни людей.
Соратники помолчали.
– Оставайся в Вишве, капитан, – сказал Содара.
– Домой мне надо, – в тон ему ответил Немец. – Потому как долг революционный к тому нас обязывает.
– А как же Севати?
– А что Севати? Всю дорогу – «Севати, Севати»…
– Спокойно, капитан, – рассмеялся Содара. – Ты хотя бы посмотри.
Принц явно был убеждён, что красота его сестры как минимум поколеблет революционную решимость капитана.
Ридра умер на следующие сутки, ранним утром; сознание его так и не прояснилось.
Сена жил ещё четыре дня, пока Немец не заставил зелёных магов отступиться. Он был уверен, что прямодушный силач-пачимец сделал бы для него то же самое.
Эпилог второй, лирический
А потом скончался и старый император.
Нет-нет, капитан его вовсе не убивал. Честно.
Адинам почувствовал себя плохо в пути и вынужден был с полдороги вернуться в лагерь у Малых врат, где и слёг. К тому времени, как авангард Первого легиона во главе с Содарой вихрем ворвался в лагерь, Его Величество впал в беспамятство; принц не успел лично порадовать отца известием о победе.
Капитан учинил допрос коменданту. Твур поначалу прятал глаза, но быстро убедился, что Немец за прошлое «стукачество» зла не держит, а даже вроде и одобряет.
– Нет, нет, нет же!.. – твердил подследственный. – Я верен Его Величеству, я всё делал верно.
В доказательство он демонстрировал голубой пенал, таблетками из которого пичкал Адинама.
Дошло до капитана не сразу.
– Это?! – спросил он Твура.
– Это, это, – закивал комендант, – «согласно инструкции».
– Это – голубой, – сказал Немец севшим голосом. – Противорвотное. Не тетрациклин. Ты что наделал, скотина?!
Но быстро выяснилось, что таблетки из голубых пеналов, – за большие
деньги: коррупция – она и в Варте коррупция, – принимали также несколько богатых купцов. Все эти люди поправились.Зелёные маги в один голос утверждали, что император умирает не от чумы – ни земной, ни Великой. Капитан поверил не вдруг, но после натурных экспериментов вынужден был извиниться перед Твуром: противорвотное исцеляло ровно столь же надёжно, как антибиотик.
Не меньшую эффективность продемонстрировали оба радиозащитных препарата, а также сульфадиметоксин.
Немец распотрошил коробки с совсем уж белибердой: глюкозой, углём, аскорбинкой… Попробовал уменьшать дозировку, разделяя таблетки пополам, затем вчетверо…
Для исцеления от чумы достаточно было любой крупицы любого земного лекарства. Тут уж развёл руками даже Дурта.
– Эээ… – сказал достойный мудрец. – Эээ…
Это было невероятно, и в иное время капитан ликовал бы – но сейчас думал совсем о другом. Он плюнул на эксперименты и наскоро организовал артель по расфасовке панацеи: надо было дожимать эпидемию.
На следующий день старый Адинам скончался. От естественных причин.
Содара удалился в отпевальню, оплакивать дядю-отца.
В белом крыле Академии собрался Проторегентский Совет – маги, аристократы, видные купцы, главы ремесленных гильдий. Примерно через час доброжелатели донесли капитану, что собравшиеся всерьёз обсуждают возможность передать трон Севати. Ещё через пятнадцать минут подходы к белому крылу оказались перекрыты баррикадами, а цоколь здания завален хворостом.
Капитан въехал в крыло верхом на Ленте, прострелил лодыжку одному из особо визгливых архимагов и, не покидая седла, равнодушно поинтересовался, кто из присутствующих намерен дожить до утра. Через полчаса принц Содара был официально провозглашён следующим императором Адинамом.
Немец поздравил высокое собрание с удачным решением; Проторегентский Совет так и не превратился в Регентский; Лента отметилась по-своему.
Не то чтобы капитан был заинтересован в укреплении абсолютизма… но и отдавать Варту в руки шестнадцатилетней Джульетты, которую до сих пор даже не видел, он не собирался. В своё время – там, в будущем, – Джульетта империю уже профукала; одного раза вполне достаточно.
Никакой формальной власти в Варте капитан по-прежнему не имел. Просто немного зачерствел в общении. Да и думал – совсем о другом.
Он думал о Карге: Дурта божился сурами, что всё-таки расшифровал последовательность. У капитана рисунок шрамов – прощальный поцелуй дракона – отличался от того, что принёс из будущего Кави. Отличался – но, несомненно, соответствовал Каргу. Именно эти различия, мелкие детали позволили Дурте выявить главное.
– Уравнение, – объяснил он капитану, – это, ежели дать себе труд вдуматься, довольно просто. Мне с самого начала следовало вообразить, что носитель Карга есть одна из составляющих такого уравнения.