Кара для террориста

Врач принялся выслушивать, выстукивать, только и произнес два слова: «Дышите» — и следом: «Не дышите». Позволить снова задышать он, видимо, забыл, и Абдула сам себе это позволил, когда врач оставил стетоскоп и, приподнимая веки узника, стал разглядывать его глаза.

Потом Абдуле жестом же велели лечь, охранники пристегнули его в груди вместе с руками, в бедрах и в ногах ниже колен невесть откуда взявшимися резиновыми жгутами к лежанке, а врач потянул из-за двери браслеты-зажимы-присоски на проводах и стал лепить их к Абдуле, к запястьям, щиколоткам и груди: снимал кардиограмму.

Флюорографию Абдула проходил в прежней своей тюрьме не так давно и потому не ожидал, что сейчас к нему в камеру вкатят рентгеновский аппарат. Но в том, что вкатят, если понадобится, он ни секунды не сомневался.

Холодные зажимы и присоски приятно щекотали. Но вот процедура закончилась, все это сняли, а жгуты снимать не торопились. Наклонив голову, Абдула увидел, что врач маленьким шприцем тянется к вене на сгибе правого локтя. В вену он попал очень ловко, Абдула не успел ойкнуть даже мысленно, а шприц уж наполнился темной венозной кровью. «Для анализа, — подумал Абдула. — А кал и мочу, наверное, берут прямо из унитаза, там этого добра хватает!»

Врач вытащил иглу, потер место укола душистой ваткой и произнес последние слова за весь визит:

— Жалобы есть?

Жалоб, конечно, не было, но вроде бы такой вопрос полагается задавать в начале визита, а не в конце… Или он был так уверен, что жалоб не будет?..

Врач, не дождавшись ответа, — а ждал он секунды три, не больше, — поднялся (перед этим он присел к Абдуле на койку для укола), уложил свой шприц в поданную охранником коробочку, сунул коробочку в огромный боковой карман халата и двинулся к выходу. Один из охранников, подобрав провода кардиографа, последовал за ним, и дверь за обоими затворилась, неразличимо слившись со стеной. Второй охранник остался.

Из-за стенки ванной (кстати, тоже непрозрачной) донесся какой-то шум. Охранник махнул рукой в том направлении:

— Бриться! — «Пожалуйста» он не добавил.

В ванной у того входа, через который сюда впервые проник Абдула, имелся выступ вроде стула, на нем еще каждое утро появлялся новый комплект одежды: Абдула все еще не удосужился выяснить, как. Теперь возле этого выступа-стула стоял человек в белом халате и тоже в белой марлевой повязке на лице, очевидно, цирюльник, в одной руке он держал большую белую салфетку, а в другой… — ну да, электробритву! «Они что же, электробритвой собираются голову мне брить?! Да ни за что!» — Абдула возмущенно повернулся назад, к охраннику, но тот, сложив руки на груди, стоял так невозмутимо, что Абдула сразу же сник.

Ну да, сам не усядешься, такой в два счета скрутит, усадит… Да, собственно, и усаживать ему совсем не нужно! Не хочешь бриться? И не надо! Ступай себе, отпускай хоть косицу, хоть шевелюру!.. — от беспомощности Абдуле захотелось завыть. Может, и вправду отказаться, хотя бы на сегодня? — Абдула провел ладонью по голове. Брили его во вторник, сегодня пятница, за три дня волосы толком не отросли, только слегка покалывают. Можно и оставить, но следующее бритье когда, снова в пятницу? — за неделю слишком отрастут… Значит, сперва еще машинкой будут стричь… Э!.. — Абдула в отчаянии махнул рукой: — Пусть бреют, электробритвой так электробритвой (насчет наличия у «этой стервы» мнения «современных богословов» о допустимости ритуального бритья головы электробритвой он даже ни капельки не сомневался).

Бритва оказалась хорошая, почти бесшумная и совершенно не щипала. Снабженная к тому же вакуумным насосом, она всасывала сбритые волоски, значит, колоться ничего совсем не будет. Цирюльник работал быстро, сноровисто и молча. Только закончив, коротко спросил:

— Бороду оставить?

— Да, — кивнул Абдула, — оставить.

— Тогда все, — сказал цирюльник, снял с шеи Абдулы повязанную перед тем салфетку, скомкал ее, обмахнул голову, лицо и шею Абдулы от воображаемых волосков, скомкал салфетку еще больше и ловко, как заправский баскетболист, запустил ею точно в «очко» унитаза. Проводив глазами салфетку и снова повернувшись к парикмахеру, Абдула увидел его спину: тот уже собирался выходить.

— А следующий раз когда? — торопясь и злясь на себя за это, выкрикнул ему вслед Абдула.

— Следующий раз? — обернулся цирюльник. — В пятницу, конечно! Бритье у нас бывает каждую пятницу…

— А до тех пор разве не отрастет? — с сомнением в голосе произнес Абдула и провел ладонью по голове.

— Может, конечно, отрасти… Скорость роста волос у всех индивидуальна. Если хотите, могу оставить вам вот это, — и цирюльник вынул из кармана халата какой-то продолговатый пакет, размером с пачку сигарет «супер сайз».

— Что это? — недоверчиво протянул Абдула, не торопясь принимать пакет у цирюльника из рук.

— Особый депиляторий, очень надежный и совершенно безопасный, — быстро заговорил цирюльник: словно прорвалась долго сдерживаемая профессиональная говорливость. — Вот, здесь все нарисовано! — он повернул пакет к Абдуле и ткнул пальцем в схематический рисунок головы с натянутой на нее нашлепкой. — Натягиваете на голову: она достаточно эластична, растянется по всей нужной вам поверхности, — а нет, скажете, следующий раз подберем размер побольше… Подержите так десять-пятнадцать минут, не больше, потом снимаете — и!.. На голове ни волоска!

Он умолк, словно бы ожидая аплодисментов. Но дождался совсем другого.

— Что?! — возмущенно заорал Абдула. — Ты хочешь, чтобы я натягивал себе на голову то, чем ваши бабы себе ноги бреют?!

Он бы, наверное, даже набросился на цирюльника, забыв про охранника, но цирюльник и сам был росту не меньше, чем охранник, и бросаться на него Абдула поберегся.

— Как угодно! — пожал плечами цирюльник и так же ловко, как только что салфетку, отправил свой пакет туда же, в унитаз.

Сразу за этим он повернулся и вышел вон из ванной и потому глаз охранника не увидел. Их увидел Абдула, проследивший взглядом за полетом пакета, и выражение недовольства, читавшееся в этих глазах, подсказало Абдуле, что, пожалуй, этого цирюльника он больше не увидит. Так и оказалось: со следующей пятницы к Абдуле стал приходить другой цирюльник, постарше и помолчаливее, хотя и не менее рослый. И салфеткой он запускал не в унитаз, а проталкивал ее аккуратно в заслонку мусоросборника возле выступа-стула.

— Можете искупаться, если хотите, — бросил охранник, уходя, и дверь за ним закрылась.

Как «искупаться», а вода разве есть? — Ну да, конечно, есть! И стенки сегодня непрозрачные! «Выходит, пятница у меня действительно особый день?! Как хорошо, слава Аллаху!» — и Абдула, довольный, полез купаться.

Пока купался, на стуле появился свежий комплект одежды: ничего таинственного, выезжал-проталкивался из-под заслонки в спинке стула, она же стенка.

«Ну и механизмов тут понатыкано! — в который раз подумал Абдула со смесью ужаса и восхищения. — А что будет, когда все это начнет ломаться?»