Караси и щуки
Шрифт:
— Хоть въ убійств. Только дайте мн возможность къ телеграфному окошечку подойти.
– Нельзя!
Первый разъ въ жизни поблднлъ Подлюкинъ.
— Какъ нельзя? Я же не убгу! Только напишу телеграмму и при васъ же подамъ…
– Нельзя.
— Ну, я напишу, a вы сами подайте…
— Не можемъ.
– Въ такомъ случа… вонъ тамъ стоитъ какой-то человкъ. Позвольте мн ему сказать два слова.
– Это можно.
Подлюкинъ пріободрился.
– Послушайте, господинъ… Вы чмъ занимаетесь?
– Я проводникъ въ
— Хотите быть начальникомъ движенія?
— Хочу.
– Такъ вотъ что: вы знаете Мартынъ Потапыча?
– Господи… Помилуйте…
— Прекрасно. Такъ пойдите и сейчасъ же дайте ему телегра…
Мы заткнули ему ротъ носовымъ платкомъ и повели къ выходу.
– Я сть хочу, — заявилъ Подлюкинъ.
— Пожалуйста. Эй, буфетчикъ! Дайте этому господину покушать…
– Что прикажете?
Подлюкинъ бросилъ на насъ косой взглядъ и сказалъ:
— Такъ на словахъ трудно выбрать кушанье… Дайте я на бумажк напишу.
— Сдлайте одолженіе.
Я поглядлъ черезъ плечо Подлюкина и замтилъ, что меню было странное: на первое — "Мартыну Потапычу", на второе "Выручайте, несправедливо арестованъ, освобод…"
— Э, — сказалъ я, вырывая бумажку. — Этого въ буфет нтъ. Выберите что-нибудь другое…
Онъ заскрежеталъ зубами и сказалъ:
— Вамъ же потомъ хуже будетъ.
Его повели.
Какой-то всовщикъ пробгалъ мимо и, увидвъ нашу процессію, съ любопытствомъ пріостановился.
Подлюкинъ подмигнулъ ему и крикнулъ скороговоркой:
– Я арестованъ! Тысячу рублей, если сообщите объ этомъ Мар…рр…
Мы заткнули ему ротъ.
– Кому онъ говорить сообщить? — съ истерическимъ любопытствомъ впился въ насъ всовщикъ. — Какой это Map…?
— Не какой, a какая, — твердо сказалъ я. — Map — это Маргарита, шведка тутъ одна, съ которой онъ путался.
До арестантскаго вагона вели его съ закрытымъ ртомъ. Онъ краснорчиво мигалъ глазами встрчавшейся публик, дергалъ ногой, но все это было не особенно вразумительно.
Посадили.
– Ф-фу! Наконецъ-то можно отдохнуть.
– Чортъ знаетъ, какой тряпкой вы мн затыкали ротъ. Наврное, ротъ полонъ грязи, — проворчалъ Подлюкинъ. — Пойду въ уборную, выполоскаю ротъ.
— Только имйте въ виду, что мы будемъ сторожить y дверей.
— Сколько угодно!
Онъ криво усмхнулся и побрелъ въ уборную.
Мы стали на страж y дверей. Сначала былъ слышенъ только обычный грохотъ колесъ — потомъ рзкій звонъ разбитаго стекла.
– Выскочилъ! — кричалъ одинъ.
– Ничего подобнаго! Онъ просто выбросилъ изъ разбитаго окна какую-то бумажку, a пастухъ, сидвшій на насыпи, схватилъ ее и убжалъ.
– Сорвалось!
– Я говорилъ, что глазъ нельзя было спускать…
— Можетъ, бумажка не дойдетъ.
– Какъ-же, надйтесь. Нтъ, теперь ужъ не стоить и сторожить… Эй, господинъ Подлюкинъ… На ближайшей станціи можете и выходить. Ваша взяла.
– Ага… То-то и
оно.И въ порыв великодушія добавилъ сіяющій Подлюкинъ:
— Я васъ прощаю.
P. S. Я нахожу этотъ фельетонъ совершенно цензурнымъ. Если цензура его пропустить, то я надюсь, Мартынъ Потапычъ не подниметъ крика по этому поводу…
Если же цензура не пропуститъ фельетона, найдя въ немъ разглашеніе не подлежащихъ оглашенію тайнъ, я промолчу. Во всякомъ случа жаловаться къ Мартынъ Потапычу не побгу…
МЫШЕЛОВКИ
(О русскихъ курортахъ и тому подобной гадости)
Поздъ подходить къ курортной станціи…
Нсколько лнивыхъ туземцевъ, снабженныхъ грязными щупальцами для переноски тяжестей и называемыхъ поэтому носильщиками, врываются съ алчнымъ видомъ въ вагоны и приступаютъ къ раскопкамъ съ цлью извлеченія изъ-подъ чемодановъ и узловъ драгоцннаго человческаго матеріала.
Извлеченное изъ-подъ обломковъ и вытащенное на перронъ человческое тло сразу становится "курортнымъ больнымъ".
Существо это — жалкое, забитое, отъ всхъ униженное и оплеванное…
– Вамъ что — номеръ?
— Да, мн бы номерокъ… недорогой.
— На билліард y насъ одно мсто еще есть. Въ ванной можно устроить.
— Ну, нтъ… Спасибо. Извозчикъ, позжай въ другую гостиницу!
– Н-но, ты, каракатица! Ползи, что ли.
Ползутъ…
– Мн бы номерокъ. Недорогой.
— Пожалуйте: на билліард есть, потомъ, ежели ванную уважаете, или на галлерейк тоже можемъ.
– Извозчикъ, вези дальше. Что жъ ты, братецъ, уврялъ меня, что тутъ есть номера… Врать ты, я вижу, мастеръ.
– Никакъ нтъ, не вру я. Номера тутъ есть.
– Такъ вотъ — они же говорятъ, что нтъ.
– Не знаю, a только номера есть.
– Послушайте: вотъ извозчикъ говоритъ, что номера y васъ есть.
– Номера? Номера y насъ есть.
– Какъ же вы говорите, что нтъ.
— Мы не говоримъ, что нтъ. A только, можетъ быть, вы на билліард предпочитаете или въ ванной.
— За сумасшедшаго вы меня считаете, что ли?
– Не знаю, a только больной такъ уже привыкъ къ безнумеровью, что прямо, какъ прідетъ — сейчасъ же на билліардъ лзетъ. Даже и въ газетахъ пишутъ: курортъ переполненъ, больные спятъ на билліардахъ и въ ваннахъ…
– Значить, номера есть?
– Пожалуйте. Вотъ номерокъ въ четырнадцать рубликовъ.
— Да мн помсячно не надо.
– Это, виноватъ, поденно. Помсячно триста.
– Крестъ-то на васъ есть?
– На насъ-то? Давно поставили. Мы — курортъ, съ насъ что взять. Такъ какъ же номерокъ, желаете?
– Давай, чтобъ онъ провалился, вашъ курортъ!
— Никакъ нтъ, грунтъ y насъ крпкій. Васька, тащи чемоданы!
— Хозяинъ! Тутъ y васъ изъ окна дуетъ.