Капкан
Шрифт:
— А ты что, готовить не собираешься?
— Сегодня, наверное, уже нет… Прости…
— Тогда шаверму! Двойную! Без морковки! Но с картошкой…
— Хорошо. Куплю.
— Мам, ты что, говорить не можешь? — Игорь, кажется, слегка озадачился.
— Могу. Люблю тебя. Скоро буду, — я нажала отбой, прибавляя шаг. Вышла из здания под проливной дождь, побрела к машине…
У меня есть Игорь. Господи, он — мой сын, самый лучший и самый любимый, да. Но даже он кажется одиноким и чужим в этом мире без НЕЁ…
Откинула одеяло. Села на кровати, обняв колени руками. Жарко…
Подобрала с тумбочки мобильник, глядя на входящий от Адама. Всхлипнула,
Сердце бухнулось в живот, когда я провела пальцем по экрану…
— Да…
Ошарашенное молчание.
— Олесь… — такой знакомый голос, ещё недавно почти родной… И такой севший сейчас почему-то… Растерянный…
— Говори, — выдохнула в трубку, уже сожалея о том, что вообще ответила — больно…
— Ты… Ты почему не берёшь телефон? — Адам больше не орал, не злился. Раздражён, да, но он честно пытается сдержаться…
— Ты говорил с ней?!
Тяжёлый усталый вздох…
— Я пытался, — обречённая короткая пауза. — Да бесполезно, Олесь… Она непробиваемая. Я не знаю, что сделать, чтобы она меня хотя бы выслушала…
— Ясно, — выдохнула в трубку, чувствуя горчащее разочарование на языке. — Ладно, поздно уже… — мне не хватило духу послать его прямым текстом. — Если она… Если Вера позвонит… Или что-нибудь… Ты дай знать…
Снова какая-то затянувшаяся болезненная пауза…
— Хорошо… Ты только бери трубку, Олесь! Я заебался сегодня тебя вызванивать…
— Ладно. Пока.
Сбросила вызов. Вернула телефон на тумбочку. Уткнулась лбом в колени…
Адам…
Глупо врать себе. Я привыкла к этому человеку… Привыкла жить с мыслью, что он есть, что он поможет, что на него можно рассчитывать в случае чего… И сейчас мне не хватает этой хрупкой стабильности, успевшей сформироваться между нами. Наверное, ему в свою очередь тоже по-своему непривычно в данный момент… Но эта робкая привязанность настолько мизерная в сравнении с той фундаментальностью, которую давала мне дружба с Веркой, что кажется, будто невероятно легко оборвать эти новые нити, обесценить всё, что было между нами, отгородиться от такого короткого эпизода своей жизни. Не первый мужик в моей судьбе. И, надеюсь, не последний.
Но я никогда его не забуду…
Осталось научиться жить со всем этим. С ощущением тоски, от которой тошнотворно захватывает дух, с неподъёмной тяжестью бесконечной вины, от которой никогда не отмыться, с чувством бескрайнего щемящего одиночества в душе, когда хочется смыть с губ нестерпимое жжение пепла и соли, но обожжённая кожа не может иметь другой привкус…
Снова откинулась на подушку. Тихо заскулила, вновь не сумев сдержать слёзы…
Я никогда не смогу с этим смириться. С тем, что Веры больше не будет в моей жизни. Я сделаю миллион бесполезных попыток, буду давать себе шанс за шансом, просто потому что это позволяет жить дальше. Дышать, ходить на работу, спать или не спать по ночам… Надежда умирает последней. С ней заканчивается жизнь. Остаётся только вера. Вера…
*43*
Время лечит…
Сколько?! Сколько должно пройти, чтобы хоть немного угомонились внутренние демоны, чтобы вылились все слёзы, чтобы сердце перестало стыдливо дрожать и забилось в полную силу? Чтобы не думать о происходящем двадцать четыре на семь, чтобы не забивать до отказа пепельницу окурками за час, чтобы снова ощущать жажду или голод, чтобы иметь силы улыбнуться собственному сыну, чтобы сделать полноценный вдох и не чувствовать мерзостного затхлого смрада…
Сначала я давала себе неделю,
потом две. Потом месяц…Ничего не изменилось.
