Кара для террориста

А так — молитву совершаю, намаз, не смейте трогать, собаки! — и, спиной к двери, лицом к окну, хочешь, на коленях сидишь, хочешь, в поклоне до земли согнешься: сон не в сон, конечно, однако лишний часик для спокойного отдыха-полудремы из режима ихнего урвешь! То, что получался таким образом вовсе не намаз, а какая-то комедия, Абдулу не тяготило: в это время, уже после восхода, утренний намаз по правилам совершать вообще нельзя, так что это и была простая комедия для неверных, которым невдомек, когда что можно, что нельзя…

Но здесь — спать-лежать никто тебе не мешает, что уже очень хорошо, слава Всевышнему! — так что придется коврик для намаза использовать по прямому назначению!

Долго искать инструкций не пришлось, вот, «Ежедневный намаз для мужчин», и причем описаны обе основные традиции. Абдула машинально повел курсором в сторону своей, но вдруг замер: а я этим не выдам своего происхождения? — Нет, успокоил себя, не выдам, нашей традиции следуют десятки народов и государств, ничего они из этого про меня не узнают… Ну, сколько-то стран отпадает, и что? В конце концов, и так заметно, что я не малаец и не этот… как их по-современному: афро-африканец!.. — Абдула хмыкнул.

Так, весьма подробные инструкции, с фотографиями: как стать, как наклониться, как поклониться, как руки держать, как ноги… Даже план камеры имелся, в которой Абдула сидит, и стрелочкой у окна отмечено точное направление в сторону Мекки, в сторону Каабы, только и нужно стать прямо лицом к окну: неужто и это специально рассчитала, стерва? — ругнулся про себя Абдула. Хотя, чего ругаться? К окну направила, могла бы лицом и к унитазу поставить молиться! — Абдула решил воздать «стерве» справедливость. Тем более что на рисунке были дужками изображены волны, идущие от монитора в сторону коврика: ясно, молитвы можно слушать, есть аудиофайлы… Ну да, иначе как их повторять, не читать же с монитора, монитор в другой стороне… Ничего, скоро все запомню, повторять не понадобится… — Абдула не без удивления заметил, что проявляет необычную для себя покладистость: а пошуметь-подобиваться, чтобы… ну, что «чтобы», «что»? Что повторять молитвы за аудиозаписью ему вроде бы не пристало? — Да наплевать ей, что там тебе пристало — не пристало!.. Ехидно улыбнется, сошлется на современных богословов, и все останется, как было. Да, все так и останется… — Абдуле снова, уже в который раз, сделалось не по себе. Ладно, давай дальше смотреть про молитву…

Указание времени для каждой молитвы тоже есть, разумеется, по местному отсчету, поскольку традиционные указания: «Когда солнце поднимется над горизонтом на высоту копья» или «Когда тень предмета станет длинней его самого в два раза» — тут, ясное дело, не подходят, — при этом распорядок вполне удачно сочетается с расписанием завтраков-обедов-ужинов: молиться можно будет спокойно, без помехи. И слова, полузнакомые-полузабытые: по-арабски, арабской вязью и в английской транслитерации, а также перевод их на английский. Впрочем, Абдула в английском переводе не нуждался. Молитва на слова первой суры легко потекла у Абдулы, приятно лаская гортань, язык и нёбо:

Бисмилляхи р-рахмаани р-рахим. Альхамдy лилляхи раббиль алямин…

На следующий день, в четверг, время для утренней молитвы Абдула проспал. Накануне, помывшись и совершив «магриб» — вечернюю молитву, — он включил кино, потом чаю попил, потом хотел совершить ночную молитву, но не дождался полной темноты, решил, ничего, завтра с утра начну, клонило в сон. И вот, пожалуйста, проснулся только от самолета, когда уже часы показывали 08:16 АМ. Обидно, конечно, однако, что поделаешь! В конце концов, он ведь не собирался прямо с сегодняшнего дня сделаться святым! И вообще Абдула не мулла, для героев свои правила! Ничего, завтра пятница, особый день, завтра и начну. А сейчас — хорошо, хоть на завтрак время остается, только надо поспешить, успеть перед «гостями»… Интересно, кто сегодня будет, те же, что вчера, или другие? — И, кстати, надолго ли «ей» хватит таких гостей?! — Абдула хмыкнул и побежал в ванную.

