Караси и щуки
Шрифт:
A когда мн совсмъ прожужали уши о знаменитой слобод, и я похалъ туда — я увидлъ рядъ грязныхъ покосившихся домовъ, поломанные заборы, подъ каждымъ изъ которыхъ лежало по пьяному мщанину, a изъ домовъ неслись крики, хохотъ гостей, взвизгиваніе женщинъ и звуки скрипки и разбитаго піанино: это добродтельныя двушки и жены укрпляли славу своей удивительной слободы.
Ибо сказано — о Выборг ли, о Марьиной слобод ли: черезчуръ большой успхъ — портитъ.
НАЧАЛО КОНЦА…
Вполн умстнымъ
Вотъ какое сообщеніе появилось въ газетахъ. A дальше — мы уже справимся сами безо всякихъ газетъ и сообщеній… Мы знаемъ, что было дальше.
Снисходительно улыбаясь, Вильгельмъ вошелъ въ подъздъ маленькой второстепенной гостиницы и спросилъ: — A что, голубчикъ, не найдется ли y васъ номерокъ… такъ марки на три, на четыре?..
– О, ваше величество! воскликнулъ остолбенвшій портье. — Для васъ y насъ найдется номеръ въ дв комнаты, съ ванной за двадцать марокъ…
– О, нтъ, нтъ — что вы. Мн именно хочется испытать что нибудь попроще. Именно такъ, марки на три…
– Весь въ распоряженіи вашего величества, — изогнулся портье. — Попрошу сюда, налво. Номерокъ, правда, маловатъ и темноватъ…
– Это ничего… Цна?
— Три марки, ваше величество.
— За мной.
Кайзеръ шагалъ пшкомъ по улицъ, a за нимъ шла восторженная толпа. Тихо шептались:
– Обратите вниманіе, какъ онъ просто держится… Прохался въ трамва за десять пфенниговъ, a теперь нанялъ номеръ въ три марки… Что за милое чудачество богатаго внценосца! Интересно, куда онъ направляется сейчасъ?..
— A вотъ смотрите… Ну, конечно! Вошелъ въ дешевую общественную столовую.
— Господи! Зачмъ это ему?
— Наврное, попробовать пищу. Хорошо ли, дескать, насъ кормятъ?..
– Это вы называете — попробовать? Да вдь онъ уплетаетъ в за об щеки. Слышите, какой трескъ?
— Дйствительно, слышу. Что это трещитъ?
— У него. За ушами.
– Ну, ей Богу же — это мило! Зашелъ, какъ простой человкъ въ столовую и стъ то же, что мы димъ.
– Какъ не любить такого короля!
– Правда — чудачество. Но какое милое, трогательное чудачество.
– Вотъ онъ… выходить. Сейчасъ, наврное, подадутъ ему карету. Любопытно, въ какихъ это онъ каретахъ, вообще, здитъ?
– Удивительно! Пшкомъ идетъ… Заходитъ въ табачную лавочку… Что это онъ? Покупаетъ сигару! Да разв найдется y лавочника сигара такой цны, на которую онъ куритъ… Что? За пять пфенниговъ?!! Нтъ — вы посмотрите, вы посмотрите на этого удивительнаго короля!
– Очевидно, ршилъ за сегодняшній день испытать все.
— Тмъ пріятне завтра будетъ вернуться ему къ императорской изысканности и роскоши.
Черезъ три дня:
– Кто это прохалъ тамъ въ трамва? Странно: на площадк народу биткомъ набито, a онъ детъ внутри совершенно одинъ.
— А, это нашъ кайзеръ. Разв вы не узнали?
– Но вдь онъ уже разъ прохался въ трамва. Зачмъ же ему еще?
— Я тоже немножко не понимаю. Третій день здитъ. Заплатитъ кондуктору и детъ.
— Странно. A публика не входитъ внутрь вагона — почему?
– Ну, все-таки кайзеръ, знаете. Неудобно стснять.
— A куда это онъ детъ?
— Вотъ уже выходитъ. Сейчасъ увидимъ. Гм! Опять заходить въ общую столовую.
– Пищу пробуетъ?
– Какое! стъ во вс лопатки. Вчера чай пилъ тутъ тоже — такъ два кусочка сахару осталось. Въ карманъ спряталъ.
– Что вы говорите! Зачмъ?
– Одинъ придворный тоже его спросилъ. A онъ отвчаетъ: «Пригодится, говоритъ. Одинъ кусочекъ подарю Викторіи-Август, другой кронпринцу, если ему Верденская операція удастся».
— Прямо удивительный чудачина! Я думаю, пообдавъ, швырнетъ сотенный билетъ и сдачу оставляетъ двушк?
– Нтъ, вы этого не скажите. Вчера налъ онъ на четыре марки и десять пфенниговъ. Далъ двушк пять марокъ в говоритъ: оставьте себ двадцать пфенниговъ, a семьдесятъ гоните сюда.
— Такъ и сказалъ: гоните сюда?
– Ну: можетъ, выразился изысканне, но семьдесятъ пфенниговъ все-таки сунулъ въ жилетный карманъ. Потомъ на нихъ (я самъ видлъ) купилъ 3 воротничка.
– Хватили, батенька! Что это за воротнички за семьдесятъ пфенниговъ?!
— Даже за шестьдесятъ. Бумажные. A на оставшіеся десять пфенниговъ купилъ сигару. Докурилъ до половины и спряталъ.
— Какое милое чудачество!
— Ну, какъ вамъ сказать…
Черезъ недлю.
– Виноватъ, позвольте мн пройти внутрь трамвая…
– Куда вы прете! Неудобно.
— Это почему же-съ?
— Тамъ кайзеръ сидитъ.
– Опять?!
– Да-съ, опять.
– Господи, что это онъ каждый день разъздился. Торчи тутъ вчно на площадк!..
– Ничего не подлаешь. Вс одинаково страдаемъ. Раньше хоть свита его здила, a теперь и т перестали.
– Собственно, почему?
– Собственно изъ-за сигары. Такія онъ сигары сталъ курить, что даже Гельфериха, друга его, извините, стошнило. Съ тхъ поръ стараются съ нимъ въ закрытыя помщенія не попадать.
– Гм!.. Большое это для насъ неудобство.
— И не говорите! Занимаю я номеръ въ гостиниц «Розовый Медвдь», какъ разъ рядомъ съ нимъ… И что же!
— Разв онъ до сихъ поръ въ этомъ «Медвд» живетъ?!
— Представьте! Отвратительнйшій номеришко въ три марки, и такъ онъ туда представьте вгвоздился, что штопоромъ его не вытянешь. Ну, вотъ. Такъ придешь домой — портье жить не даетъ: сапогами не стучи, умываться или что другое длать (перегородка-то въ палецъ) не смй — чистое наказаніе! Будто не можетъ человкъ себ дворца выстроить.