Заледенели чувства, угомонились буря в душе, погасли эмоции. Осталась лишь тупая монотонная боль, беспрестанно сверлящая мозг, сердце и душу… Даже само чувство вины размололось и растворилось в этой мясорубке, не дав шанса на собственное оправдание, так необходимое измученной совести. Только ноющая беспросветная тоска, разъедающая сознание подобно кислоте…
Казалось, я перепробовала всё — я несколько раз приходила к ней на работу, я практически каждые выходные ждала её у подъезда, я звонила по десять раз за сутки, писала длинные сообщения, так и не принятые до сих пор абонентом. Сначала я пыталась что-то объяснить при встрече, сказать, что сожалею… Но потом перестала — просто молча смотрела, как она проходит мимо, как из последних сил держит голову прямо, как прибавляет шагу через несколько метров, украдкой вытирая неудержавшуюся слезу… Для неё острый период тоже закончился — сейчас она выглядела похудевшей, осунувшейся, но уже без признаков рыданий на бледном лице, без ненависти и отчаяния во взгляде. Просто уставшая от жизненных неурядиц и бытовых забот женщина, постаревшая в сравнении с той огненной жизнерадостной хохотушкой, которую я знала всю жизнь…
Иногда я приезжала вечером к её дому. Сидела в машине и просто смотрела на окна её квартиры. Курила, со смехом и слезами вспоминая, как за этими стеклами, обрамлёнными светлыми шторами, мы когда-то проживали свою жизнь, рыдая над несправедливостями судьбы, делясь секретами, обсуждая мужиков, строя планы на будущее. Мысленно звала её по имени. Разговаривала с ней, шёпотом или про себя…
Мне становилось легче. Насколько это вообще возможно — испытать облегчение на погосте собственной души. Скорее, это больше походило на опустошение…
Наверное, жизнь шла обычным чередом — начавшиеся каникулы у сына, его сборы в летний открытый лагерь под руководством инструктора по стрельбе, плановое посещение тренировок. Я даже иногда привозила Игоря к клубу, но, едва за ним закрывалась дверь машины, резко сдавала назад и уезжала — мне здесь не место.
Я так и не рассказала сыну, почему поссорилась с тёть Верой… Просто дала понять, что очень виновата перед ней, что хотела бы, чтобы она меня простила, но это невозможно… Когда-нибудь мне придётся объяснить ему всё, но пока Игорь довольствовался этим фактом — мал ещё. Поначалу он злился, обижался, пробовал сам поговорить с Верой и выяснить положение дел… Но она не выдала меня моему же ребёнку, лишь сказала, что наши с ней отношения никак не скажутся на их общении, если он сам захочет продолжать прежнюю дружбу и если мама не будет против…
Конечно, я не была против! Я ревела неделю, мысленно благодаря Бога и саму Верку за такую позицию. Пробовала писать ей благодарные смс-ки, но их она также не читала…
Только сейчас я в полной мере поняла, как хорошо, когда существует выбор. Даже самый примитивный — сдаться или продолжать какую-либо борьбу. Когда можно пересмотреть собственный путь, в нужный момент принять верное решение, десять раз перечитать надпись на пресловутом камне и лишь после этого пойти направо, налево или прямо.
Но у меня больше не было этого выбора…
Жизнь словно сдавила невидимые тиски, зажав меня в момент свободного падения — прошлого не вернёшь, настоящего нет, в будущее просто не хочется. Наивная, я считала, что прошла все стадии депрессии, когда развелась с Сергеем… Тогда было иначе — мне упорно хотелось жить. Действовать, идти вперёд, мечтать о лучшей доле, доказывать всему миру и себе, что я достойна большего, да даже банально мстить бывшему мужу, назло ему становясь счастливее вопреки всему.