…Сегодня «гости» были совсем другие. Сначала в «зазеркалье» в конусе света появилась только «она», задала свой вопрос: «Абдула, зачем ты убил мою маму?» — помолчала, постояла и скрылась в темноте. Потом пространство за стеклом полностью осветилось, и там возникла группа людей, поменьше, чем вчера, человек семь-восемь… Да, семь… Нет, восемь… Трое сидели в центре в инвалидных креслах, две женщины, один мужчина, а за ними оказалась маленькая девочка, лет семи, щупленькая, светлые волосы, она вышла вперед и подошла к самому стеклу, протягивая к Абдуле обрубок своей правой руки (левую она прятала за спиной):

— Вот, посмотри, Абдула, — сказала она, — у меня больше нет руки… У меня теперь вместо нее железная… — она вынула из-за спины свою левую ручку, в которой сжимала какую-то никелированную клешню. — Она хорошая, мне можно ею рисовать, вытирать носик, а скоро мне сделают пластиковую, она будет еще лучше… Но все равно, моя родная была гораздо лучше! — голосок девочки перешел в крик: — Зачем ты оторвал мне руку, Абдула?..

Что говорили остальные, Абдула не слышал. Тут пролетел, по счастью, самолет. Абдула воспользовался шумом, уселся на лавку к ним спиной, лицом к погаснувшему монитору, и так и просидел все три часа, сжимая ладонями уши, пока из-за спины чуть слышно доносилось:

— Абдула! Зачем ты перебил мне позвоночник, Абдула?..

— Где мои ноги, Абдула? Что тебе сделали мои ноги?..

— Мои глаза! Абдула, зачем ты выжег мне глаза?..

«Кто это среди них без глаз? — Наверное, тот, слева, с забинтованным лицом!» — но Абдула не обернулся, не посмотрел…

Когда, не через три часа, а целую пропасть времени спустя, послышался знакомый ровный голос: «Что, Абдула, ты так и не ответишь, зачем ты убил мою маму?» — он даже с облегчением вдохнул: «Она»! Значит, время утреннего посещения истекло. Да, вот и на часах 11:58. Всего лишь через две минуты все закончится и можно будет обернуться… Правда, надо еще дождаться… Никогда не думал, что две минуты могут течь так долго.

Но вот упали в вечность и они. Абдула повернулся. Стена перед глазами приняла свой безопасный светло-зеленый цвет. Да, полдень. Время обеда, время полуденной молитвы. Но ни обед и ни молитва в голову не шли.

Абдула встал, прошел к лежанке и повалился на нее, лицом в подушку (в тот выступ, который заменял здесь подушку) и так и пролежал все два часа, не поднимаясь, не меняя позы… Только время от времени щеку менял, которой прижимался, да руки клал то на затылок, то вытягивал вдоль туловища.

Да, только три часа… А еще будет пять часов после обеда, а еще завтра все начнется снова, и через день, и через месяц, и через год!.. И так всю жизнь?! — Ну, нет! За всю жизнь решать сегодня еще рано! — за две минуты до конца обеденного времени Абдула рывком соскочил со своей лежанки. — Какое там «всю жизнь»! Да эти инвалиды сами скоро передохнут!.. Хотя девчонка, та, конечно, не «передохнет»… Так и будет являться, совать мне свой протез: «Зачем ты оторвал мне руку, Абдула?» («Хорошо, что я скрыл свое настоящее имя, — промелькнуло в голове у Абдулы. — Теперь они даже не знают, кого им надо проклинать…» В том, что проклятия, лишенные точного адреса, не достигают цели, он не сомневался.)

«А то еще какую-нибудь гитаристку мне притащит, постарше… За струнами в свой гипермаркет приходила, для гитары: будет мне культяшки свои протягивать: «Я так играла на гитаре, Абдула, я так любила свою гитару!.. Зачем ты оторвал мне пальцы, Абдула?»»

— Не только пальцы, головы вам поотрываю, всем! — заорал Абдула в сторону начавшего чернеть стекла.

Больше на лавку лицом к монитору он не садился. Все пять часов, не обращая ни малейшего внимания на тех, кто за стеклом, не сосчитав и не удостоверившись, те же ли это «гости», что были с утра, или другие, Абдула себя вел как можно более свободно.